Фредерик Дар - Освободите нас от зла Страница 16

— Что, глотка пересохла? — спрашивает Феррари, услыхавший, как я покашливаю.

— Да.

— У меня тоже, словно я вчера надрался...

— Так оно и есть... — говорю я ему.

— Что?

— Мы перепились нашим прошлым, разве нет?

— Да, ты прав...

— И у него гадкий вкус, ты не находишь? Вкус ржавчины и помойки...

— Помойки, это так, — одобрительно кивает он. — Именно помойки!

Время подгоняло меня, поскольку необходимо было вернуться на завод к восьми часам, когда возобновляется работа. А сейчас около шести, но я уже дома. Оставил автомобиль на улице и поднялся в спальню. Глория все еще спала, сном глубоким и спокойным. Я попытался с ней заговорить, но она не реагировала. Видимо, я дал ей слишком большую дозу снотворного. Тем лучше: мне хотелось все завершить к моменту ее пробуждения... Я разделся и стал под холодный душ. Растерся перчаткой до такой степени, что все тело у меня начало гореть. После душа принял две таблетки макситона и переоделся в чистое, затем спустился в кухню и выпил чашку крепчайшего кофе. При такой интенсивной терапии усталость моя испарилась, словно роса после восхода солнца.

В доме стояла тишина, в окна сочился бледный рассвет. В запасе у меня оставалось еще минут тридцать. Беспокоила мысль о ковре и чемодане, лежавших в багажнике моего автомобиля. Мне не терпелось от них избавиться. Может быть, сжечь все это добро в отопительном котле и сделать это немедленно, пока не проснулась служанка? Но я вспомнил, что ткани, сгорая, издают такой неприятный запах, что могут всполошиться все соседи, решившие, что у нас пожар. Однако я не мог возить с собой эти компрометирующие меня вещи. Случись расследование полиции по поводу исчезновения Нормана, в хорошенькую ситуацию я могу попасть... И мне в голову пришла мысль — хитрая мысль, умная, гораздо умнее, чем все предыдущие. Не надо уничтожать все это барахлишко, не надо прятать его. Просто сделать так, чтобы все это у меня украли.

Я достал чемодан и ковер из багажника и переложил на заднее сиденье. Затем набрал грязи и замазал ею номерные знаки. После этого я поехал по направлению к Монмартру... На маленькой улочке Барбес я остановился, вылез из машины и ушел, не заперев дверцы на ключ. Вокруг ни души, но к вечеру, я был уверен, и чемодану и ковру кто-нибудь «приделает ноги»... Я оставил светящимися габаритные огни, это должно было привлечь внимание любителей пошарить в оставленных автомобилях. Я спустился по бульвару Клиши и остановил такси, назвав адрес завода. Я приехал туда минут за пятнадцать до начала смены. Мне оставалось выполнить последнюю и довольно тонкую часть операции: любой ценой не допустить на строительные леса рабочих-каменщиков. Я стал ожидать их появления возле заводских ворот, делая вид, что рассматриваю объявления на доске... Наконец я увидел их... Все они были на велосипедах, с сумками через плечо, и мне подумалось, что я улажу это дело довольно легко. Нельзя допустить даже мысли, что вся моя операция сорвется из-за этого обстоятельства. Каменщики раньше никогда меня не видели. Когда они проезжали мимо, я сделал вид, что один из велосипедистов случайно зацепил меня колесом, и упал.

— Вот черти неловкие! — закричал я. — Небось, уже с утра поддали!

— Ты сам поддал, чучело! — заорал в ответ старший из них.

— Да как ты смеешь! — взвился я.

— Ты сам виноват, надо было смотреть по сторонам!

— Вы сейчас же извинитесь передо мной!

— Пошел бы ты...

Подоспели мои служащие. И тут каменщики поняли, что я — хозяин, владелец завода, и сразу изменили тон. Они принялись извиняться, но я не стал слушать их жалкое бормотанье и велел немедленно убираться ко всем чертям, пообещав, что не премину сообщить об этом их хозяину. Понурившись, они повернули обратно. Мне было жаль их, поскольку они теперь вполне могли быть уволены, но обстоятельства вынуждали меня поступить именно так. Пришлось позвонить их начальству и рассказать о нашей стычке. При этом я предупредил, что вина их не очень велика, но, дабы сохранить свое лицо в глазах персонала, попросил прислать других каменщиков.

Передо мной извинились и пообещали сделать все необходимое. После этого я заперся в своем кабинете и, положив голову на руки, проспал два часа. Когда я проснулся, то первым делом подошел к окну и глянул на стройплощадку. Двое каменщиков усердно работали там, куда я замуровал труп. Все шло так, как было задумано. Я попросил одного ив мастеров отвезти меня домой, сославшись на то, что оставил свою машину механику в гараже с просьбой отрегулировать тормоза. Разумеется, мастер поспешил выполнить мою просьбу, и в одиннадцать часов я уже был у себя дома в Гарше.

