Николай Оганесов - Двое из прошлого Страница 16

Такой вариант пришел ему в голову впервые. Как же это он раньше не сообразил?! Что ж получается - то место, за которое он выложил этому подонку тысячу кровных рублей, теперь достанется кому-то другому? Уже досталось! И с того небось содрал не меньше! Значит, сейчас, в эти самые минуты, когда его ведут по тюремному двору с заложенными за спину руками, кто-то другой сидит в небольшой, уютной мастерской по ремонту оптики на его, Красильникова, месте?! "А деньги? Деньги присвоил мутноглазый Алик, и теперь радуется, что меня нет, что забрали, засадили... Ну нет, погоди радоваться, скотина! За мной не заржавеет! Я тебе прижму хвост, выложишь мне все до копейки, еще и сверху положишь, дай только выбраться отсюда..."

До сих пор он не вспоминал о своей работе в "Оптике" под началом Харагезова. Выходит, лучше было не вспоминать - одно расстройство! Взятка, отданная заведующему, чтобы тот перевел его на работу в отдельную мастерскую, где можно было работать на свой страх и риск, ни от кого не зависеть, сам себе хозяин, пропала впустую. Нет ни денег, ни места, а есть камера два на три и ни сантиметром больше, невкусная, пресная пища и вместо развлечения окошко в стене - кусок неба, по которому, если повезет, раз в день пробежит край облака... Были перспективы, планы, программа на будущее, мечтал начать новую жизнь с Танькой, студенткой пединститута, с которой встречался вот уже полгода, мечтал уехать с ней к морю, купить машину, дом где-нибудь в Крыму или в Сочи, неважно, хоть у черта на куличках, - главное, все реально, осуществимо, даже средства имеются - и вдруг из-за недоразумения, случайности все это летит в тартарары. Вместо теплого моря - тюрьма, следователь, допросы: вместо домика в Крыму камера...

Стоило подумать о камере, и мысли сделали привычный скачок. По замкнутой цепи он вернулся к воспоминаниям, надоевшим, неприятным, но назойливым и неотступным. В них, точно на старой, затертой кинопленке, навсегда запечатлелось одно и то же: ночь на девятнадцатое, старик Волонтир, пьяный, потирающий ладони, скрип его ботинок, минуты, тянувшиеся, как часы; потом жена, спящая мертвецким сном, тяжелое ее дыхание и снова старик Волонтир, ночь без сна, утро без рассвета, с головной болью и страхом, с милицейской машиной у флигеля, поездка к матери, от нее - к Таньке. Она, румяная от мороза, пар, вырывающийся изо рта, обманчивое недолгое успокоение и за всем этим - арест. Двое в штатском - один, он помнит, в коротком замшевом пальто, другой в нейлоновой куртке - приказали снять халат, повели к машине под удивленными взглядами Кротова, Щебенкина, Харагезова, усадили на заднее сиденье, повезли через весь город... Хорошо, дали время подумать, а не то позорный провал с первой минуты. Подготовлен не был, рассчитывал, что смерть соседа спишут на несчастный случай: включил, пьянчуга, газ и заснул, забыв зажечь. И вдруг арест! Спасло чудо - простая, но спасительная мысль: только они двое знают, как было на самом деле. Волонтира, второго, нет в живых, сдох, собака, иначе не взяли бы. Значит, остался он один! Это и выручило. Еще не зная противника, он сумел перехитрить его, сумел вывернуться.

Так уже было однажды. Двенадцатилетним мальчишкой увязался с компанией взрослых ребят. Они снисходительно терпели его присутствие, решали какие-то свои, недоступные ему проблемы, не обращая на него никакого внимания. Их пренебрежение больно задевало самолюбие, и ему захотелось во что бы то ни стало доказать, что он с ними на равных и по праву находится в их компании. Когда проходили мимо заправочной станции, между старшими возник разговор о том, по какому принципу действует бензонасос. Решив, что это и есть самый удобный случай заставить их заметить себя, он поотстал, крадучись подошел к колонке и нажал на большой красный рычаг. Бесцветная пахучая жидкость тугой струей ударила в асфальт; в солнечных лучах ярко заблестели бензиновые брызги, и в считанные секунды по улице разлилась огромная лужа. Завороженный этим зрелищем, он упустил подходящий момент, промедлил секунду-другую и тут же поплатился за неосторожность. Какой-то мужчина успел схватить за шиворот и потащил в детскую комнату милиции. По дороге Игорь расплакался, просил отпустить, а когда понял, что это не поможет, стал лихорадочно соображать, как бы выкрутиться. В детскую комнату вошел уже с готовым решением. Глядя прямо в глаза строгой женщине, одетой в синюю милицейскую форму, сказал, что его подучили старшие, заставили нажать на рычаг, и выложил все, что знал о ребятах: их имена, фамилии...

