Григорий Глазов - Правый поворот запрещён Страница 16

- Три пары. Эти, - она указала на только что возвращенные, - всегда находятся у вахтера, запасные. Одна пара у меня. И еще одни постоянно у Елены Павловны. Личные.

- А этот человек, который принес?..

- Анатолий Филиппович? Наш ночной вахтер.

- Как его фамилия?

- Сердюк...

Запыхавшийся, быстро вошел Лагойда, - коренастый, плотный, пригладил светлые волосы над высоким лбом с глубокими залысинами.

- Заходите, Юрий Игнатьевич, - поднялся Скорик. - Я буду делать обыск в кабинете Кубраковой. А вы и Светлана Васильевна - в качестве понятых. Не возражаете?

- Чего уж тут возражать, как говорят, понятой - не нанятой, - слегка улыбнулся Лагойда, не заметив, как неодобрительно нахмурилась Света...

Скорик тщательно перебирал и просматривал каждую страничку - и те, что лежали на столе, и те, что в целлофановых папочках, выдвигал ящики, рылся в них. Лагойда и Света сидели рядом, сперва наблюдали за Скориком, затем о чем-то тихо переговаривались. Ничего не найдя, Скорик прошелся по кабинету, обозревая его, вернулся к столу и взялся, как за увлекательное чтение, листая перекидной календарь, начав с февраля. Все странички были исписаны памятками, зачеркнутыми быстрым росчерком шариковой ручки. Прочитывая их, Скорик удивлялся разнообразию всего, чем занималась и во что вникала Кубракова, но для него все это было чужим и чуждым, неинтересным. И только в одном месте - на листочке за 12-е мая заключенная в овал красным фломастером незачеркнутой осталась запись: "Вячину". Если рядом с другими записями имелись слова-комментарии "позвонить", "выяснить", "договориться", "встретиться" и прочие, то в этом случае значилась только фамилия. Вырвав листок, Скорик положил его в карман...

Закончив и исполнив все формальности, Скорик вышел из кабинета в сущности с пустыми руками. Опечатывать его больше не было смысла. Поблагодарив и отпустив Лагойду, он только спросил:

- Юрий Игнатьевич, где вас найти, если понадобитесь?

- Этажом выше, комната 27, - Лагойда вышел.

- Светлана Васильевна, вы Вячина знали? - спросил Скорик.

- Конечно, он у нас много лет проработал технологом.

- А где сейчас?

- В кооперативе "Астра".

- Какие у него были отношения с Кубраковой?

- Нормальные.

- Он появлялся у вас после ухода в кооператив?

- Очень редко.

- Вообще в институте или именно у Кубраковой? Когда последний раз они виделись?

- За день до ее отъезда в Германию. Он буквально поймал Елену Павловну на улице возле института, мы уже с нею шли домой. Хотел о чем-то поговорить, но она спешила и сказала, что после ее возвращения. Второй раз пришел, когда она была в Германии, справлялся, не вернулась ли еще.

- Не была связана Кубракова с Вячиным какими-нибудь институтскими делами? - он достал из кармана листок календаря. Видите - "Вячину". Это ее рукой написано?

- Ее. По-моему, Елена Павловна никаких дел с кооперативом Вячина не имела. Хотя утверждать не берусь.

- Вы не знаете, в каких кооперативах Лагойда и Назаркевич?

- Кажется, вместе с Вячиным.

- Спасибо, Светлана Васильевна, - поднявшись, Скорик направился к двери.

- Что же все-таки случилось с Еленой Павловной? - робко спросила Света.

- Пытаемся понять, - ответил он, глядя ей в глаза. - У вас красивые волосы, - улыбнулся Скорик, уводя собеседницу от расспросов.

- А что хорошего? Рыжие. В школе дразнили.

- Это от зависти... До свидания...

Поднявшись этажом выше, он прошел по длинному коридору, отыскивая комнату N_27. Постучавшись, вошел. Небольшой кабинетик, скорее каморка с одним столом, два стула и дешевый фанерный шкаф с выбитым стеклом, заполненный какими-то бумагами, папками. За окном хозяйственный двор института.

Лагойда предложил сесть.

- Юрий Игнатьевич, вы с Назаркевичем в одном кооперативе?

- Да.

- У Вячина?

- Да.

- Что производит "Астра"? - Скорику показалось, что Лагойда удивился, когда он произнес название кооператива. Проявил эту осведомленность Скорик умышленно.

- Много хороших вещей, - и Лагойда перечислил.

- Вы давно знакомы друг с другом?

- Давненько.

- Друзья?

- Ну как сказать... Вроде приятели, - Лагойда был в сиреневой сорочке, рукава закатаны, сильные руки поросли до локтя светлыми волосами. Во время разговора он поглаживал правой рукой левую, порой обнажая под волосами красивую татуировку - попугая, сидевшего на кольце. Заметив взгляд Скорика, накрыл попугая ладонью. - Баловство.

Это была не мальчишеская неумелая татуировка, а исполненная профессионалом.

