Дмитрий Вересов - Знак Ворона Страница 16

— Видите ли, — продолжал Петти-младший, — дать фильму о русских как о героях — главные призы американского киноискусства было бы неверно с политической точки зрения…

Колин нервно сглотнул. Он понимал, что для него сейчас наступил момент истины. Именно эти калифорнийские нефтяные воротилы, главным среди которых и был Петти-младший, — решали вопросы идеологических и политических перспектив американского киноискусства.

Они рассматривали кинобизнес как дорогую игрушку. Как футбольный клуб, который приносит не только деньги, но и гордость, как гордость от обладания красивым автомобилем или красивой женщиной.

— Целесообразно было бы дать вашему фильму приз за лучшие спецэффекты, имея в виду эти скандальные и дорогие плавучие железки, — сказал Петти уже с трудом. У него начиналась одышка. И прежде, чем стоящий рядом с Петти секретарь объявил бы аудиенцию законченной, Колину хотелось услышать еще что-нибудь утешительное. Ведь он надеялся на большее.

— Вы же понимаете, господин Фитцсиммонс, в Голливуде крутятся не только деньги лорда Морвена, светлая ему память, так что целесообразно было бы ограничиться двумя призами: уже названным и еще за лучшую женскую роль…

Секретарь дал понять, что время, отпущенное Колину на общение с Петти-младшим, истекло.

Петти дружески похлопал Колина по плечу и на прощание сказал с астматическим придыханием:

— Идите, дорогой Фитцсиммонс, танцуйте, лапайте девчонок за ягодицы, пока и ноги танцуют, да и все остальное функционирует, а мне вот пора домой на укол и в постельку — баиньки, а вы пока молоды — наслаждайтесь жизнью!

Два “Оскара”! Значит, ему дадут два “Оскара”…

Ему…

Колину Фитцсиммонсу.

Жаль, эх как жаль, что не за лучшую режиссуру и не за лучшую мужскую роль…

Но все равно — фильм-то его!

Надо ли сказать Татьяне? Нет, по этике этого делать нельзя.

Петти — тот, конечно, дипломат, он ведь ничего напрямую не сказал, все формулировки звучали, как справедливо было бы… Или — целесообразно было бы…

И юридически к его словам, даже попади они в газеты, придраться было бы никак нельзя. Подумаешь, высказал свое мнение!

С этой минуты для Колина уже не было той постановочной интриги, которой так славится церемония присуждения главного приза американской киноакадемии.

Сидя в первых рядах овеянного славой зала, когда разряженные в пух и прах оскароносцы прошлых лет примутся разыгрывать игру в конвертики с фамилиями номинантов, он — Колин Фитцсиммонс — будет сидеть на своем стуле ни капли не переживая.

Он уже будет точно знать.

Потому что слово Петти — это слово калифорнийского закона. Как слово шестизарядного мистера Смит-энд-Вессона в те давние далекие годы освоения Западных земель.

Колин взял с подноса бокал шампанского.

Таня танцевала теперь что-то тягуче медленное.

На сцене, сопровождаемый симфоническим оркестром, пел двойник Элвиса Пресли.

Love me tender

Love me sweet

Love me where I go

All my dreams will be complete

And I love You so

Таня танцевала с Леонидом.

Они, именно они сегодня именинники, подумал Колин. И почему-то вдруг заревновал, глядя на улыбающуюся друг другу пару.

Татьяна Захаржевская-Морвен

Морвен-хаус. Англия. Лондон.

Вермонт. США

Петти-младший пафосно вскинул голову, как в те годы, когда начинающим адвокатом, служа в фирме своего отца, он, бывало, вскидывал голову, желая произвести благоприятное впечатление на судей и коллег-адвокатов. В те далекие теперь времена, только что окончив Гарвард, юный, совсем еще желторотый адвокат Поль Петти тяготился славой и богатством отца. Ему — Петти-младшему по присущей едва вылупившимся выпускникам университета инфантильной эгоцентристской убежденности казалось, что он гений и сам всего добьется в этой жизни. Нужно только, чтобы заметили его гениальность, абстрагируясь от возмутительно юной мордашки…

Поэтому свои речи в суде, исполненные почерпнутого из фильмов с Кларком Гейблом пафоса, он непременно начинал со страстного обращения к аудитории и непременно вскидывал голову, дабы публика заметила его глаза, исполненные ума и решимости выиграть любое порученное ему дело. Голова вскидывалась еще и для того, чтобы молодые женщины не замечали его двойного подбородочка, намечавшегося еще в то время, когда ему было двадцать пять…

А теперь… спустя почти пятьдесят лет привычки юности оставались прежними. И уже не двойной, а пятерной в складках ошейник из кожи и сала дрожал и зыбко колыхался при каждом движении Петти-младшего. А голову все равно вскидывал, начиная свое обычное:

— Господа! Господа, я полагаю, что мы готовы теперь приступить к обсуждению самой щепетильной и самой тонкой части нашей сегодняшней повестки…

Аудитория, представленная самыми посвященными в самые сокровенные тайны планеты, шуршащими бумажками молчанием выразила свое согласие.

