Владимир Кашин - Приговор приведен в исполнение Страница 16

«Ну и сидите, черт с вами! Но скажите мне, хотя бы ради приличия, зачем вы пришли?»

«Мне кажется, вам выгодно прикидываться, будто вы не понимаете, чего я от вас хочу. Если бы я сейчас сказал, что пришел просить вас вырыть колодец на Марсе, вы все равно сделали бы вид, что поверили. Потому что вы все-таки чего-то боитесь. Но чего?!»

А вслух подполковник в это время сказал:

— У вас, кажется, намечено совещание?

— Да, производственное… Вы хотели со мной поговорить? Что-нибудь случилось в моем коллективе?

«Интересно, знает ли он о моем разговоре с Костей?» — подумал Коваль.

— Нет, все в порядке, — усмехнулся он. — Шел мимо, решил заглянуть. Если разрешите, с удовольствием посижу, послушаю. Уже подумываю об отставке. Придется переквалифицироваться. А что, если в бурильщики пойти, а? — он снова улыбнулся. — Вот и поучусь. Трест-то ваш из передовых!

— Что ж, пожалуйста, — суховато ответил Петров. — Послушаете и поймете, как мы мучаемся.

Да, управляющий трестом был сегодня совсем не похож на того Петрова, с которым Коваль рыбачил в воскресенье. Правда, одно дело — отдых, другое — работа. И все-таки…

Управляющий нажал на одну из кнопок на столе. В кабинет впорхнула секретарша.

— Пусть заходят.

По одному, быстро и бесшумно, словно на цыпочках, входили прорабы и служащие треста.

Коваль обратил внимание на то, что каждый из них старается занять место где-нибудь подальше от стола управляющего.

Еле слышно зазвонил телефон.

— Опять жалуются? — проворчал в трубку Петров. — В шею гнать их надо, товарищ Третьяк. Извините, вырвалось… Нервы не выдерживают. Они же сами виноваты. Если ты заказчик, финансируй вовремя. Сроки срываются? Ответственная стройка? А другие объекты у меня не ответственные? Если я переброшу всю технику и рабочую силу им одним… Груб, пишут? Обижаются? Павел Сергеевич, я с ними не в бирюльки играю. Если попросту не понимают… Хорошо, хорошо, учту!

Пока управляющий разговаривал по телефону, подполковник рассматривал лица строителей и вспоминал полученную в начале следствия служебную характеристику на Петрова. За время войны и после нее техник Петров значительно выдвинулся. Работал на оборонных объектах в Средней Азии, потом на Украине. Начал скромным мастером, стал прорабом, а после окончания инженерных курсов сразу занял должность главного инженера треста. Не так давно стал управляющим. Трудовая деятельность Ивана Васильевича Петрова неоднократно отмечалась почетными грамотами и денежными премиями, а за Среднюю Азию он получил медаль. В одной из бесед управляющий доверительно намекнул Ковалю, что после сдачи очередного сооружения ему дадут орден. Характеристика свидетельствовала, что Петров — «хороший организатор, волевой руководитель, умеющий выполнять и перевыполнять плановые задания».

Управляющий кончил разговор по телефону и окинул взглядом кабинет.

— Все здесь? Начнем. Докладывает Бородин.

Это было обычное производственное совещание. Начальники участков, прорабы коротко докладывали о делах на объектах.

Поначалу Петров сдерживался, возможно, из-за присутствия подполковника, и только время от времени перебивал докладчика короткой репликой. Впрочем, Коваль видел, что управляющий вполне мог обойтись и без реплик — достаточно было ему взглянуть на подчиненного, как тот встревоженно замолкал или старался выразить свою мысль короче. Казалось, Иван Васильевич гипнотизировал людей. Даже сам подполковник на какое-то мгновение попал в магнитное поле этой атмосферы.

Но вот управляющий словно забыл о постороннем человеке. Нет, он не раскричался, когда ему не понравилось то, что докладывал немолодой худощавый инженер, весь вид которого выражал покорность судьбе, он и говорил негромко, но в наступившей тишине каждое его слово камнем падало на голову инженера.

— Значит, и в этой декаде план не выполнишь?

— Иван Васильевич, трубы не подвозят. Из-за этого и простои. Я докладывал вам.

— Что ты мне, Лахно, очки втираешь? Лодырь ты. Зачем пришел сегодня ко мне? Хныкать? Убирайся отсюда! Отправляйся на свой участок и не попадайся на глаза, пока сто процентов не будет. Или — или!.. Или сделаешь план, или выгоню.

Инженер вздохнул, взял с подоконника шляпу и, осторожно ступая по ковровой дорожке, направился к двери.

Все молчали.

