Екатерина Савина - Возвращение живых мертвецов Страница 16

Человек снова усмехнулся. Он скрестил руки на груди и одним взглядом убил еще секунду назад ровно пылавшее пламя в очаге камине.

Комната погрузилась в кромешную мглу и уже никто из смертных ни за что не смог бы разглядеть глубокое старинное кресло и человека, сидящего в нем – Захара.

Удивительно, как мне не пришло в голову то, что пришло в голову, когда я заметила рядом с собой режущий кромку волн смертельно острый акулий плавник?

Я просто представила себе свою комнату – ту самую, откуда началось мое сумасшедшее путешествие, в которое утянула меня моя очередная галлюцинация.

Я просто представила себе свою комнату и моментально оказалась там.

Не без труда я поднялась на ноги.

«Вот так вот, – подумала я, – Оленька… Нет худа без добра, как говорится. Если бы не свалилась на меня эта галлюцинация, я бы не получила возможности убедиться в том, что контроль над галлюцинациями у меня все же есть. Не полный, конечно, но… я в любой момент, как оказалось, могу галлюцинацию прервать и вернуться туда, откуда вышибла меня сошедшая с ума экстрасенсорная сила моего подсознания».

Ноги мои подкашивались, тело все еще гудело от чудовищного напряжения. Я добрела до кухни и приготовила себе кофе. Через полчаса, усевшись за кухонный стол, я отхлебнула из чашечки ароматный напиток.

В гостиной все еще лопотал телевизор.

«Надо будет пойти его выключить, – подумала я, – только теперь на экран смотреть я не буду ни в коем случае. Нет. Теперь мне совершенно ясно, что появление галлюцинации обусловленно явлениями реальной действительности – причем только такими явлениями, которые могут взволновать мое сознание – передать таким образом импульс подсознанию, которое уже – в свою очередь – сработает по определенной схеме… появившейся в моем мозгу после сильного удара по затылку. Вот черт, кто бы подумал, что когда-нибудь наступит такое время, когда мои экстрасенсорные способности сыграют со мной злую шутку. Обычный человек после сотрясения мозга отделался бы двумя-тремя деньками головной боли, рвота, бледность лица и так далее… А я…»

Я допила кофе и поставила чашку в мойку.

– Итак, – вслух проговорила я, – подытожим. Что мы имеем – во-первых, из-за черепно-мозговой травмы, полученной во время аварии, я стала страдать галлюцинациями, которые – в силу особенностей моего мозга – имеют силу преображать окружающую меня действительность. Так, во-вторых – галлюцинации обусловленны явлениями реальной жизни – теми, которые способны взволновать меня – как, например, злобные кавказцы-бандиты или парашютисты, разбивающиеся вдребезги о землю. Ну и в-третьих, я в любое время могу прервать галлюцинацию и вернуться обратно – в милый моему сердцу реальный мир…

Кажется, все… Ну, что же – это не так уж и мало. У меня, как говорится, только один вопрос – когда все это закончится?

Я прошла в гостиную, стараясь не глядеть на экран, выключила телевизор и облегченно вздохнула в наступившей в комнате тишине.

Затем выключила свет и легла на диван. Так устала – что дойти до спальни и разобрать постель – представлялось мне делом почти невозможным.

Уснула я сразу, как только закрыла глаза.

– Петерсон Олег Владимирович, – представился Петерсон Олег Владимирович, сунув раскрытую красную книжечку удостоверение в окошечко вахтенной будки, – следователь. Мне нужно поговорить с одним из ваших пациентов, – нехотя сообщил он безмолвствующему вахтеру, – с Чернобуровым Антоном Владимировичем.

– Это новенький, что ли? – зевнув, осведомился вахтер.

– Ага. Куда мне пройти?

– К главврачу, наверное, – сказал вахтер и снова зевнул, – я-то не знаю, где они этого вашего… Черно… бурова держат. Столько их – психов – каждый день привозят, разберись тут поди…

– Куда мне?

– Я же сказал. А… К главврачу-то? Прямо по коридору, по лестнице и налево. Там административный этаж, большая дверь такая, кожей обитая… Найдете.

– Найду, – проворчал Олег Владимирович, пряча удостоверение в карман пиджака.

На широкой белой лестнице никого не было. Вообще – пусто было в помещении областной психиатрической больницы, только какие-то голоса раздавались к гулких коридорах – из-за белых стен светлых вблизи, но из-за отстутствия достаточного освещения теряющихся в серых сумерках, совершенно смазывающих стройную перспективу.

