Диана Кирсанова - Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы Страница 16

«Я окружен волшебным чувством и тобой, и мне грустно, потому что я знаю – ты исчезнешь так же внезапно, как и появилась, – думал Максим, зарываясь лицом в ее волшебные волосы с еле уловимым запахом прерий и саванн. – И я знаю, что грусть со временем перерастет в глухую тоску, потому что ты уйдешь от меня, но пусть это случится как можно позже… пусть это придет потом, через день или два, когда ощущение новизны и прелести наших поцелуев исчезнет и все станет таким реальным.

А сейчас ты спишь и разговариваешь во сне, бессознательно прижимаешь к груди мою голову, пальцами зарываясь в волосы.

И пусть есть ты, а есть мое воображение, и пусть общего между нами гораздо меньше, чем хотелось бы нам обоим, но эта ночь наша, и я люблю тебя, и поделюсь с тобой ближайшим будущим и чувством, или сначала чувством, а потом будущим – не стоит думать об этом сейчас, ведь самое главное между нами уже случилось».

Звонок в дверь вернул их через несколько часов на землю.

К их приходу Макс был совершенно не готов. Собственно, к визиту подтянутых молодых людей физкультурного вида, принадлежность которых к органам не могли скрыть даже демократичные джинсы и куртки, простой обыватель всегда оказывается совершенно не готов. Но Максима это касалось вдвойне: их приход выдернул его из душа.

Бардин стоял под холодными струями уже добрых полчаса, чувствуя, как постепенно становится человеком (Ада точно знала, чего она хочет, она выжала Макса досуха, и понадобилось еще много времени для того, чтобы он смог осознать, где он находится и что с ним происходит), когда услышал трель. Звонок трендел так настойчиво, что, чертыхнувшись, Макс сдернул с вешалки полотенце и, обернув его вокруг бедер, босым прошлепал в коридор и крутанул замок на входной двери.

– Чем обязан? – спросил Макс за секунду до того, как у него под носом оказалась красная корочка служебного удостоверения.

– Убойный отдел, – ответили ему фразой из известного телесериала. А тот из них, что казался помоложе, даже дружелюбно подмигнул.

– Милиция, – обронил другой, уже поживший.

И оба они синхронно, с одной ноги, вошли в квартиру, чуть замешкавшись у шкафа, который стоял почти у входа и не давал пришельцам свободно развернуть широкие плечи.

– Так чем обязан? – спросил Максим, чувствуя, как холодная вода стекает по спине и весь он покрывается гусиной кожей – не из страха, а из-за сквозняка, который ворвался вслед за пришельцами.

Голый человек всегда чувствует преимущество людей в одежде, тем более если действие разворачивается не на пляже, а в пределах обычной городской квартиры. В данном случае превосходство было на стороне этих пинкертонов в штатском еще и потому, что они знали о цели своего визита, а Максим – нет.

И еще: там, в глубине квартиры, его ждала Ада.

Стараясь выглядеть как можно более равнодушным, хотя с мокрыми волосами и в полотенце, которое норовило вот-вот свалиться с чресел, это было не так-то просто, Бардин с преувеличенным вниманием изучал предъявленные документы. Он лихорадочно искал – и не находил – каких бы то ни было воспоминаний относительно того, что он натворил в эти похмельные дни. Окровавленных ножей или дымящихся пистолетов в его воспоминаниях, по крайней мере, точно не было.

– Вам лучше одеться, – заметил пожилой, отдергивая руку с удостоверением и с некоторой брезгливостью стряхивая с него капли, упавшие с волос Макса.

– Благодарю, – усмехнулся Макс его менторскому тону. Но он был прав.

Когда Максим вернулся в наспех натянутых джинсах и ковбойке, приглаживая ладонью мокрые волосы, они уже расположились в комнате, которую дочь Бардина называла студией. Штативы с лампами и фонарями-«лягушками», похожие на висельников, стояли здесь точно по периметру.

Неоконченные работы и обрезки рамок были сдвинуты в сторону – кажется, все же аккуратно. Молодой скромно примостился в уголке дивана, пожилой с комфортом уселся в рабочем кресле Максима и дернул «молнию» на черной кожаной папке.

– Итак, чем обязан?

– Какие отношения связывают вас с Анной Витальевной Березневой? – начал пожилой безо всяких предисловий.

– Простите?

– Вы меня прекрасно слышали.

– Если я вас слышал, то это вовсе не значит, что я понял вопрос.

Усевшись на подоконник, Макс нащупал в кармане ковбойки сигареты и закурил. Придя сюда, они ошиблись адресом – это становилось ясно, и он уже начал скучать. Да и работа ждала.

