Огюст Ле Бретон - Сицилийский клан Страница 16

Она быстро отвернулась и продолжала взбираться по лестнице, привлекая взгляд убийцы соблазнительно раскачивающимися бедрами.

С утра Ле Гофф возобновил допросы подследственных, которые соприкасались с Сарте в день его побега. Но ничего не вырисовывалось. По-видимому, никто из этих преступников не помогал убийце. Никто не передавал ему инструменты, при помощи которых он вскрыл пол фургона. К тому же перед отправкой из тюрьмы Сантэ во Дворец правосудия преступников тщательно обыскивала охрана. Откуда же взялись эти проклятые инструменты? Сыщики просто выходили из себя.

В пять часов, когда заключенных уже повезли обратно в тюрьму, к Ле Гоффу ворвался Рондье, толкая перед собой рыжего жандарма, одного из тех, кто в день побега был приставлен к Мушу.

— Патрон! — крикнул он. — Я целый час допрашиваю этого жандарма, и он говорит все то же, что прошлый раз. Но сейчас он, кажется, вспомнил одну деталь, ускользнувшую при первом допросе.

Ле Гофф указал жандарму на стул и спросил:

— Да? Так что же это? Тот кашлянул.

— Ваш инспектор спросил меня, не заметил ли я чего-нибудь особенного, когда ждал с заключенным Сарте у кабинета следователя Мартена. Первый раз я ничего не вспомнил, но сегодня… когда ваш инспектор меня спросил, мне показалось…

— Показалось?

Рыжий почесал затылок. Ле Гофф терпеливо ждал. Он умел не торопить события.

— Ну хорошо, — внезапно решился жандарм. — Я вспомнил, что один человек все же мог приблизиться к заключенному Сарте.

— И кто же это?

— Мой коллега, — уточнил рыжий. — Жандарм, как и я.

Ле Гофф поднял брови. Рыжему это не понравилось, он подумал, что сомневаются в его памяти.

— Да, возле Сарте сел какой-то жандарм. Он сопровождал заключенного к следователю… Теперь я ясно вспомнил…

Ле Гофф взглянул на Рондье, который клокотал от нетерпения.

— Ну и что?

— Как что? — воскликнул рыжий. — Если у кого-нибудь и была возможность незаметно передать Сарте инструменты, то только у этого типа! Он добрых десять минут сидел рядом с ним!

— Почему вы думаете, что он мог это сделать? — спросил глава Антигангстерской бригады. — Надеюсь, вы понимаете всю серьезность ваших обвинений?

Рыжий посмотрел на Рондье, и тот подбодрил его энергичным кивком.

— Так вот, — продолжал жандарм. — По зрелом размышлении я вспомнил одну деталь, которая меня тогда удивила. У него на куртке не было бляхи, как у нас всех.

Брови Ле Гоффа поднялись еще выше. Он плохо понимал, о чем идет речь. Рондье поторопился объяснить:

— Он имеет в виду вот это, патрон.

Он ткнул пальцем в грудь рыжего, где под нагрудным карманом была прикреплена медная бляха. На ней был изображен шлем с перьями, как на щите рыцаря Баярда,[13] а ниже — герб города Парижа.

Рука Ле Гоффа замерла на папке. Его светлые глаза блеснули. Он задумчиво смотрел на жандарма.

— Значит, вы полагаете, что это был не настоящий жандарм, так как иначе у него была бы бляха? Так?

— Именно так, — подтвердил осмелевший страж, гордый тем, что разговаривает с самим шефом Антигангстерской бригады. — Настоящий жандарм не может выйти без бляхи. На него наложили бы взыскание.

Потом он прибавил, как бы в оправдание себе:

— Мне это только сейчас вспомнилось, и то лишь потому, что ваш инспектор так настойчиво спрашивал, не заметил ли я в тот день чего-нибудь странного.

Ле Гофф с минуту размышлял. Потом встал.

— Рондье! Нужно обойти всех старьевщиков города. Все пункты проката одежды и мундиров. Не забыть костюмеров и бутафоров в театрах. Короче, задача вам ясна. Если это был не настоящий жандарм, он должен был где-нибудь взять напрокат или купить мундир. Берите всю бригаду. Может быть, след у нас в руках.

— Может быть, — согласился Рондье. — Но это потребует чертовой уймы времени!

— У нас с вами еще много лет до отставки, — возразил его начальник, знаком попросив проводить рыжего. Тому он сказал:

— Спасибо за содействие. Думаю, не нужно напоминать вам о секретности. Я не хотел бы, чтобы газеты раззвонили о сообщенном вами факте.

Явно польщенный жандарм обернулся, пыжась от гордости.

— Я знаю цену молчанию, господин комиссар. Вы можете положиться на меня. Я буду нем как рыба.

И, надвинув кепи, он молодецки отдал честь, прежде чем выйти вслед за Рондье.

