Назим Зейналлы - В Париж на поминки Страница 15

− Есть здесь кто-нибудь?

Никакого ответа. Я подождал ещё. Пахло мускусом. Размышляя, куда теперь двинуться, огляделся. Жаль, Фуада не было рядом, а то пропустил бы его вперёд. Не успел я сделать и трёх шагов, как глаза начали привыкать к полумраку, впереди среди колонн я увидел сидящих на ковре трёх старцев, о чём-то увлечённо беседующих. Быстрыми шагами подошёл к ним, когда они заметили меня, остановился. Один из них встал, поклонился и, повернувшись, начал спускаться по лестнице. Из окна доносились звуки музыки. Подойдя к раскрытому окну, я замер. Весь город и площадь были как на ладони, весёлые и нарядно одетые мужчины и женщины, ловко двигая телами, плясали посреди площади. Мужчины были в тёмных брюках, широких красных поясах и белых рубашках с объёмными рукавами. Их руки в танце двигались, разрезая воздух как мячи. Женщины были в длинных платьях, облегающих спереди и с широким шлейфом сзади. В руках они держали большие веера или шали, которые то закручивались вокруг женских станов, то кружились в воздухе как языки пламени. Танец сопровождался звуками гитар, ударами каблуков и ритмичными хлопками в ладоши. Рядом, танцуя, по площади носились дети. Это было карнавальное гулянье. За площадью виднелся прекрасный дворец с восьмигранными фонтанами. Сады окружали город со всех сторон. Залюбовавшись этой красотой, я не заметил, как ко мне подошёл старец, который ушёл, увидев меня. Сузив глаза, он пристально смотрел на меня, держа в руках небольшую квадратную доску с орнаментом. Смерив меня испытующим взглядом и передав мне эту доску, он рукой указал на украшенную цветным витражом дверь. Войдя в неё, я оказался в царстве воздуха, пышной вьющейся зелени и цветов. Я прошёл вперёд, но какая-то сила меня остановила. Издалека послышался всё усиливающийся звук ветра, я опустился на колени, вернее, сперва на левое колено и поставил доску перед собой как книгу. Полоса тусклого света светила только над моей головой, в том месте, где я стоял. Открытой ладонью правой руки опёрся об землю, опустил голову. Усиливающийся ветер начал задувать на доску землю и на ней появлялись странные быстро меняющиеся знаки. Из-под правой руки неожиданно появился жук скарабей, который катил огромный шар из навоза. Скарабей с шаром заполз на доску, дополз до середины доски и закопал шар в землю. Затем начал ползти в мою сторону, заполз на левую руку, я несколько раз попытался стряхнуть жука, но рука только скользила по нему. Скарабей добрался до плеч, забрался за воротник и пропал. В этот миг на доске, там, где был закопан шар, появилось маленькое яркое солнце, и я почувствовал на груди шевеление скарабея. Маленькое солнце поднялось над доской, затем медленно начало подниматься всё выше и выше, раскрашивая всё вокруг неземными цветами. Оно взлетело вверх, превратилось в огромное Солнце, поднялось так высоко, что залило тёплым светом всё полутёмное пространство. Затем в чашечках цветов и листьев появились блестящие капельки росы, которые скатывались от ветра и падали на землю. Я услышал знакомые звуки падающей воды, блестящие капельки теперь падали в виде дождя. Я встал с колен, поднял доску с орнаментом и пошёл под проливным тёплым дождём.

На обратном пути передо мной возник старец, он ждал меня. Я вернул ему доску и встал у окна, откуда доносились крики. Посреди площади горели костры, люди в капюшонах и с крестами на груди жгли женщин. Их детей скованных цепью гнали в монастыри. Среди людей с капюшонами я разглядел одного из трёх старцев сидевших на ковре. Инквизиция?! Крестом и мечём прекрасная страна, одна из наиболее цветущих частей Европы, была стёрта с лица земли. Несметные богатства были разграблены и уничтожены корыстными церковниками, а религия служит для этого поводом. Безразличный к чужой беде мир погрузился во тьму и мрак, озарявшийся лишь огнями костров. Мне вдруг вспомнилось, как то-же самое произошло с моей родиной. Потрясённый, я вышел на улицу. Ко мне подошёл Зейд и хрипло сказал:

− Аль — Андалус, Кадис, Севилья, Мадрид, Кордов…

Мы стояли в растерянности, опустив головы, думая каждый о своём. Я − о наших потерях и боли − Шуша, Ходжалы, Лачин, Иреван, Агдам…

Зейд заторопился и, как бы оправдываясь, произнёс:

− Намаз.

Я понял, ему надо на молитву перед восходом солнца. Мы попрощались. Париж был совершенно пуст, будто вымер. Я взглянул на часы − десять минут шестого. Оглянувшись по сторонам, я быстрым шагом пошёл в сторону отеля, слыша только эхо своих шагов.

Фуад ещё спал, и вещи были разбросаны по всей комнате. − Вставай, сокровище с гор. Чего разлёгся как мумия в пирамиде. Мы опаздываем.

− Кофе хочется, − сказал он сквозь сон.

− В постель?

Он скорчил гримасу и повернулся на другой бок.

− А где наша подружка Юсико? Что-то я её не вижу… В туалете её нет. Не беги, − только успел я крикнуть ему в спину.

Фуад повернулся и посмотрел на меня удивлённо.

− А где она? − обвёл взглядом комнату и продолжил:

− Малик, она не могла просто так исчезнуть. Может она пошла что-нибудь купить, − с надеждой сказал он, натянул на себя рубаху и штаны, сел в кресло и уставился на меня.

− Ну да, в шесть часов утра сюрприз тебе сделать решила, побежала за японскими лунными пончиками. Ты дверь закрывал?

− Да, конечно.

− Значит, её не украли. Вернее всего, она сама ушла, даже не посчитала нужным попрощаться. Не справился, получается. Видно пончиков объелся, вот и результат. Улетел наш «жаворонок». Что теперь про нас в дружественной Японии подумают? Вот, оказывается, какие они, хвалёные кавказцы.

− Это не смешно. Нет, дело не в этом. Под утро мне сквозь сон показалось, что слышу плач. Как только я обнял её, он прекратился.

Мы оба ринулись к кровати. Подушка была влажной, если не сказать больше.

− О чём это говорит? Как ты думаешь? Только прошу без иронии, − буркнул он. − Это говорит о том, что надо оставить пару евро горничной и собираться. Поговорим по дороге в аэропорт, уже почти половина седьмого.

Через десять минут мы перешли площадь и очутились на улице Терне. Остановили такси, Фуад сел спереди рядом с водителем и автомобиль на хорошей скорости понёсся по дороге в аэропорт. Фуад несколько минут сидел, пристально глядя куда-то вниз, потом повернулся и пристально глядя на водителя, что-то ему сказал. Своё плохое настроение он явно собирался на ком-нибудь сорвать.

Водитель недовольно фыркнул и нахмурился, но Фуад так просто не собирался отставать, и он снова уткнулся вниз, показывая водителю на счётчик. Водитель окинул нас хмурым взглядом и устало отмахнулся.

− Ты видел, Малик, этот французский олень держит нас за фраеров. Включил счётчик по ночному тарифу и думает наколоть нас. Размечтался. Нет, я не против, но ты культурно попроси, мы разве не дали бы. Теперь хрен он получит, а тебя прошу, не вмешивайся. Я ему сам всё объясню на доступном языке.

− Фофа, только не как с московским бомбилой.

− Не беспокойся. Смотри, какой наглый, даже когда его поймали за руку на воровстве, он ещё отмахивается от нас как от назойливых мух. Эти французы точно обнаглели, мафия какая-та.

Водитель выпучил глаза и как попугай повторил за ним несколько раз:

− Мафия, мафия… − затем добавил, что даже я понял. − Русская мафия.

− Тебе не кажется, что он “включил дурака” и издевается над нами? − взвился вышедший из себя Фуад.

− Фуад, я понимаю, у тебя была тяжёлая ночь, но при чём этот бедный водитель. Оставь его в покое. По дороге не только леса, даже приличного парка не видно. В Москву его повезёшь? Давай лучше спокойно доедем, вон и аэропорт виден. Деньги я ему дам.

− Нет, не смей, обижусь. Это принципиально.

Такси, взвизгнув, подъехало к входу, над которым большими буквами была надпись Departure — Le depart.

Фуад повернулся к водителю, пристально посмотрел на него, потом порылся в карманах и швырнул ему в лицо деньги. Выйдя, он хотел обойти машину и продолжить разговор, но я вовремя успел взять его за руку и увёл вовнутрь аэропорта. Водитель от страха сидел молча, не шелохнувшись.

− Этот наглец получил по заслугам, сто российских рублей. Вот его цена! − победно заявил он. − А машину водит как моя бывшая жена.

Я только устало отмахнулся.

− Твоя жена убежала от тебя, и я её понимаю, − произнёс я с сочувствием. − Ты бешеный!

Хотя бывшая его жена Роза не нуждалась в сочувствии. Женщина, мягко говоря, со сложным характером и с вечными претензиями, уехала в конце восьмидесятых в Канаду, прихватив с собой их единственного сына. С того времени от них не было никаких известий.

Огромный аэропорт Шарль де Голль “гудел”, шум сотен и тысяч голосов, гул самолётов, голоса из динамика и мелькающие цифры на огромном табло. Людей у табло скопилось немало, и каждый ждал когда объявят его рейс. Надо было найти по номеру рейса стойку регистрации и спешить на посадку. Фуад вдруг остановился, протянул мне лист бумаги и пробормотал: