Фредерик Дар - Смерть, о которой ты рассказал Страница 16

— Вы… Вы хотели о чем-то спросить?

— Нет, месье Бланшен. Я сказал так, чтобы удовлетворить любопытство вашей второй жены.

Я сделал акцент на слове «второй», и его лицо стало зеленым, как яблоко.

— Ну и…?

Внезапно моя решительность улетучилась, как у актера после первой реплики.

— Месье Бланшен, поговорим как мужчина с мужчиной, ничего не скрывая и не обращая внимания на резкость слов.

— Хорошо…

— Прекрасно. Хочу сообщить вам следующее: мне известно, что вы убили свою первую жену.

Сказав это, я достал из кармана сигарету и уверенным жестом поднес ко рту. Мне нужно было произвести впечатление. Бланшен стоял передо мной с весьма жалким видом. Кожа висела на нем, как мокрая тряпка. Рот, полный слюны, был приоткрыт, а язык беспомощно трепыхался.

— Это… Это ужасно, — запротестовал он.

— Безусловно, месье Бланшен, но я оставляю за другими право судить вас.

Казалось, что он постарел лет на сто, так потрясли его мои слова.

— Месье, вы… Это не так… Я…

Я зажег сигарету и глубоко затянулся дымом.

— Зачем протестовать, месье Бланшен? Если бы у меня не было доказательств, я бы к вам не пришел. Крик вырвался из глубины его души:

— Каких доказательств?!

— Вы отрезали последние прощальные слова вашей жены от письма, которое она вам написала. Он был сражен.

— Но…

— Вы забыли уничтожить это письмо. Оно у меня. В полиции сохранилась записка, не трудно будет соединить две части в одну. Кроме того, обрабатывая землю в саду, я нашел флакон с ядом, которым вы убили ее. Если произвести эксгумацию…

Он сел, глядя на меня так, словно я исчадие ада. В его противных слезящихся глазах был не гнев, а недоверчивое изумление. Он никак не мог понять, что происходит. В течение многих недель он, видимо, просыпался по ночам, боясь последствий своего преступления. И вдруг однажды утром ощутил необыкновенное чувство освобождения. Ему показалось, что он недосягаем. Людям свойственно думать, что время оберегает их от опасности, тогда как, наоборот, оно почти всегда работало против них.

И вот я стоял тут, перед ним, спокойный и уверенный. Вооруженный одним клочком бумаги, я нарушил его вновь обретенный покой.

Прошло около трех минут, а мы не произнесли ни слова. Моя сигарета догорела, я положил ее в пепельницу и, не доставая пачку из кармана, взял другую. Бланшен высунул свой мерзкий, отвратительный язык и провел им по толстым, бледным губам. Он решился заговорить. То, что он издал, было больше похоже на стон животного, чем на человеческий голос.

— Сколько?

Наконец-то его мозги зашевелились. Он решил, что раз я пришел к нему, а не передал свои находки в полицию, то речь идет о шантаже. Я ответил не сразу. Приближался самый ответственный момент. Несчастный толстяк посмотрел в окно. Он боялся, что вернется жена. Я догадывался, что она была его карой. Стоило ли так дорого платить за свободу, чтобы отдать ее в руки тирана? Он повторил более отчетливо:

— Сколько?

Я раздавил свою вторую сигарету рядом с первым окурком и пригладил волосы, чтобы унять дрожь в руках.

— Это будет дорого, Бланшен.

— Сколько?

Он думал только об этом. Вся его жизнь свелась к семи буквам одного слова — сколько. Хватит ли у него денег, чтобы купить мое молчание? Сколько? Видимо, это СКОЛЬКО грохотало в его голове, как набат. СКОЛЬКО!

Я ошеломил его.

— Я намного богаче вас, Бланшен, но в жизни главное — иметь не много денег, а иметь их достаточно.

Он явно был сбит с толку.

— Что же тогда вам надо?

— Поговорим откровенно. В моем окружении есть человек, который мне очень мешает. Вы — убийца, я — нет. Если вы устраните этого человека, я отдам вам письмо и вы никогда больше не услышите обо мне.

Он затряс головой.

— Нет, нет, нет!

Я знал, что в данный момент все зависит от моей реакции. Один неверный шаг или лишнее слово и он откажется наотрез. Я встал.

— Ну что ж, — негромко сказал я, — в таком случае бесполезно продолжать нашу беседу.

Я вышел из комнаты, пересек солнечный треугольник перед дверью, толкнул деревянную калитку. Видимо, звон колокольчика отозвался леденящим звуком в сердце Бланшена. И не только в его, но и в моем. Я пошел по дорожке, обсаженной цветами, в этот момент раздался его несчастный голос:

— Эй!

Я продолжал идти вперед: не следовало сразу же уступать.