Маринетта напевала в унисон пылесосу, таская его по ковру. Радио передавало тягучую мелодию, вполне соответствующую настроению. Мутный свет осеннего утра наполнял дом, делая его похожим на аквариум.

— Мадам встала?

— Еще нет...

Я поднялся на второй этаж и вошел в спальню. Глория проснулась, но, похоже, совсем недавно. Она сидела в постели, опершись на подушки. Руки сложены на одеяле, взгляд потерянный. Она все еще не могла прийти в себя после той дозы снотворного, что я ей дал. Взгляд ее остановился на мне, в глазах промелькнул страх.

— Ну что, — спросил я, — как ты себя чувствуешь?

В ответ она разрыдалась. Я приблизился... присел на край кровати.

— Поговорим?

— Как хочешь...

— Послушай, давай не будем касаться твоей... твоей измены... Это отдельный разговор, может быть, позже мы к нему вернемся, может быть, и нет...

— Господи, Шарль...

— Ты мне одновременно сообщила две новости, — продолжал я, — вторая в житейском плане гораздо более серьезная, чем первая, давай займемся ею. Этой ночью, пока ты спала, я сделал так, чтобы тело твоего любовника исчезло навсегда...

Она опустила глаза и всхлипнула. Меня охватил гнев.

— Ну уж нет, Глория... Прошу тебя, никаких сожалений и слез, или тогда выпутывайся сама! Я готов сделать все, чтобы спасти тебя, но при условии, что ты не будешь испытывать мое самолюбие!

Она попыталась взять себя в руки и успокоиться.

— Как ты это сделал? — спросила она.

— Никогда не спрашивай меня об этом, понятно?

Должно быть, видок у меня был еще тот. Веки ее дрогнули.

— Да, хорошо...

— Тебе достаточно знать, что я организовал настоящий спектакль. Пусть все считают, что он уехал. Чтобы я мог безошибочно действовать в дальнейшем, мне необходимо хотя бы в общих чертах знать привычки этого парня. Чем он занимался?

Она пожала плечами.

— Он писал...

— Что именно?

— Статьи, книги...

— И где он их публиковал?

— О, послушай!..

Ее недомолвка заставила меня улыбнуться.

— Все понятно, непризнанный гений... Пописывал в ящик. Кстати, у него была привычка путешествовать?

— Да, иногда он ездил к матери. Она возглавляет какое-то сельскохозяйственное предприятие возле Анже...

— И он наведывался к ней всякий раз, как только оказывался на мели?

— Да...

— А кроме нее? Друзей он навещал?

— Только знакомых по барам...

— Ты знаешь его излюбленные кафе?

— Да, некоторые...

— Ты посещала их вместе с ним?

— Да.

— Часто?

— Да...

— А его консьержка тебя знает?

— Да...

Ее «да» больно били по моему самолюбию, их связь, которую я доселе представлял лишь схематично, обрастала деталями, становилась осязаемой.

— Послушай, Глория, необходимо, чтобы ты разыграла обеспокоенную подругу...

— Но каким образом?

— Рано или поздно исчезновением жильца займется полиция.

При слове «жилец» она нахмурилась, губы ее сжались. А я продолжал:

— Мы живем в обществе, где исчезновение человека не может остаться незамеченным. Его станут искать... Начнут с непосредственного окружения, то есть с друзей и близких...

Она отвернулась.

— Господи, послушай же меня! — негодующе воскликнул я.

— Я тебя слушаю...

— Если полиция узнает, что ты и мизинцем не пошевелила, чтобы выяснить, куда подевался твой любовник, она сразу заподозрит неладное и одарит тебя своим повышенным вниманием, соображаешь?

— Конечно!

— Ты с ним ежедневно встречалась?

— Да, — призналась она, ни минуты не колеблясь.

Мое самообладание рухнуло. Я со всего маху ударил Глорию по лицу, она стукнулась затылком о спинку кровати. Она ничего не сказала, даже не всхлипнула... Женщины умеют подчиняться гневу самцов. Она лишь слегка потерла горящую щеку. Этот жест вызвал во мне желание убить ее. Мне захотелось раздавить ее, растерзать в клочья. Я на миг закрыл глаза и прошел в ванную комнату, чтобы плеснуть холодной воды в лицо и успокоиться. Затем вернулся в спальню. Она смотрела на меня настороженно и с опаской.

— Прости меня, Глория, ты знаешь, это не мой стиль...

— Я знаю, но это не имеет никакого значения, Шарль...

— Продолжим, — сказал я.

Она повторила: