Цю Сяолун - Когда красное становится черным Страница 16

Они поняли, что культурная революция была национальной катастрофой, где каждый индивидуум был разломан на кусочки, «сгорел дотла», как сказано в революционном лозунге. Однако для них это было подобно возрождению из пепла.

Ян особенно любил стихотворение под названием «Ты и я», написанное в XIII веке поэтессой по имени Гуань Даошэн. Стихи были страстными, что не часто встретишь в классической китайской поэзии.

Сумасшедшие мы и отчаянны,Горячи, словно жар от огня.Две фигурки из глины гончарной,Схожих так на тебя и меня.

Ты разрушь нас, гончар,Вновь полей нас водою,Преврати в мягкий глиняный ком.Мы сольемся телами с тобою,Два в одном, навсегда, два в одном».

После того как Пэйцинь очень эмоционально прочитала эту длинную цитату, она сказала:

– Но такая страсть в кадровой школе едва ли могла быть понятой. И что еще хуже, так это то, что эту страсть увидел один из руководителей школы, расценив это как бесстыдный вызов партии.

После этого было созвано собрание для показательной проработки. Ян стоял на временно сооруженном помосте и выслушивал слова осуждения, в которых говорилось, что он является отрицательным примером реакционных интеллектуалов, что он влюбился, противопоставив себя идеологическим реформам.

Участь Инь была немногим лучше: помимо строгого выговора по партийной линии, ей приказали стоять босой на помосте рядом с ним. На ней не было таблички, зато на ее шею повесили гирлянду связанных шнурками рваных ботинок, как знак позора, используемый веками, как предупреждение, что ею пользовались множество мужчин, именно столько, сколько на ней грязных ботинок.

Здесь приводится известная цитата председателя Мао, – продолжала Пэйцинь. – «В этом мире нет беспричинной любви или ненависти». Должно быть, в этом и кроется причина этих двух «черных элементов», слившихся друг с другом, сказали революционные критики. У них, должно быть, общая ненависть к культурной РЕВОЛЮЦИИ, заключили они.

Инь и Ян оставались непокорными, продолжая встречаться в любое время и в любом месте, где только возможно, несмотря на повторные предупреждения со стороны руководства кадровой школы.

Потом его поместили в «отдельную комнату» лишив тем самым всякого контакта с внешним миром и Инь. Ему приказали целыми днями писать исповеди и самокритику. Он отказался, заявляя, что нет ничего неправильного в том, что один человек любит другого. Прошла неделя, Яна отправили на весь день работать на рисовые поля, потом обратно заключили в изолятор, где он писал по вечерам.

Она также ужасно страдала. Половина ее головы была сбрита наголо. Это была специальная прическа, названная стрижкой Инь-Ян, применяемая к классовым врагам, – жестокая забава с использованием имен семьи. Она даже не заботилась о том, чтобы носить шляпу, просто расплачивалась за свою страсть ценой гордости.

Что еще хуже, ей не разрешалось видеть Яна. После рабочего дня она могла только прогуливаться одна вокруг хижины, в которой он содержался, надеясь поймать беглым взглядом его силуэт в окне. Она продолжала повторять строчки, которым он научил ее:

Ответь же, прекрасная звездная ночь,лишь ты мне способна помочь.Почему здесь стою на ветру и в морозв ожидании грез?Не сейчас я потерян, а очень давно.Мне уже все равно, мне уже все равно.

Вскоре Ян снова заболел. Из-за того, что руководство школы перестало обращать на него всякое внимание, ему было трудно получать правильное лечение. Фельдшер уверял, что серебряная игла для иглотерапии может излечить любую болезнь, потому что председатель Мао сказал, что традиционная китайская медицина может творить чудеса. Инь было отказано в посещении вплоть до последнего дня его жизни. Глядя на него, любой мог видеть, что он потерял всякую надежду. Тот день был очень холодный, а его руки в ее руках еще холоднее. Все его соседи по общежитию ушли из комнаты под разными предлогами, оставляя их двоих вместе. Держа ее руки, он оставался в сознании до конца, хоть и не мог говорить. Он умер в своей постели, на ее руках. Как в стихотворении, которое перевел Ян:

Если холодно тело как снег,Если тело мое словно лед,Лишь твое тепло мне вернет,Жизнь вернет мне на целый век.