— Эй, месье Дютра!

На этот раз я остановился, и Бланшен догнал меня. Пока он бежал, я подумал: какой же он маленький и как его фигура напоминает грушу. У меня возникло неприятное чувство, будто я разыгрываю комедию со старым актером.

— Ну что? — спросил я, когда он поравнялся со мной.

— Не уходите так…

— Но, дорогой, я ухожу, потому что нам не о чем больше говорить. После такого.., важного разговора невозможно обмениваться банальностями.

Он пританцовывал на своих коротеньких ножках, и его обвислые щеки колыхались из стороны в сторону, придавая ему гротескный вид.

— Что вы собираетесь предпринять? — пробормотал он.

— Это мое дело.

— Вы донесете на меня?

— Подумаю. В настоящий момент.., бумаги находятся у моего нотариуса. Признаюсь, это не в моем характере — заниматься доносительством.

Казалось, он вздохнул свободнее, но я быстро продолжил:

— Вот только в данном случае речь идет не о доносе. Оказывая на вас давление, месье Бланшен, я взял на себя моральное право наказать вас. Это стоило мне больших усилий, понимаете?

Он понимал плохо, но боялся.

— То, что вы требуете, невозможно! Я посмотрел на него.

— Если бы это было невозможно, я бы к вам не пришел. Я человек достаточно рассудительный.

— Но это же безумие!

Он меня раздражал. Время шло, а мы увязали в болтовне. Я схватил его за пуговицу на вязаном жилете.

— Послушайте меня хорошенько! Убийство вашей жены тоже было безумием.

Он прошипел «тес» с таким испуганным видом, что я улыбнулся.

— И безумием намного более опасным, чем то, о котором прошу я, потому что оно могло привести вас на гильотину.

Он жалобно охнул и буквально обмяк.

— Поймите же наконец, то, что я от вас хочу, требует всего лишь ловкости. Вас никогда не заподозрят, так как убийцу выдают связи с жертвой. Вы же жертву не знаете, между вами нет ни малейшей связи. Вы просто станете случайным исполнителем.

Он покачал головой. Это было не отрицание, но еще и не согласие.

— Вы ничего не понимаете, дорогой Бланшен, продолжал я нападение. — Вам кажется, что я воспользовался ситуацией, тогда как, наоборот, сложившееся положение вещей — прямой результат того, что ему предшествовало. Вы решили, что совершили идеальное преступление, но это не так, раз кто-то (в данном случае я) его раскрыл. В таком виде спорта не бывает ничьей. Есть победитель и побежденный. Вы проиграли и за свой поступок должны понести наказание. Если вас приговорит суд, то вы останетесь без головы, если я-то будете приговорены к совершению еще одного убийства. Так наказывают детей, укравших варенье: их заставляют съесть еще.

Он явно заколебался. Внезапно его щеки перестали трястись.

— Пойдемте.

Мы вернулись в столовую. Через открытое окно я видел птиц, резвившихся в блестящих листьях лавра.

— Итак? — спросил Бланшен. Это была полная капитуляция.

— Возьмите карандаш и сами запишите его имя и адрес.

Он послушался. Пот капал с крыльев его носа. Я продиктовал сведения о Доминике, затем снова взял его за пуговицу жилета.

— А теперь послушайте меня, Бланшен. У вас полная свобода действий. Единственное, что от вас требуется, это то, чтобы все было кончено за неделю. Ясно?

Он закивал головой.

— Да, но… Мне все же хотелось бы знать… Как…

— Если бы я был на вашем месте, то не ломал бы голову, а застраховал бы на все случаи жизни свою машину, развинтил бы немного трансмиссионный вал и в один прекрасный момент на виду у всех, на всей скорости налетел бы на интересующее вас лицо. Действуя открыто, вы избежите множества осложнений. Ну, составят протокол, в худшем случае временно лишат прав и.., все!

Больше я не хотел настаивать. В конце концов, пусть выпутывается сам!

— Как только мне станет известен.., результат вашей деятельности, я отправлю письмо. До свидания.

Я заметил, что пуговица от жилета осталась в моей руке, положил ее на стол и произнес:

— Извините!

Глава 16

Признаюсь, что, вернувшись в Париж, я был в растерянности, потратив столько сил, чтобы убедить Бланшена, но теперь, когда он согласился, я прекрасно осознавал свою виновность. Я становился убийцей. Конечно же, у меня были уважительные, смягчающие обстоятельства, а сам Доминик заслуживал своей участи, но это ни в коей мере не оправдывало того, что я собирался через посредника убить человека. Все оказалось гораздо серьезнее, чем я думал вначале. Однако стоило мне представить Мину, настоящую Мину, сияющую и прекрасную, как все сомнения улетучивались.