– Вам знакома эта женщина? Анна Березнева?

– Нет.

– А между тем она преподает в институте, в котором учится ваша дочь.

– Не валяйте дурака, – сказал он машинально. – В этом институте еще тысяча преподавателей. – И тут до Макса стал доходить подтекст вопроса, сердце как будто облило холодком: – Моя дочь? При чем тут моя дочь?!

– К счастью, ни при чем, – отсек пожилой следователь подозрения в том, что Арька ввзязалась или, скорее, что ее втянули во что-то уголовное. – Я упомянул об этом лишь как о странном совпадении.

– В чем же совпадение?

– Да хотя бы в том, что вы отрицаете близкое знакомство с преподавателем вашей дочери, и как раз в то самое время, когда в ее квартире находят криминальный труп. Кстати, и сама Березнева утверждает, будто никогда не встречалась с вами.

– Значит, это правда!

– Значит, это ложь! Зачем бы вы стали заказывать для незнакомки роскошную корзину с цветами? Присылать ей приглашение на свою выставку?

Бардин молча смотрел на седовласого следователя. Каждую свою фразу он завершал резким взмахом ладони, как будто отрубал от большого монолога отдельные куски. Пристроив на колене папку с разложенным поверху протокольным бланком, он взирал на Макса крайне неприязненно и, кажется, был заранее настроен не верить ни единому его слову.

Его напарник, главной отличительной чертой которого были густые черные брови, напротив, как будто забавлялся ситуацией. Улыбался во всю ширь и даже подхихикивал в кулак.

И никакого намека на желание понять, что они ошибаются, и разобраться, почему возникла эта ошибка. Оба они были до крайности неприятны.

– Я не знаю женщины, о которой вы говорите, – сказал Максим, стараясь соблюдать спокойствие. – Не владею представлением о происхождении трупа, которым вы, надо думать, в силу своей профессии, занимаетесь. Я вообще не люблю трупы – имею, представьте, вот такой странный вкус. Предпочитаю живые модели. Я никому не присылал корзину цветов – по крайней мере, в последние двадцать лет точно. Что же до приглашений на мою выставку, то я имею привычку раздавать их всем, кто только попросит. Иногда ими бывают люди, о которых я ровно ничего не знаю. Знакомые знакомых. И даже дальше.

Седой выслушал его с явно скучающим видом и, прежде чем задать очередной вопрос, нервно скривил губы:

– У вас есть женщина?

– А у вас есть гормоны? – огрызнулся Макс. Вопрос был вдвойне неприятен, так как напомнил об Аде – «если она слышит этот разговор из соседней комнаты, в хорошеньком же положении я сейчас перед нею предстану!» – Я что, похож на импотента? Что вы вообще хотите услышать? Желаете, чтобы я продиктовал вам телефоны из моей записной книжки с краткими характеристиками каждой женской персоны?

– Богема… – протянул презрительно старший.

Черт его знает, что при этом имелось в виду. На секунду у Макса мелькнула было мысль о том, что он намерен причислить его к тем, кого осторожно называют «лицом с нетрадиционной сексуальной ориентацией» (для людей определенного склада ума слово «богема» имеет логическое продолжение «бардак-разврат-вакханалия», что, в сущности, не всегда далеко от истины), но эта мысль сорвалась, не успев дозреть. В конце концов, с точки зрения «небогемного» жителя, Макс имел алиби: был женат и воспитывает дочь!

(«Кстати, а где Арька? Бросил взгляд на часы – одиннадцатый час утра! Убежала в институт, не заглянув к нему. Это был плохой признак. Да, мы поссорились, но дочь редко дулась на меня по три дня кряду… Впрочем, хорошо, что не заглянула. Ему не хотелось бы, чтобы она увидела Аду или каким-то образом вычислила ее присутствие»).

– Торопитесь? – подал голос бровастый, поймав его взгляд. И улыбнулся. Белыми ровными зубами.

– Перестал получать удовольствие от общения с доблестными органами. И к тому же меня ждет работа.

– «Работа», – усмехнулся пожилой, а молодой покосился в сторону кипы неоконченных портретов. Сверху лежала Тамара, то есть фотография, еще точнее – ее плечо и спина, изогнутые навстречу лунному свету, который Макс полдня выстраивал из студийных ламп. Бровастый следователь, Макс заметил, давно уже не сводил глаз с этого роскошного тела, еще более соблазнительного в глянце, а пожилой, напротив, уже смотрел по сторонам – заканчивал заполнять протокол.

– Тоже мне, работа – голых баб снимать! Распишитесь. И учтите, что я еще захочу с вами встретиться. Возможно, не раз.