— Господа, дело в высшей степени щепетильное, но на то мы все и юристы в большинстве своем, чтобы благополучно разрешать самые тонкие дела.

Петти лукавил, далеко не все из собравшихся здесь членов Капитула, были юристами. Макмиллан, к примеру, заканчивал математический факультет, и Петти отлично помнил, как на вечеринках в кампусе Гарвардского университета длинноногий красавец Макмиллан — чемпион факультета по академической гребле, всегда окруженный толпой самых красивых девчонок, — не без деланной аррогантности любил подчеркнуть, де, они — математики — во всем и всегда дадут сто очков вперед никчемным зубрилкам с юридического. Потому как математика с философией — праматери всех естественных наук, и математика — это исполненное внутренней красоты стройное здание, где искусством логики можно, даже не зная какого-то этажа, вывести и восстановить неизвестное по экстраполяции из известного… а юриспруденция — бестолковое заучивание одними идиотами тех правил и параграфов, что выдумали другие идиоты, и если там чего не вызубришь, то логически никогда не выведешь невыученного, потому как юриспруденция не подчиняется законам формальной логики…

И восторженные девчонки, эксайтированные более ростом и статью Макмиллана, нежели его умными речами, бойко смеялись его шуткам, поблескивая глазками и кидая взгляды… Петти все помнил! Хоть и пятьдесят лет уже прошло.

И Макмиллан уж не тот!

Два инсульта перенес…

Но Петти никогда не пропускал случая подчеркнуть, что они — юристы — друг дружку всегда поймут, безо всяких математических экстраполяции…

— …Короче, господа, суть вопроса можно выразить следующим образом, — на каждой ключевой фразе продолжая вскидывать голову, говорил Петти, — мы должны до минимума снизить риски несанкционированного влияния на главный субъект управления…

— Витиевато излагаете, Петти, — встрял Макмиллан с иронической улыбкой, — нам, не юристам, объясняйте как-нибудь попроще, мы ж, математики, — люди умственно ограниченные, и ваш забубенный формализм нас, и без того дураков, приводит в состояние окончательного отупения, — “снизить риски несанкционированного управления на субъект” — это вы в смысле женить нашу Бетриббсу, что ли?

— В самую точку, Макмиллан, попали! — отпарировал Петти. — И тем самым снизить вероятность попадания этой персоны под влияния, связанные с сексуальной зависимостью…

— Э-э-э как вас несет… Вы, Петти, видать, много выступали с речами по бракоразводным процессам, — с той же иронической усмешкой продолжал Макмиллан, — вы здесь проще говорите, мол, баба может втюриться, голову потерять, ну и фаворит или его спонсоры может оказать влияние…

— Именно это я и имел в виду, господа, — подтвердил Петти, — именно это, тем более, что мы имеем такую систему оперативного управления Орденом в промежутки между заседаниями Капитула, что в руках Главного Тиранозавра сосредоточена немалая исполнительная власть, за стабильностью и безопасностью которой мы обязаны…

— Приглядывать, — подсказал Макмиллан.

— Именно… именно приглядывать…

— Система управления Орденом была установлена отцами-основателями, светлая им память, — подал голос Джейкоб Цорес.

— Светлая им память, — эхом подхватили собравшиеся.

— И не нам подвергать систему ревизии, — продолжал Цорес, — однако приложить максимум усилий к стабилизации системы, страхуя ее от внешних воздействий, мы просто обязаны…

— И вы, Цорес, тоже как Петти, за нагромождением слов, как под фиговым листом, стыдливо прячете срамную простоту помыслов — женить нашу Бетриббсу-тиранозавршу и влиять на нее через контролируемого нами мужа, — выпалил Макмиллан.

— Да, все правильно, Макмиллан, но ведь это в наших общих интересах, — вскинув голову, воскликнул Петти.