И в эту минуту напряженного молчания Коваль вспомнил изречение: «Убийца — тот, кто убивает тело, но трижды убийца — кто убивает душу». Где он это вычитал? Кажется, у Ромена Роллана. Мудро сказано. Но если это так, почему законы человеческого общества наказывают главным образом за убийство тела? Не потому ли, что убийство тела — акт единовременный и заметный, а убийство духа растянуто во времени и не поддается точному измерению, ибо не имеет ярко выраженных сиюминутных последствий? Но в таком случае законы несовершенны… Интересно, на самом деле это — Ромен Роллан? Надо будет дома посмотреть.

— Дальше… — Петров снова обвел взглядом присутствующих, выбирая следующего докладчика.

Люди съежились. И те, кто должны были еще отчитаться, и те, кто уже докладывали.

…Закончив совещание и оставшись в кабинете вдвоем с подполковником, управляющий трестом вытер платком лоб.

— Вот так и живем, — сказал он. — Бездельники! Легкой жизни хотят… Они меня до инфаркта доведут…

Инфаркт так не вязался с обликом пышущего здоровьем Петрова, что, несмотря на тяжкое впечатление, которое произвело на Коваля совещание, он мысленно улыбнулся.

— Не мое дело, Иван Васильевич, но вы так оборвали старого инженера…

— Лахно? Патентованный лодырь! Сложа руки трубы ждет. На других участках тоже не хватает, а план вытянули! А он хнычет, няньку ему давай!..

— Как же они выполнили? Без труб артезианский колодец не построишь.

— Сумели. В одном месте сэкономили, в другом — добавили. О неритмичном снабжении я лучше их знаю. И меры принимаю. Но я сам с поставщиками и старшими товарищами переговоры веду. И ты мне не напоминай, за мою спину и за трубы не прячься. Дело руководителя участка — преодолеть трудности. Головой работать надо, на месте выход искать. А если я вожжи ослаблю, на самотек пущу — все на ветер пойдет. Одному спустишь — всех распустишь. А у меня государственный план, народу вода нужна…

Коваль встал, собираясь прощаться. Обрывок фотографии лежал в кармане. Но подполковник так и не достал его оттуда. Что-то мешало откровенно поговорить с Петровым.

Петров тоже поднялся и вместе с подполковником вышел из кабинета. Секретарша, едва завидев управляющего, вскочила и замерла в ожидании распоряжений.

Петров прошел мимо нее как мимо статуи.

В вестибюле управляющий и оперативник снова посмотрели друг другу в глаза, и между ними опять произошел немой диалог:

«Ну что, Коваль, узнали что-нибудь полезное для себя? Или уходите несолоно хлебавши?»

«Этого я вам не скажу, Петров. Я понял: ждать от вас помощи не приходится».

«Не понимаю, что вы тут вынюхиваете?»

«Прекрасно понимаете, но помочь не хотите. Ничего, в конце концов я и сам разберусь».

«В чем?»

«Сам еще не знаю, в чем именно. В том-то и беда!»

А вслух управляющий и оперативник распрощались как друзья. Петров предложил свою машину. Коваль отказался.

Петров так и не поинтересовался, почувствовал ли подполковник, как трудно приходится строителям колодцев и согласен ли он после ухода в отставку работать в системе «Артезианстроя». Не вспомнил и рыбалку, словно и не было ни ее, ни дискуссии на берегу Днепра. Не сердится ли Петров на него, Коваля, за то, что он до сих пор ворошит завершенное дело, тревожа память погибшей? И в самом деле, что ему нужно от человека? Петрову сейчас не до милиции. В конце концов, никакое дополнительное расследование не возвратит к жизни его жену… Он, подполковник Коваль, со своим профессиональным педантизмом и скрупулезностью выглядит, по меньшей мере, занудой или напоминает того врача из старого анекдота, который, узнав, что его пациент умер, все-таки спрашивает, сильно ли он потел перед смертью.

18

Пришла осень. Сад Коваля стал неуютным. Деревья словно расступились, открыв голые провода на столбах, обнажились крыши низеньких домиков, утыканных телевизионными антеннами. От частых холодных дождей поникла поредевшая листва, придавая пейзажу унылый вид.

Дмитрий Иванович теперь не появлялся в саду. Возвратившись с работы, он уединялся в своем кабинете и, покуривая, перелистывал читанные и перечитанные книги. Иногда просматривал снятый наугад с полки том энциклопедии.

Он понимал, что такого рода чтение — это лишь хитрость, с помощью которой он пытается обмануть свой переутомленный мозг. Внушая себе, что читает, он не переставал думать о служебных делах…

Наташи дома не было. Утром она, как обычно, вместе с отцом спешила на работу, а вечером, до его возвращения, отправлялась в университет.