Иори Фудзивара - Тьма на ладони Страница 16

Я посмотрел в окно. День начинался совсем не так, как вчера. Солнце уже всходило, и его лучи карабкались все выше по углам небоскребов. Я смотрел в окно, и окна домов отбрасывали мне в глаза блики солнца. Разгоралось утро ранней весны.

Я вернулся к себе. Еще раз заглянул в стол. И понял, что пропала не только кассета. В ящике также не было ни визитки профессора Ёды, ни карты, которую нарисовал Исидзаки. Хотя уж их-то, помню точно, я сунул сюда перед тем, как заперся в переговорной.

Я позвонил охраннику. Имя человека, который сдал вчера ключ от рекламного, они записали. Я спросил, кто это. В 17:50 ключ сдала госпожа Мари Охара, сообщила охрана.

— И вы ничего подозрительного не заметили?

— Да нет… — ответили мне и повесили трубку.

Я взглянул на часы. Полвосьмого. Экстренное совещание директоров вот-вот начнется. Для обычных сотрудников выходить на работу еще рановато. Самое время, чтобы звонить с работы куда тебе вздумается.

Открыв ноутбук, я запустил поиск, который не успел закончить вчера. На экране высветились адрес и телефон. Я снял трубку и набрал номер.

Ответили практически сразу:

— Алло! Ёда слушает.

Голос почти тот же, что и по телевизору. Меня тоже будили сегодня утром, но я говорил куда раздраженнее.

— Господин Ёда?

— Это я…

— Моя фамилия Хориэ, я из компании «Напитки Тайкэй». Извините, что беспокою в такой ранний час. Я хотел уточнить, знаком ли вам Хирохиса Исидзаки, президент нашей компании?

— «Напитки Тайкэй»? Президент Исидзаки?

— Да-да. Вы его знаете?

— Имя слышал. Но встречаться не доводилось.

— То есть вы не знакомы?

— Нет. А в чем дело?

— Странно… — сказал я. — Дело в том, что вчера я просматривал видеозапись, которую сделал господин Исидзаки. А поскольку в этих кадрах оказались и вы, хотелось бы кое-что уточнить.

— Не пойму, о чем вы. Нельзя ли подробнее?

В двух словах я пересказал ему содержание записи. Не упомянув ни о компьютерной графике, ни о рекламном ролике.

— С ума сойти! — с чувством воскликнули в трубке. — Вы знаете… Здесь какая-то ошибка. Я уверен, он снимал кого-то другого. Действительно, я живу на Ниси-Адзабу. Но я не бегаю по утрам. И с господином Исидзаки никогда не встречался… Так вы поэтому звоните?

— Нет, — ответил я. — Я звоню не поэтому. Сегодня ночью президент Исидзаки скончался. А я уполномочен оповестить всех его родных и знакомых.

— Скончался?! Да что вы говорите! Не знаю, что и сказать… Но постойте, ведь смерть такой крупной фигуры — серьезная новость. Только что новости посмотрел — там ничего не было. Да и в утренних газетах об этом ни строчки…

— Это случилось после полуночи. Официальных сообщений прессе еще не делали.

— Вот оно как… Значит, к утренним новостям не успели. А он, я слышал, был еще молодой?

— Шестьдесят шесть. Покончил с собой. В трубке помолчали. Потом отозвались:

— Ужасно, конечно… Очень признателен за сообщение и очень сожалею о том, что случилось. Но, как я уже сказал, с господином президентом я никогда не встречался. Вы уж меня извините за бестактность, но мне, ей-богу, сейчас не до этого…

— Ну что ж, — сказал я, — наверное, господин президент ошибался, считая вас своим близким знакомым. Ради бога, извините за беспокойство.

— Ну что вы, со всеми бывает. Прошу принять мои соболезнования.

— Благодарю вас. Ну что же, буду звонить дальше по списку.

Подбросив ему еще парочку извинений, я повесил трубку. Взгляд упал на экран ноутбука.

Итак. Первое, о чем он подумал, услыхав о смерти Исидзаки: знает ли пресса? Ёда знал, что по возрасту помирать президенту еще рановато[18]. В таких случаях первое, о чем спрашивают, — от чего человек скончался. Но он даже не заинтересовался способом самоубийства. Я нашел в компьютере возраст профессора Ёдьг. Тридцать девять. Проницательный экономист? Герой информационной эпохи?

7

В дверях показался Санада. Торопливыми шажками просеменил через зал и плюхнулся в кресло рядом. Сиденье под ним жалобно скрипнуло, он шумно выдохнул. Таким перепуганным я его еще никогда не видел.

— Хориэ! Какой кошмар, а?!

Как и вчера, без приветствия. Впрочем, от Какисимы я его тоже не слышал. Похоже, сегодня никому не хотелось желать друг другу доброго утра.

— Да уж, — буркнул я.

Он посмотрел на меня и тут же отвел глаза.

— А тебе, похоже, все как с гуся вода…

— Вы так думаете? А что, слезами обливаться было бы уместнее?

— Я не о том! Опять щетиной оброс, как дикобраз… Я понимаю, что температура и все такое. Но в такой день мог бы выглядеть и поприличнее!

Его слова забегали в моей голове, как тараканы. Возможно, в кои-то веки в них была какая-то правда. Я молчал.

— Я только что от Какисимы. Докладывал ему о вчерашних событиях. Как я понял, с тобой он уже беседовал. Уж не знаю почему, но мне было велено держать язык за зубами…

Значит, Какисима не сообщил Санаде о моем втором разговоре с президентом. Воистину: настоящий дипломат побеждает молча.

— Да, меня он тоже об этом просил. Оно и понятно. Начни мы с вами болтать — кто знает, как это истолкуют?

— Может, ты и прав, — вроде бы согласился Санада. — Но все равно непонятно…

— Что непонятно?

— Вчера президент был совсем не похож на человека, который подумывает о самоубийстве.

— Согласен, — кивнул я. — Просто гром среди ясного неба. Кстати, у вас не осталось копий, что делала Охара? Визитки профессора Ёды и карты, которую нарисовал президент?

— Я их выбросил.

— Выбросили?

— Ну президент же сказал, что ролик отменяется. Зачем нам тогда эти копии?

— И действительно. Очень разумное решение. Он скользнул по мне злобными глазками и, словно вспоминив о чем-то, снова открыл рот:

— И все-таки странно. Когда ты смотрел эту пленку, ничего особенного не заметил?

Я выжидательно посмотрел на него.

— Я вчера весь вечер думал об этой записи, — сказал он. — И кое-что сообразил.

Я молчал.

— Уж не помню точно, как это чертово здание выглядело на записи… Но я тебе скажу: странные перила у этого балкона! То ли дом проектировали кое-как, то ли в жилконторе у них сплошные разгильдяи… В общем, одно из двух. Весь вечер из головы не выходило.

— Да, решетка у этих перил и правда какая-то странная. Дизайн, конечно, красивый. Но в самом низу, между поперечными прутьями, слишком большой зазор. Словно пара прутьев вылетела…

— Вот и я о том же. Теперь понимаешь?

— Что?

— Обычно балконы с внешней стороны укреплены тем же материалом, что и стены. Сталь, алюминий, нержавейка — что-нибудь в таком роде. У этого балкона прутья стальные. Но именно сталь изнашивается быстрее всего! Такие случаи были — прутья ржавеют и отваливаются. Несмотря на это, архитекторы продолжают использовать именно сталь. Потому что на ней дольше держится краска. Проектировщики заботятся о внешнем виде больше, чем о безопасности!

— Да, этому зданию и правда лет двадцать, не меньше… Однако вы здорово во всем этом разбираетесь, босс! Откуда?

Явно польщенный, Санада задрал нос.

— Несколько лет назад меня выбирали председателем товарищества жильцов нашего дома. Тогда у нас произошло то же самое — ребенок с балкона свалился. И мне пришлось ковыряться во всех этих подробностях. Там тоже мальчуган на балконе играл. И ударился о прут решетки. Стальная решетка совсем проржавела и даже от слабого удара вывалилась вместе с ребенком. Слава богу, у нас он упал со второго этажа на мягкий газон. Отделался легкими ушибами…

— Вот как? — сказал я и задумался. — Значит, попади эта запись в эфир — возник бы скандал с владельцами самого здания?

— Несомненно! — кивнул Санада. — Я сразу об этом подумал. При всем моем уважении к президенту — хорошо, что мы не стали выпускать этот ролик. Признаюсь, после первого просмотра, я тоже подумал — какой сильный видеоряд! Просто клад для рекламы! Но, рассудив хорошенько, понял: начнется скандал вокруг проектировщиков здания. А имиджу «Антика» это совсем ни к чему. Хотя, возможно, президент и сам это сообразил, вот и решил все остановить…

Да, черт возьми. Санада был профи. Несмотря ни на что, приходилось это признать.

Он встрепенулся, словно вспомнил что-то еще.

— Да, кстати! Вчера с президентом вы говорили о чем-то странном… Я ничего не понял.

— Да ладно, босс, — оборвал я его. — О чем могут болтать усталый старик и без пяти минут безработный? Ни к нашему с вами делу, ни к делам компании это уже не относится. Меня вообще лихорадит. Можно, я поеду домой?

— Что, так плохо?

— Ваше лицо перед глазами расплывается.

— Уф-ф… — выдохнул Санада и наконец кивнул. — Ладно. Иди отдыхай. Дел у тебя, я смотрю, почти не осталось.

— Почти? После того как ролик отменили, вообще делать нечего. Сегодня я приехал по вызову, за который уже отчитался. Чем еще прикажете заниматься в законный отгул?