Дик Фрэнсис - Ради острых ощущений Страница 16

– Не понимаю, почему ты терпишь мои выходки, малыш Дэнни, – мягко проговорила она, наклонившись ко мне. – Такой парень, как ты, должен бы постоять за себя. Почему ты не отвечаешь?

– Не хочу потерять работу, – ответил я без всякого выражения, (охраняя каменное лицо.

– Так ты к тому же трус! – насмешливо сказала она и отъехала.

А я подумал, что однажды она здорово нарвется, если будет продолжать в том же духе. Слишком уж все это вызывающе. Слов нет, она чертовски хорошенькая, но дело даже не в этом. Ее дурацкие штучки просто раздражают, а вот скрытое за ними приглашение волнует и возбуждает.

Выкинув ее из головы, я вывел Спаркинг Плага, вскочил в седло и выехал на пустошь для обычной тренировки.

Погода в этот день все ухудшалась, а когда мы выехали со второй группой, хлынул ливень, и нам пришлось возвращаться назад сквозь ледяные струи в промокшей насквозь одежде и с исхлестанными водой лицами. То ли потому, что дождь все не прекращался, то ли по случаю субботы, но на сей раз Уолли не дал мне никакой работы, и я провел три часа, сидя на кухне с девятью другими конюхами, слушая завывания ветра за стенами коттеджа и глядя по телевизору скачки в Чепстоу, пока наши мокрые свитера, штаны и носки сушились вокруг камина.

Я положил перед собой на кухонный стол отчеты о скачках предыдущего сезона, подпер голову левой рукой, а правой лениво перелистывал страницы. Подавленный полной неудачей своего расследования, постоянной необходимостью вызывать антипатию в окружающих, да к тому же еще отсутствием горячего солнца, к которому я привык дома, я начал подозревать, что весь этот маскарад с самого начала был колоссальной ошибкой. А главное, взяв деньги Октобера, я уже не мог выйти из игры. По крайней мере, в течение нескольких месяцев. Эта мысль угнетала меня еще больше. Так я сидел, мрачный и безнадежно уставший, растрачивая попусту долгожданное свободное время.

Теперь я думаю, что именно ощущение провала дела, за которое я взялся, а не просто усталость, одолело меня в тот день – ведь хотя впоследствии я попадал в гораздо худшие ситуации, я никогда больше не жалел о том, что дал Октоберу уговорить себя. Это был единственный момент, когда я всей душой стремился домой, в свою комфортабельную австралийскую клетку.

Конюхи, смотревшие телевизор, обменивались уничтожающими репликами по поводу жокеев на экране и заключали друг с другом пари о возможном исходе соревнований.

– Последний подъем перед финишем, как обычно, все и покажет, – говорил Пэдди, – там длинный кусок после последнего препятствия, и единственный, у кого хватит пороху, это Алладин.

– Ну нет, – возразил Гритс, – Лобстер Коктейл лучше всех бежит.

Я угрюмо шелестел страницами отчета, в сотый раз бесцельно просматривая его, и случайно наткнулся в разделе общей информации на карту ипподрома в Чепстоу. Там были карты-диаграммы всех главных ипподромов, показывающие форму дорожек и расположение препятствий, стартовых ворот, финишных столбов и всего остального. Я уже изучал раньше ипподромы в Ладлоу, Стаффорде и Хейдоке, но без ощутимого результата. За картами шло несколько страниц информации об ипподромах, длине дорожек, адреса официальных лиц, установленные рекорды и тому подобное.

От нечего делать я стал читать раздел, относящийся к Чепстоу. Нашел «длинный кусок», о котором говорил Пэдди, в нем оказалось двести пятьдесят ярдов. Я посмотрел Келсо, Седжфилд, Ладлоу, Стаффорд и Хейдок. Финишные прямые этих ипподромов были гораздо длиннее, чем в Чепстоу. Я проверил финишные прямые всех упомянутых в книге ипподромов. Эйнтри Гранд Нэшнл имел вторую по длине финишную прямую, на первом месте оказался Седжфилд, а с третьего по шестое заняли Ладлоу, Хейдок, Келсо и Стаффорд. На всех этих ипподромах участки от последнего препятствия до финиша были не короче четырехсот ярдов.

Итак, география была ни при чем – почти наверняка мошенники выбрали эти пять ипподромов из-за финишных прямых длиной в четверть мили.

Это уже была зацепка, хотя и маленькая, благодаря которой можно было надеяться привести хаотическую картину в более или менее упорядоченное состояние. Несколько воспрянув духом, я захлопнул книгу и в четыре часа вышел вслед за остальными в неприветливый, залитый дождем двор, чтобы провести по часу возле каждой из своих лошадей, старательно чистя их шкуры, чтобы они приобрели здоровый блеск, вороша и приводя в порядок соломенные подстилки, принося воду, держа им головы, пока Инскип делал обход, укрывая их на ночь и насыпая им корм. Как обычно, все закончили работу часов в семь, поужинали только к восьми, переоделись и, набившись, как сельди в бочку, всемером в старенький дребезжащий «остин», покатили в Слоу.