XIV

Солнце палило немилосердно. Воздух был насыщен электричеством, и нервы у всех были натянуты. Лето не стало ждать 21-го июня, чтоб войти в свои права. Было только начало месяца, но стояла тяжкая жара, благословляемая только продавцами пива и мороженого. В тапочках на босу ногу, расстегнутой рубашке, джинсах и парусиновой шляпе Муш гулял вокруг пруда с удочкой в руке. Рыбалка не доставляла ему обычной радости. С тех пор, как он попал сюда, этот пруд успел ему надоесть. Он сразу же нашел рыбные места и теперь уженье было ему не в удовольствие. Ведь он не мог ждать большого улова: в пруду у Сальваторе была только мелкая рыбешка! Ах, если бы он мог бродить вокруг большого озера, вдыхать его запахи, наблюдать, предвкушать, что в камышах или под кувшинками прячется крупная рыба…

Вытерев пот с лица, бандит занес свои снасти в сарай. За время, проведенное здесь, он поздоровел и загорел. Но им уже овладело нетерпение. Он торопился начать действовать и наконец-то получить деньги. Огромный куш, который позволит ему делать все, что угодно, если захочется, раскатывать в «роллс-ройсе». Поставив удочку у мотоцикла, на котором Серджо иногда мотался по окрестностям, Муш открыл пачку «Пэлл-Мэлл» и вдруг ухмыльнулся. «Роллс-ройс»? А почем бы и нет? В конце концов, в таких тачках разъезжает куча болванов-певцов и киношных девчонок, весь талант которых заключен в соблазнительной попке! Нечего и говорить о мошенниках-фабрикантах, жуликах-банкирах и тому подобных. Всех этих не знающих жалости кретинах, которые рыскают по всему свету, защищенные черными мраморными табличками, привинченными у дверей их богатых особняков. Он по крайней мере рисковал своей шкурой! И свою монету зарабатывал с оружием в руке. Конечно, в этом нет ничего хорошего, но то, что делают эти финансовые флибустьеры, ничем не лучше.

Муш пошел к дому по дорожке, заросшей мхом, защищенной от палящего солнца листвой деревьев. Он издалека заметил Джека, сидевшего в кресле на террасе. И, конечно, на столе было чем утолить жажду. Американский летчик, казалось, не слишком страдал от пребывания здесь. Вначале он часто вспоминал веселый Париж, девочек в черных чулках, праздничный Монмартр. В общем все это кино, о котором болтают там, в Штатах. Но Сальваторе быстро охладил его пыл, заявив, что он отсюда никуда не выйдет. Старик был прав. Такой пропойца, как Джек, моментально привлек бы к себе внимание. Лучше было не рисковать. Тем более, что Джек приехал во Францию с фальшивыми документами, а в Штатах никто не должен был даже заподозрить, что он покинул мать-родину.

Муш развалился в кресле и протянул руку к бутылке.

— Пить хочу, — сказал он.

— Пить, — произнес Джек единственное французское слово, которое он усвоил.

Муш налил себе виски, но, увидев, что ведерко для льда пусто, крикнул:

— Жанна!

На пороге виллы появилась жена Альдо. Сразу видно было, как она загорела и поправилась. Белые шорты оттеняли ее бронзовую кожу, а грудь прикрывал кусочек полосатой материи.

— Льда! — бросил Муш, с восхищением глядя на нее. Она исчезла и тут же вернулась танцующим шагом, вся в солнечных бликах. Желание волной пробежало по телу беглого бандита. Уже больше трех недель они жили бок о бок, и ему нужно было немало сил, чтобы держать себя в узде. Он чувствовал, что она согласилась бы, несмотря на страх, который он ей внушал. А может быть, именно вследствие этого страха. Убийца необыкновенно привлекал невестку Сальваторе. Он был любезен, очарователен в общении, всегда улыбался. Но под этой обаятельной маской ощущалась разрушительная сила, скрытая жестокость. Кроме того, он был для нее человеком, который убил, и неизбежно когда-нибудь сам будет убит. Ему не суждено было кончить жизнь в чистой постели с чашкой отвара вербены на ночном столике. Именно такие мужчины часто нравятся женщинам определенного сорта. Жанна бросила в его стакан два кусочка льда и спросила:

— Поймали что-нибудь?

Муш поболтал льдинками в стакане, и сделал глоток.

— Трех окуньков. Я бросил их обратно.

Она засмеялась, остановив на нем свои порочные фиалковые глаза.

— Правильно сделали. Мы уже сыты вашей рыбой.

— Потому что здесь нет ничего, кроме окуней, — сказал он. — Вот если бы я принес вам хорошую щуку на три-четыре фунта, чтобы приготовить ее под белым соусом…

Он щелкнул языком.

— С доброй бутылочкой охлажденного мюскаде.