Можно, конечно, назвать это предательством, но ведь можно и самозащитой. И потом, разве его самого не предавали? Еще как! Толик Нестеренко, тот самый, с кем утащили стационарный "Темп" из клуба медработников, попавшись при продаже магнитофона на толкучем рынке, сразу назвал его, Красильникова, да еще и выложил, что именно он, Игорь, задумал всю операцию. Хорошо, замяли дело. А если бы нет?

Или взять Ленку. Ну что он ей плохого сделал? Мало он с ней возился, терпел ее капризы? А в награду - пожалуйста: мало того, что подглядывала, выслеживала, наблюдала за каждым шагом, так и в прокуратуре все рассказала, истеричка! Дежурила она, что ли, у окна? Кто ее за язык тянул? Мстит, сволочь, утопить хочет! Сколько раз убеждался, что рассчитывать можно только на себя, ни в ком другом уверенности нет и быть не может... Ну, ничего, плевать, он выдержит. Не все потеряно. Еще посмотрим, кто кого, гражданин следователь, посмотрим!

И что-то отдаленно похожее на улыбку мелькнуло на его губах.

СКАРГИН

Итак, через три дня после ареста Красильников признал себя виновным в убийстве по неосторожности.

На первый взгляд этот шаг может показаться странным, противоречащим логике его поступков: отказывался, отрицал, цеплялся за любую возможность, чтобы уйти от ответственности, а потом вдруг разом сознался. Но ведь поступки человека не всегда подчинены законам логики, к тому же случается, и довольно часто, что они лишь кажутся непоследовательными. Достаточно внимательнее присмотреться, разобраться в них, и они оказываются вполне объяснимыми. Свидетельством тому история с кражей в клубе.

Нам удалось разыскать Анатолия Нестеренко. Он отбывал наказание в колонии общего режима за злостное хулиганство. Встретился с ним Костя Логвинов.

- Не думал, что Игорь когда-нибудь попадет к вам, - первое, что сказал Нестеренко инспектору.

- Почему же? - спросил Логвинов.

- Осторожный кадр. - Нестеренко не спускал глаз с сигареты, дымящейся в руке инспектора. Не выдержав, попросил: - Не угостите, гражданин начальник?

Логвинов протянул пачку "Столичных". Тот вытащил сигарету, поднес ее к лицу и втянул носом воздух.

- О, табачок! Экстракласс! - Его глаза мечтательно закатились под веки. - Ну, спасибо, уважили. - Он размял сигарету пальцами, закурил и зажмурился от удовольствия. - Ну, раз вы ко мне с пониманием, то и я... Записывайте, авось пригодится, - начал он, выпустив струйку сизого дыма. Дело давнее, да и не выгорело тогда ничего из нашей затеи, так что могу рассказать, убытка не будет... С магнитофоном - вы знаете - обошлось. Кажись, мамаша Игорева дело замяла. Поругали, покричали, в милицию потаскали и на том успокоились. А через две-три недельки, когда поутихло все, предложил я Игорю другое дельце. Глупость, конечно, детство, ну да что теперь говорить... Короче, был у меня на примете один деятель, из тех, у кого денег полная сберкасса на дому. Стеклотару он принимал в ларьке, ну и подворовывал помаленьку. Так вот и говорю я Игорю: дочка, говорю, у него есть лет четырех, души он в ней не чает, давай, говорю, подстережем, когда она одна гулять будет, заманим шоколадкой там или еще чем; посидит она у нас взаперти день-другой, а отцу, приемщику этому, письмо напишем или по телефону позвоним: так, мол, и так, деньги на бочку - и забирай свое чадо в целости и сохранности, а иначе, мол, тебе удачи не видать. - Нестеренко стряхнул пепел в ладонь и косо улыбнулся. - Он бы отдал, не пикнул бы даже. Рыльце-то в пушку, в милицию идти не с руки: он ее больше меня боялся, да и сумма пустяковая - тысяча, это для него так, капля в море. Да-а... Думал, верняк, потому и поделился с Игорем...

- И что Красильников?

- Я был уверен на все сто, что он согласится. Ведь магнитофон - его затея...

- А не наоборот?

- Мне врать незачем, - обиделся Нестеренко. - Говорю, его - значит, его. Он и провернул всю операцию, а я только помогал. Он вообще на идеи силен был. Еще до кражи в клубе сидим, бывало, в парке или дома у него, он и начнет выдавать: то кассу в кинотеатре почти без риска взять можно знаешь, говорит, какая там выручка! - то магазин. Спрячемся, говорит, в туалете, дождемся закрытия и обчистим прилавки. Идеи из него прямо фонтаном били...

- Ну а как он с приемщиком стеклотары, - напомнил Логвинов. Отказался?

- Ага. - Нестеренко с сожалением посмотрел на окурок. - Наотрез. Не ожидал я от него. Такого страху напустил, что я и сам напугался. Ты, говорит, как хочешь, а я пас.