Александр Звягинцев - До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) Страница 16

– А во-вторых?

– А во-вторых, это специфические люди.

– С голубой кровью?

– Нет, кровь у них обычная, красная. Но у них все-таки свое особое восприятие жизни. И когда имеешь с ними дело, надо это не забывать.

– Я так понимаю, вам приходилось садиться в свое время какому-то лорду на хвост?

Вудгейт посмотрел на него со снисходительной улыбкой.

– Я занимался делом лорда Лугана.

– Ничего себе! – не сразу поверил Ледников. – Всемирно известный лорд-убийца, бесследно исчезнувший… Ведь это было тридцать лет назад?

– Тридцать три. Мне тогда тоже было тридцать три – какое забавное совпадение…

Ледников посмотрел на часы – пора было мчаться на встречу с Модестом.

– Крейг, мне бы было страшно интересно поговорить с вами о деле Лугана. Там есть куча вопросов и сомнений… Кстати, недавно в Новой Зеландии его опять «видели»!

– Ну да, это, кажется, уже семидесятый случай после его исчезновения, – без особого интереса откликнулся Вудгейт. – По два случая на год.

– И все-таки там, в деле Лугана, есть о чем поговорить, – не унимался Ледников.

– Хорошо-хорошо, – согласился Вудгейт. – Раз вы такой упрямый. Как-нибудь за кружкой эля…

– Ради этого я согласен даже на эль… У меня есть своя версия.

– Я так и знал! Уж эти мне русские!.. Кстати, если вы помните это дело, не скажете, к кому поехал Луган сразу после событий в его доме?

– К каким-то своим друзьям-аристократам, – с победительным видом сказал Ледников. – Фамилию, естественно, забыл.

– К виконту Айвену Фотергилу и его супруге леди Сьюзен. Они последние видели его живым.

– И что из этого следует, Крейг?

– Всего-навсего то, что виконт Фотергил – отец лорда Лоутона. Всего-навсего, – подмигнул Вудгейт.

Ледников так и замер в ошеломлении. Ничего себе! Он с тоской взглянул на часы – Модест уже ждет!

– Спасибо, Крейг, – сказал Ледников, торопливо вставая. – Вы подкинули мне столько пищи для ума, что я не знаю, как с ней разберусь.

– Ну-ну, не прибедняйтесь, Валентин. Я чувствую в вас хватку.

– Будем стараться. А сейчас мне надо бежать – друг обещал мне помочь разыскать могилу Керенского.

Вудгейт изумленно покачал головой:

– Какая необычная легенда для объяснения своего пребывания в Лондоне! Я знал, что вы способны на многое, но такое мне просто не могло прийти в голову. Мало вам лорда Лугана!

Модест ждал его у гостиницы «Хилтон Олимпия» в Челси. Он стоял рядом со своим джипом и многозначительно поигрывал ключами. Судя по его внешнему виду, Модя был готов к самым отчаянным приключениям. На нем были джинсы, высокие шнурованные ботинки, армейского образца куртка, бейсболка, надвинутая на глаза, и темные очки.

– Блин, с тобой рядом стоять страшно, не то что ехать, – поддел его Ледников. – Того гляди ваша очумевшая полиция остановит и начнет искать полоний.

Но Модест и ухом не повел.

Они добрались до торгового центра «Бродвей», свернули налево, проскочили эстакаду, а потом въехали на мост через Темзу.

– Hammersmith Bridge, – проинформировал Модест. Произношение у него было такое, что передать эти звуки русскими буквами не было никакой возможности. Более того, сама эта мысль представлялась кощунственной. – Знаешь, как его зовут твои соотечественники, обитающие здесь? Крымский мост! Очень похож!

Он замысловато выругался по-английски. Ледников покосился на него – совсем стал бриттом, перерожденец чертов!

– Ледников, а на кой тебе черт этот Керенский сдался? Нашел себе героя.

– У нас в книге все очерки о генеральных прокурорах заканчиваются фотографией их могил. Ход у нас такой! А приличной фотографии могилы Керенского я не нашел…

– А он что, и генеральным прокурором успел побывать?

– Кем он только не побывал. Кстати, и масоном тоже. Генеральный секретарь президиума Верховного совета масонской ложи «Великий Восток народов России»…

– Ну, проходимец! Погоди, как его назвали? Агасфер русской революции – вот! А еще – Хлестаков русской революции…

– Кстати, в молодости его любимой ролью в любительских спектаклях был именно Хлестаков. Представляешь, какие бывают совпадения! Но еще он – и первая любовь русской революции! Ты себе не представляешь, как его любили образованные дамочки и девицы.