- Вы не знаете, когда Назаркевич вернулся из Богдановска: в тот же день или на следующий? - спросил Скорик.

- Вот этого не знаю.

- У Вячина в кооперативе есть телефон?

- Телефон-то есть, только самого Вячина нет. В командировке.

- Где?

- В Польше.

- Давно уехал? Надолго?

- Уехал... - Лагойда задумался, - по-моему, в прошлый четверг. Завтра-послезавтра должен вернуться.

- Как думаете, Юрий Игнатьевич, кто может занять место Кубраковой?

- Это уж не моя забота! Не вникаю.

- Я в том смысле, что кто-нибудь лелеял такую мечту?

- Мое дело - энергетическое хозяйство, а в сферы Кубраковой я носа не совал, мне это, как говорят, до одного места.

- До лампочки? - подмигнул Скорик.

- Можно и пониже.

- Раз так, тогда и закончим.

- Я провожу вас.

- Спасибо, не надо. Я найду дорогу...

Около пяти вечера Скорик позвонил на квартиру Кубраковым. Трубку взял брат:

- Можете приезжать. Я подготовил маму. Только вы постарайтесь без особого усердия. Сами понимаете ее состояние, - не стесняясь, предупредил он.

- Постараюсь. Я ведь к вам не в гости с балалайкой собираюсь, - в тон ответил Скорик.

- Понятно, понятно. Приезжайте...

Скорик увидел то, что и ожидал в этом доме, построенном в начале века: большие комнаты, потолки почти четыре метра, в углах изразцовые печи с подведенным газом, высокие окна с овальными фрамугами.

Кубраков усадил его на стул, сказал:

- Посидите, я позову маму.

- Одну минутку, Александр Павлович, - остановил его Скорик. - Я не собираюсь делать обыск, просто хочу осмотреть комнату Елены Павловны, письменный стол и задать несколько вопросов вашей маме. Не исключаю, что мне еще раз придется наведаться в комнату Елены Павловны для более тщательного осмотра, - избежал он слова "обыск". - Я предварительно позвоню.

- Нас здесь не будет. Я забираю маму к себе в Сокирцы, пусть поживет у меня какое-то время. Я дам вам ключи от квартиры, ключи сестры.

- Доверяете? - улыбнулся Скорик, стараясь расположить хозяина к непринужденному разговору.

- У нас воровать нечего.

- А если мне надо будет что-нибудь изъять? Без вас и понятых не смогу.

- Позвоните мне в Сокирцы заранее, я приеду.

- Куда звонить?

- Я райвоенком в Сокирцах.

- Александр Павлович, ваша сестра умела плавать?

- Очень хорошо. Она ведь родилась на Волге, в Саратове...

- Как зовут вашу маму?

- Ольга Степановна.

- Пожалуйста...

Седая, с бледным осунувшимся лицом, в длинном байковом халате, она показалась Скорику сейчас много выше, нежели тогда, на кладбище. Села напротив, положив белые старческие руки на стол, сцепив пальцы, но дрожь в них унять не могла.

- Ольга Степановна, простите мое вторжение, но что поделать, - такая служба, - начал Скорик. - Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Она согласно кивнула.

- Ольга Степановна, не жаловалась ли вам Елена Павловна в последнее время, что кто-то ей угрожает или преследует?

- Нет. Ее нельзя было преследовать. Она была добрый отзывчивый человек и никому плохого не могла ни пожелать, ни сделать, - тихо сказала старуха.

- Не была ли угнетена чем-нибудь?

- Нет. Наоборот. Из Германии Леночка вернулась веселая, возбужденная... Вы считаете, что ее убили? - спросила вдруг.

- Ничего определенного сказать пока не могу. Но постараемся докопаться до истины, - шаблонных фраз было не избежать. - Ольга Степановна, у вас лично нет подозрений в отношении кого-либо?

Она долго молчала, потом произнесла:

- Мне всегда был неприятен Назаркевич, хотя я никогда его не видела. Но Леночка говорила, что все неудачники неврастеники. Она считала его неудачником, и полагала, что он когда-нибудь сорвется.

- Что она имела в виду?

- Не знаю.

- В Богдановск Елену Павловну отвозил Назаркевич. Вернувшись, он не позвонил вам, что Елена Павловна осталась там еще на день, может передал какие-нибудь ее слова?

- Нет. Он вообще сюда никогда не звонил.

- Я могу осмотреть комнату Елены Павловны?

- Идемте, - встал сидевший все время молча Кубраков. - Ты иди к себе, мама, ложись...

Комната Кубраковой скорее напоминала коридор - длинная, с одним окном. Изразцовая печь. В углах потолков залегли пыльные тени. На темном скрипучем паркете лежал затертый, грязно-зеленого цвета ковер. Тахта, простой платяной шкаф, стул у письменного стола, на стене потускневшее зеркало. Впечатление такое, что это - случайное жилье, что большую часть времени обитатель проводит вне стен.