Спустя два года культурная революция завершилась. Кадровая школа была распущена. Инь снова вернулась в институт. Со знанием английского языка, которому ее научил Ян, ее взяли в институт преподавателем.

Что касается Яна, то официально было объявлено, что он умер своей смертью.

Он не был казнен или забит до смерти, как другие интеллектуалы, поэтому не было нужды выявлять обстоятельства его последних дней жизни. В те годы подобным образом умерли многие. Никто не беспокоился о нем. Ничего не было сделано для него и в первые несколько лет после культурной революции.

В начале восьмидесятых годов власти издали документ под названием «Поправки к кампании критики правых элементов в пятидесятых годах», в котором говорилось, что очернение огромного числа интеллектуалов было ошибкой, хотя «в это время были некоторые люди, вынашивающие злобные планы против правительства». В любом случае выжившие больше не считались правыми, поэтому в праздники они как ни в чем не бывало запускали фейерверки. Был снят фильм о тех правых, кому посчастливилось найти свою любовь во время осуждения, и кто каким-то чудом выжил и теперь должен принести себя в жертву ради построения социализма.

В запоздалой поминальной службе с Яна посмертно был снят ярлык правого и он был назван «товарищем Яном». Мало кто из его коллег посетил ту поминальную службу. Некоторых из них не позвали, потому что руководство школы было уверено в том, что люди, должно быть, уже позабыли его. На поминальной службе смерть Яна была названа «печальной и серьезной потерей современной китайской литературы». Об этом событии было сообщено в местной газете.

Хотя был еще один случай, не получивший освещения. Цяо Мин, один из главных руководителей школы, тоже пришел на поминальную службу. Инь со злостью плюнула ему в лицо. Люди поспешно разняли их. «Прошлое есть прошлое», – сказали ей и ему.

Жизнь текла как обычно. Она осталась одна и занималась правкой рукописей стихов Яна. Шанхайское издательство опубликовало собрание его сочинений. Но это все до того, как был напечатан роман «Смерть китайского профессора», когда о Яне снова заговорили, точнее, о романтических отношениях между Инь и Яном.

Вот суть истории, – сказала Пэйцинь в конце своего рассказа. – Все, что я тебе сказала, основано на информации, собранной мной в библиотеке из рецензий и из воспоминаний очевидцев.

– Есть что-нибудь еще?

– Ну, есть много откликов о книге.

– Расскажи мне о них.

Некоторые верили, что история их романа очень правдива. А кто-то даже обвинял ее в его смерти. Не будь их отношений, руководство не стало бы «взъерошивать перья» и преследовать его. Он мог бы выжить. – Пэйцинь уселась поудобнее и прижалась к плечу Юя. – Кто-то совсем не верил в историю. По одной простой причине: в кадровой школе не было места для романтической любовной истории. Спальные комнаты были тесными, и они не могли найти другого места, чтобы встречаться, даже если бы у них было желание и энергия. Не говоря уже о политической атмосфере. Руководство кадровой школы могло быть более бдительным.

– Так что ты думаешь о книге?

– Когда я прочитала ее в первый раз, у меня сложилось неоднозначное впечатление. Некоторые части мне понравились, остальные нет. Хоть я и люблю поэзию Яна, тем не менее была разочарована.

– Правда? Ты не говорила мне об этом.

– В начале семидесятых я прочитала многое из его стихов, и ты знаешь, было небезопасно обсуждать их.

– Но я все-таки не пойму, почему ты была разочарована. Это ее книга, не его.

– Не смейся, но я думаю, он заслуживает большего, а мое первое прочтение могло быть предвзятым.

– Ты имеешь в виду кого-то лучше той женщины на фотографии, на задней стороне обложки книги – сморщенной женщины среднего возраста в очках? – спросил Юй.

– Не знаю. Эта книга могла быть лучше, – сказала Пэйцинь. – Мне не нравится чрезмерно детализированное описание организации хунвейбинов. Это совсем неуместно. И потом, некоторые из этих описаний вызвали у меня отвращение.

– А что с ними было не так?

– Некоторые моменты там очень трогательные, некоторые похожи на мелодраму, что-то вроде страстно влюбленных тинейджеров. Сложно представить, что человек в таком возрасте и такого опыта может быть таким наивным.