Сэм Льювеллин - Кровавый удар Страница 15

Я взорвался:

— Итак, ты мне не скажешь, в чем же дело?

— Если ты сам не понимаешь, я не стану тебе ничего объяснять. А если понимаешь — не стану тем более. — Его руки дрожали. Он побелел как снег, в глазах появилась неподдельная тревога.

И этот человек — мой брат!.. Он всегда ненавидел меня. Если бы он мог убить меня сейчас, он бы, не задумываясь, сделал это.

"Наверняка в истории с эстонцем есть что-то, чего мы не знаем", — примерно так сказал мне Мартин Карр.

Я встал и, не прощаясь, вышел из этого чужого мне дома в душную лондонскую ночь.

Глава 7

Я промчался через юго-западные районы Лондона со скоростью более шестидесяти миль в час. Автострада М2 открылась передо мной вереницей сияющих огней. Теперь скорость достигала ста миль в час. Я гнал "Нортон" в сторону Пауни.

В Пауни я промчался по окраинным улицам, нарушая все Правила. Черное, тяжелое небо сливалось с землей. Последние посетители покидали бары. Половина двенадцатого вечера. Разбитая дорога привела меня к воротам с надписью: "Территория охраняется. Время закрытия — 24.00". За воротами высоко торчали краны. Грузовики выстроились к ним в ожидании, когда их нагрузят ржавым корабельным хламом, чтобы отвезти его неподалеку на свалку. У пристани стояли баржи и несколько кораблей, пронзающих мачтами черноту ночного неба. Я выехал на пристань, заглушил мотор и старательно посадил мотоцикл на цепь, прищелкнув ее замком к кольцу причала.

Внезапно мне в лицо ударил свет фонаря.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил кто-то голосом, вовсе не обещающим помощь.

Я снял шлем и сощурился. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидел перед собой человека, одетого в форму с блестящими металлическими пуговицами.

— Я ищу Барбару Энн.

— Это там. — Человек в форме указал фонарем в глубь пристани. Фонарь осветил грязные камни и чернильную воду. — А что вы там ищете? — полюбопытствовал он.

Я успел разглядеть его длинные, давно не стриженные волосы. Не похоже на охранника.

— Мне нужна она.

Человек в форме на миг задумался, потом предупредил:

— Ворота закрываются через тридцать минут.

— Вы позволите мне пройти?

— Да, сэр. Осторожно на пристани. Очень скользко. — Он развернулся и зашагал прочь, освещая себе дорогу фонарем.

Я пошел по пристани. Ноги разъезжались в грязи, пахло сыростью и гнилью.

Впереди показались силуэты старых полуразвалившихся кораблей. Какая-то ночная птица с резким, пронзительным криком взлетела прямо передо мной из-за груды железного лома.

Я подошел к небольшой, видимо давно списанной, барже, возле которой раскачивался на столбе тусклый фонарь. С большим трудом мне удалось разобрать плохо сохранившуюся надпись на борту: "Барбара Энн".

— Эй! — крикнул я. — Кто здесь?

— А кто нужен? — отозвался женский голос. Акцент был мягкий, ливерпульский. Акцент, с которым говорила Мэри. Последний раз, когда я виделся с ней, ее голос был такой жалобный, всхлипывающий! Сейчас он был напряженным, к чему-то готовым. Мне показалось, что я слышу ее тревожное дыхание.

— Ты! Ты мне нужна!

Меня вполне можно было разглядеть, несмотря на тусклый свет.

— Лезьте сюда, на борт.

Я поднялся на баржу по деревянной приставной лестнице. Перила казались на ощупь мягкими.

— Туг все сгнило, — сказал я Мэри.

— Сгнило, — согласилась она.

Мы двинулись по прогнившей палубе.

— Ступайте осторожно, — предупредила Мэри.

Она привела меня в кубрик. В нем было так же грязно и неуютно, как в отеле "Адельфи". Плитка, на которой стряпали, полка для посуды и большой диван с торчащими из него пружинами. Вот и вся обстановка. При свете парафиновой лампы я разглядел, что стены здесь тоже покрыты рисунками и надписями.

— Здесь, конечно, все не так, как на "Лисице", — сказала Мэри. Убогость обстановки, кажется, совсем не смущала ее. — Джонни собирается починить баржу.

Какой Джонни? Я молчал. Починить "Барбару Энн" было труднее, чем потушить лесной пожар.

— Выпьем, — предложила Мэри. Она достала с полки бутылку виски, два пластмассовых стаканчика и наполнила их. Потом подала мне мою долю выпивки и села на диван. Волосы рассыпались по плечам, лицо при свете лампы казалось серо-желтым. Она отхлебнула виски и спросила:

— Как вы меня нашли?

— Дин помог. Ты его видела? — Я сел рядом с ней.

— Последний раз — два дня назад. — Ее испуг прошел, появилась неловкость. Не обо всем она захочет со мной разговаривать.

— Как ты здесь оказалась?

— Джонни привел. Он, конечно, никогда не починит свою баржу. Но здесь спокойно. — Ее глаза тревожно метались. Они явно что-то скрывали, эти ирландские голубые глаза.

Я спросил:

— Тот эстонец... Дин сказал, что ты его знала.

— Леннарт. Его звали Леннарт Ребейн.

— Вы дружили?

Мэри тонкими пальцами убрала волосы за уши.

— Он хороший парень. Был хорошим парнем. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь по душам. Мне тоже. В Амстердаме мы с ним ходили в кафе, в картинную галерею. Вот и все.

— Я не спрашиваю о ваших отношениях, — сказал я. — Ты знаешь, зачем он хотел видеть меня?

— Он был такой сумасшедший! Когда мы стояли в Амстердаме, он переплыл канал туда и обратно, чтобы достать мне цветы.

— Так что же было той ночью, когда он погиб?

— Он сказал, что хочет меня видеть. Хочет, чтобы мы вечером встретились.

— Понятно. А со мной он в тот вечер собирался поговорить?

— Он видел вас по телеку. Вы сделали фильм о Польше, да? Он хотел, чтобы все знали правду о России и Эстонии. Он говорил, что ему понравился ваш фильм. Он хотел рассказать вам об Эстонии, попросить, чтобы вы туда поехали. Так он говорил...

Я потер лоб рукой, пытаясь сосредоточиться.

— Почему ты убежала?

Теперь она смотрела на меня в упор. В ее глазах зажглись злые огоньки.

— Если бы вы отсидели шесть месяцев в тюрьме, вы бы тоже не торчали на "Лисице" и не ждали, когда придут полицейские.

Я подумал о Дине, сбежавшем от людей службы безопасности, о его развороченной комнате в "Адельфи". Я подумал о Пинсли, обыскавшем "Лисицу". Я подумал обо всех, кто искал Мэри.

— Враки! — отрезал я.

Мэри подскочила на диване так, будто я ее ударил.

— Что вы имеете в виду?

— Дина избили какие-то люди. Они что-то у него искали. Они искали и тебя. Что они хотят найти?

— Не знаю.

Я подвинулся ближе к ней.

— Послушай, есть важные люди, занимающие высокие посты. Они не будут играть в игрушки. Ты не можешь оставаться здесь вечно, пока эта развалина не сгниет.

Мэри посмотрела на меня сердито, что-то обдумывая.

Она видела перед собой человека, который был старше ее на пятнадцать лет. Человека, которого, надеюсь, уважала. Но она и сама пользовалась авторитетом на "Лисице". Она видела перед собой своего шкипера, которому доверяла, который не раз выручал ее из неприятных ситуаций и мог помочь снова.

— Он дал мне коробочку, — сказала она.

— Кто?

— Леннарт. Леннарт Ребейн.

Я напрягся. Во мне просыпался старый Билл Тиррелл с его журналистским инстинктом.

— Что в ней было?

— Я ее не открывала.

— Расскажи все сначала.

— Это было в Амстердаме. Он попросил, чтобы я помогла ему провезти в Англию эту коробочку. Он сказал, что, если она будет при нем, это грозит ему опасностью.

— И ты взяла?

Она кивнула.

— Где она?

— Я боялась оставлять ее у себя. Я сказала Дину, и он обещал надежно спрятать.

Люди из службы безопасности приходили к Дину, чтобы узнать, где скрывается Мэри. Они дотошно обыскали его берлогу.

— Кто-нибудь с тех пор приходил к тебе за ней?

Она отрицательно покачала головой.

— Никто не знает, где я.

— Кроме Дина?

— Кроме Дина.

— Значит, Леннарт Ребейн хотел в тот вечер поговорить со мной?

И взять эту коробочку? И встретиться с тобой?

Она кивала: да, да, да...

— А он не говорил тебе о том, что в ней? Хотя бы намеком?

— Он сказал — что-то очень важное. Вот и все.

— Наркотики?

Мэри отрицательно покачала головой:

— Нет. — Мэри была большим специалистом по наркотикам. — Она была небольшая. Меньше пачки сигарет, — продолжала она, — легкая. И потом, я ему сразу заявила, что не хочу связываться с наркотиками. Нет-нет, я уверена.

В голубых глазах накапливались слезы.

— Это какой-то кошмар. Дин сказал, что мне грозит страшная опасность. Я боюсь. Но я ничего не знаю. Совсем ничего.

— Пойдем в полицию, — предложил я.

Слезы полились ручьем.

— Они не сделают тебе ничего плохого.

— Ну да! Уж я-то их знаю!

— Я вскоре иду на "Лисице" в Финляндию. Пойдешь со мной?

Ее лицо осветилось улыбкой.

— Но сначала в полицию, — жестко сказал я. — Надо им все рассказать, как было. А потом на поезд — ив Бейсин.

— Хорошо, — согласилась она, опустив голову.

— Завтра утром. — Я протянул ей десять фунтов. — Возьмешь такси. Встретимся на вокзале.