Бильярд, дротики, домино, нескончаемое добродушное хвастовство – все было как всегда. Я сидел и терпеливо ждал. Было уже около десяти, посетители допивали пиво и говорили о том, что завтра рано вставать, когда Соупи прошел через всю комнату к двери и, заметив мой взгляд, кивком предложил мне выйти вслед за ним. Я поднялся, вышел и нашел его в туалете.

– Это тебе. Остальное во вторник, – коротко сообщил он, сжав губы и меряя меня ледяным взглядом, и с видом бывалого человека протянул мне толстый коричневый конверт.

Я положил его во внутренний карман своей черной кожаной куртки и кивнул Соупи. Не желая отставать от него в бывалости, я тоже молча и без улыбки посмотрел на него, повернулся на каблуках и пошел обратно в бар. Через некоторое время вернулся и он.

Я снова втиснулся в «остин», приехал домой и лег спать с семьюдесятью пятью фунтами и пакетиком белого порошка, спокойно лежащими на моей груди.

Глава 6

Октобер сунул палец в порошок и попробовал его.

– Я тоже не знаю, что это такое, – сказал он, качая головой. – Отдам на анализ.

Я наклонился к собаке, потрепал ее по спине и почесал за ушами. Октобер продолжал:

– Но вы понимаете, как это рискованно – взять деньги и не дать лошади эту отраву?

Я усмехнулся.

– Это вовсе не смешно, – серьезно сказал он. – Такие люди пускают в ход ноги не задумываясь, а если вам переломают ребра, это вряд ли поможет нашему делу.

– Вообще-то говоря, – сказал я, выпрямляясь, – лучше было бы, если бы Спаркинг Плаг и в самом деле проиграл… Если пройдет слух, что я кого-то обманул, едва ли я смогу рассчитывать на новые предложения.

– Вы совершенно правы. – В его голосе послышалось облегчение. – Спаркинг Плаг должен проиграть, вот только Инскип… как я ему скажу, чтобы жокей придержал лошадь?

– И не надо ничего говорить. Зачем втягивать их в неприятности? А я как раз неприятностей не боюсь. Лошадь не выиграет, если не дать ей пить с утра, а прямо перед скачкой дать ведро воды.

Он взглянул на меня с веселым изумлением.

– Я смотрю, вы тут кое-чему научились.

– Если я расскажу вам все, чему я научился, у вас волосы дыбом встанут.

Он улыбнулся.

– Тогда договорились. Боюсь, это единственное, что нам остается. Интересно, что сказали бы в Национальном скаковом комитете, если бы узнали, что один из его председателей сговаривается с собственным конюхом придержать фаворита? – Он засмеялся. – Я предупрежу Родди Беккета, чтобы он не удивлялся… хотя для Инскипа в этом не будет ничего веселого… да и для конюхов, если они поставили на Спаркинг Плага. И для всех тех, кто потеряет на этом деньги.

– Это уж точно, – согласился я.

Он снова завернул белый порошок и положил его обратно в конверт с деньгами. Семьдесят пять фунтов были неосторожно выплачены мне в новеньких пятифунтовых бумажках с последовательными номерами, и мы решили, что Октобер заберет их и попытается выяснить, кому они были выданы.

Я рассказал ему о длинных финишных прямых на тех ипподромах, где выигрывали наши одиннадцать лошадей.

– Похоже на то, что они, в конце концов, и вправду пользовались витаминами, – задумчиво произнес он. – В тестах на допинг их нельзя обнаружить, потому что формально они не допинг, а пища. Проблема с витаминами вообще очень сложна.

– Они повышают выносливость? – спросил я.

– Да, и довольно сильно. Лошади, которые обычно сдают на последней полумиле – а вы говорите, что все одиннадцать принадлежат к этому типу, – идеально для этого подходят. Но мы сразу подумали о витаминах, и их пришлось исключить. Они могут заставить лошадь выиграть, если ввести большую дозу в кровь, они не проявляются при анализе, но они не проявляются и ни в чем другом. Лошадь не возбуждается, не возвращается после скачки в таком состоянии, как будто у нее допинг из ушей капает. – Он вздохнул. – Не знаю…

С сожалением я признался, что не узнал ничего полезного из присланной Беккетом рукописи.

– В отличие от вас мы с Беккетом и не возлагали на нее особых надежд. На этой неделе я много с ним разговаривал, и мы пришли к выводу, что вам стоило бы перебраться в одну из конюшен, где тренировались эти лошади, – может, вы обнаружили бы что-нибудь существенное прямо на месте. Жаль, что восемь лошадей были проданы в другие конюшни, но три остались у прежних тренеров, и лучше всего вам было бы попасть именно туда.