– Вот дело-то мне попало, вот дело… – ворчал Олег Петрович, поднимаясь по лестнице вверх, – не ментовка в последнее время стала, а черт знает что… Вчера вот с моим тезкой битых часов пять болтались по пустынному дачному поселку, пока, наконец, этот придурочный шофер не разрыдался и не начал орать, что это все нечистая сила виновата в том, что он ни хрена не помнит. Ничего… надо его омоновцам сдать нашим. Пусть пару деньков они на нем приемчики поотрабатывают, тогда он вспомнит еще и то, что сосед дядя Петя его настоящим отцом был… Н-да… у моего тезки Олега Петровича свои проблемы, а у меня свои. И похлеще, кажется. Олег Петрович со своим шофером-идитом бьется, а мне сейчас с настоящим психом базарить придется. Да еще, говорят, с буйным.

Олег Владимирович остановился перед обитой кожей дверью с табличкой «Главный врач» – и постучал костяшками пальцев по этой самой табличке.

– Да-да, – ответили ему.

Вздохнув напоследок еще раз, Олег Владимирович открыл дверь и вошел.

– Из милиции? – безошибочно определил главврач, – уже очень немолодой, полностью облысевший и порядочно раздавшийся мужчина, приподнимаясь на стуле.

– Как это вы определили? – опешил Олег Владимирович.

Главврач усмехнулся и достал откуда-то из недр своего стола большую трубку;  неторопливо заговорил, так же неторопливо набивая ее табаком:

– Я ведь, батенька, как-никак, психиатр. Да притом – с очень приличным стажем –  сорок лет практики… А практика – то есть, профессиональный опыт, вкупе с известной  долей одаренности и… не побоюсь этого слова… достаточно развитого воображения  дают… поразительные, надо сказать, результаты. М-да… А видеть людей насквозь –  это моя профессия, батенька…

– Моя тоже, – проговорил Олег Владимирович, уже с интересом разглядывая врача, –  вам бы в милиции работать, – не удержавшись, добавил он.

Главврач закурил трубку и выпустил первое облачко ароматного дыма.

– Думал об этом в молодости, думал, – поделился он, – так по какому вы ко мне  делу?

– Чернобуров Антон Владимирович, – проговорил опер, – очень бы хотелось с ним  пообщаться. Его недавно к вам доставили…

– Чернобуров? – переспросил главврач. – Как же – помню. Преинтереснейший случай.  И очень хорошо, что вы к нам зашли. Мне бы хотелось узнать, наконец, что с ним  случилось? Ваши коллеги, что привезли к нам пациента, ничего определенного  сказать не могут. Может быть, вы?

– Я тоже ничего определенного, к сожалению сказать не могу, – проговорил Олег  Владимирович, – ну, кроме того, что… Тут, понимаете ли, странная история.  Чернобуров – предприниматель. Два дня назад, не сказавшись, кстати, жене, поехал  куда-то на собственном автомобиле. По предположительной версии – поехал обсуждать  какую-то сделку с… каким-то своим деловым партнером.

– Что же в этой истории странного? – поднял брови главврач. – Предприниматель  поехал на сделку. Жена… это его личное дело. По-моему, все поступки нашего  пациента вполне логичны.

– На сделку он поехал поздно ночью, – пояснил Олег Владимирович, чувствуя вдруг  к сидящему напротив него человеку какое-то иррациональное почтение, – а нашли  его на следующий день в полностью невменяемом состоянии… в каких-то лохмотьях,  вместо костюма… Вот. Я подумал, может, его опоили чем-то. Такие случаи в нашей  практике бывают – это не такая уж редкость.

– Все гораздо сложнее, – важно сообщил главврач, пыхнув своей трубкой, – никаких  следов наркотических препаратов мы в крови Чернобурова не обнаружили. Зато удалось  нам выяснить вот что… – главврач выдержал интригующую паузу, основательно заполнив  ее густейшим облаком табачного дыма и продолжал:

– Судя по всему, мозг нашего пациента подвергся чьем-то гипнотическому вмешательству.  Причем, тот, кто гипнотизировал Чернобурова, явно большой специалист в этом деле.  Мы до сих пор не можем вывести больного из состояния острого кататонического  кризиса. А если в ближайшие дни никаких улучшений состояния больного не будет,  то боюсь… рассудок его окажется поврежденным навсегда.

– То есть, если Чернобуров завтра-послезавтра в себя не придет, то его в дурке  до конца дней продержат? – уточнил Олег Владимирович.

– Точно так.

– Да-а… – протянул опер, – ну, а сейчас-то с ним можно поговорить?

– Почему нет? – пожал плечами главврач. – Пожалуйста. Хуже вы ему не сделаете…  Только сомневаюсь, что вы что-нибудь от него добьетесь. Больной Чернобуров только  бредит… Он абсолютно не воспринимает окружающую действительность. Даже жену не  узнал. Сейчас я позвоню и вас проводят…