– До оргазма, я полагаю. Революция вообще время сексуальное, между прочим. Я по себе помню, когда во время ГКЧП к Белому дому таскался, почему-то о бабах думал, а вовсе не о свободе и демократии…

– Цинизм тебе не к лицу, Модест! – укоризненно сказал Ледников.

– С моим лицом о таких пустяках думать не приходится! – расхохотался Модест. – Кстати, он же, Керенский твой, умер в Нью-Йорке, чего его сюда занесло?

– Тамошняя православная церковь отказалась от его погребения, считая его виновником падения государства российского… Ну и масонов она тоже не жаловала. Один из сыновей вместе с его бывшей поклонницей переправил тело в Лондон и захоронил на муниципальном кладбище. Там, где в те времена, в частности, находили приют бездомные бродяги, нищие, самоубийцы, преступники и прочая публика такого сорта…

– Во как, – равнодушно пробормотал Модест, пробираясь из среднего ряда в левый. – Ну, вот мы и в Richmond upon Thames, есть тут у нас такой райончик… Еще немного, еще чуть-чуть – и Putney Lower Common Cemetery, старое-старое кладбище…

Старое кладбище произвело на Ледникова сильное впечатление. Покосившиеся облупленные надгробия, поваленные каменные кресты, развалившиеся памятники, затоптанные могилы, сровнявшиеся с землей, занесенные ржавыми листьями и мусором, какие-то ямы, словно из них выкапывали покойников… и ни одной живой души! Казалось, холодный и безжалостный ветер времени ворвался на этот забытый богом пятачок среди громадного мегаполиса и разнес все в пух и прах, и некому было привести разрушенное в порядок.

Ледников не мог поверить собственным глазам. В Лондоне, среди кичащегося своей цивилизованностью народа, такое варварство и мерзость запустения! Давящая тоска овладела им. Хотелось как можно быстрее покинуть этот забытый равнодушными людьми кусок города.

Даже неугомонный Модест пристыженно притих, он, видимо, тоже не ожидал от своего любимого Лондона такого сюрприза.

– Интересно, сколько лет сей юдоли скорби? – поинтересовался Ледников.

– Открыто в 1885 году, – доложил Модест. – Я в Интернете смотрел.

– Быстро они с ним разобрались.

Побродив среди обломков неведомых жизней и не найдя ничего похожего на фамилию Керенский, они направились к выходу.

– Ну, а теперь куда? – поинтересовался Ледников.

– Тут еще есть Patney Vale Cemetery. Это кладбище действующее, оно открыто в 1891 году… Заедем?

– А это далеко?

– Да нет – напротив Richmond Park, там озеро с лебедями, олени, тебе понравится…

– Ну, раз олени с лебедями, тогда поехали!

Модест проворно уселся за руль. Пока не отъехали от повергшего в изумление кладбища на приличное расстояние, молчали. Наконец Модест не выдержал.

– Слушай, а чего это сыновья его с ним так грубо обошлись, с Агасфером твоим? Прямо-таки безжалостно.

– Как он с ними, так и они с ним. Он же их бросил во время революции, когда одному было двенадцать лет, а второму десять. Сбежал за границу, первое время его принимали премьер-министры, а сыновья с матерью жили в революционной действительности и нужде под надзором чекистов в Котласе. Чудом остались живы, чудом же получили разрешение выехать за границу. В Лондоне жили в нищете, мать зарабатывала тем, что печатала на машинке. А он носился по миру и все объяснял, как умудрился отдать страну прямо в руки вождя мирового пролетариата… Так что в том, что сыновья стали людьми и достигли успехов, его заслуги нет. К тому же у него появились другие женщины, которые были куда важнее и нужнее сыновей…

– В общем, за что боролся, на то и напоролся.

– Примерно. Как там про него сказал один умный человек… «Так кончилась карьера бурного темпераментом, слабого духом, расхлябанного русского интеллигента, театрально-шумливого, но бессильно-неумелого диктатора…»

Модест уважительно посмотрел на Ледникова.

– Ну у тебя и память.

Глава 9

That cock won’t fight

Этот петух драться не будет

«Новое» кладбище не производило гнетущего впечатления. Аккуратная металлическая решетка, симпатичный двухэтажный домик в готическом духе при входе, широкие дорожки среди бесчисленных деревьев, образующих тенистые аллеи даже в декабре. Поваленные, скособочившиеся надгробия встречались и тут, но они были очень редки и не вызывали столь тягостных чувств, как на «старом» кладбище. Все больше было могил аккуратных и ухоженных.

У ангела, рядом с которым они почему-то остановились, было холодно-красивое, безучастное лицо. Протянутые вперед руки как будто отталкивали проходящего от могилы. Какая-то печаль ощущалась только в наклоне головы.