Дмитрий Дубинин - День скарабея Страница 16

Немного удивлял и настораживал легкий гул неизвестного происхождения – словно где-то прогревал двигатели самолет. Но искать источник этого шума мне казалось не самым своевременным занятием, надо найти место для ночлега. Поиски были недолгими – первый же попавшийся двухэтажный дом оказался жилым корпусом. Вход в него был открыт. Я поднялся на второй этаж и вошел в ближайший номер, оказавшийся совсем небольшим, рассчитанным на одного человека, но с двумя кроватями. Явно не люкс, однако в моем ли положении капризничать? Опять же даром, а это тоже большой плюс.

Я запер дверь номера, заглянул в туалет и машинально провел рукой рядом с косяком, нашаривая выключатель. Неожиданно ярко вспыхнула лампочка под потолком. Я поторопился ее погасить, надеясь, что с улицы никто не увидел света в окне. Мало ли что…

Выкурив сигарету и с тоской вспомнив о консервах, оставшихся в здании вокзала, я повалился на кровать. На сравнительно мягком матрасе лежали подушка с одеялом, без белья, естественно, да и с запахом плесени, но меня и это устраивало. На тумбочке у кровати лежал сложенный вчетверо плотный полиэтиленовый пакет; мне пришло в голову положить его в один из карманов – пригодится… Поставив рядом с кроватью фонарь и засунув под подушку пистолет, я закрыл глаза и почти моментально уснул.

– …Я когда-то отдыхал в «Вантае», – заметили вы. – Узкоколейка там не работала. Ее построили почти одновременно с комбинатом и санаторием, но хулиганы часто подкладывали предметы на рельсы, а пионервожатые как-то раз угнали мотрису, и катались всю ночь туда-обратно. В общем, дорогу почти перестали использовать.

– Во всяком случае, именно на ней я и добрался до санатория… Вы сказали «почти»?

– Да. Поскольку узкоколейка была кратчайшим путем между ЦБК и «Вантаем», на ней иногда возили руководство. Но предварительно машинист проезжал сам в обе стороны. Впрочем, дело не в этом. Году этак в девяносто четвертом какие-то шаромыги сняли несколько рельсов на пустыре. Вагон, по моим сведениям, так и остался в санатории. Как вы это сможете объяснить?

– Извините, никак. Только тем, что я здесь. Полагаю, что в последние годы путь восстановили. Иначе собаки мне не дали бы далеко уйти.

Прежде чем искать лодку, я решил подкрепиться. Шутки шутками, но я уже слегка забыл студенческие времена и трехразовое – понедельник-среда-пятница – питание. Тогда это переносилось сравнительно легко, сейчас – не особенно. Есть хотелось так, что и собаку сожрал бы, буде подвернулась какая мне на пути. Но о собаках думать было страшно. Лучше о консервах. Уж они-то в закромах столовой наверняка найдутся.

На территории «Вантая» было тишь да гладь, если не считать странного гула, так и не прекратившегося за ночь. «Мерзость запустения» коснулась санатория не слабее, чем комбината или городских кварталов: и штукатурка на всех зданиях облупилась, и сквозь потрескавшийся асфальт пробилась высокая трава, а где и молодые деревца. Цветы на клумбах задушил чертополох, а деревянные домики и горки для увеселения детей рассохлись и частично развалились.

Я покинул участок с жилыми корпусами и пошел по дорожке среди сосен и берез, отмеченной указателем с выцветшей надписью «Столовая». И вдруг заметил какое-то быстрое движение по тропинке, пересекающей дорожку под прямым углом. Небольшая оранжево-зеленая фигурка. Словно кто-то быстро пробежал передо мной и скрылся за высокими кустами, окаймляющими дорожку.

Верх оранжевый, низ зеленый… Провалиться мне, если это не тот самый (или одетый точно так же) мальчишка, повстречавшийся мне вчера у игорного салона!

«Эй, парень! Постой!» – закричал я, кидаясь через кусты к тропинке. – «Остановись!».

Никого. Я проблуждал по зарослям среди кустов и деревьев минут десять, но так никого и не увидел. Пришлось смириться с тем, что это либо игра воображения, либо (что очень неприятно) помутнение рассудка.

… Вход здание столовой выглядел довольно помпезно: трехстороннее крыльцо с большими каменными вазонами по бокам и с навесом, поддерживаемым кариатидами. Оба вазона и одну из кариатид здорово изуродовали вандалы; на другой кто-то написал краской несколько грязненьких словечек.

В помещении столовой пол чуть скользил, несмотря на толстый слой пыли. Давненько же тут никто не обедал и не завтракал! Большие окна загрязнились, хотя столики сквозь все ту же пыль матово отсвечивали пластиковым покрытием, стулья – кое-где лопнувшей виниловой обивкой. На одном из столиков остались неубранные приборы; на тарелках чернел гнусного вида налет. Пахло довольно противно – так пахнет в подвалах, где гнездятся крысы.

В кухне я не нашел ничего интересного, зато кладовка меня порадовала – выбор консервов оказался весьма неплохим, чего не сказать о других продуктах длительного хранения. Здесь обнаружилось несколько деревянных кадушек с крупами, при этом плотно закупоренных. Кашу варить я не собирался – некогда, да и особо не на чем, а коробки с лапшой быстрого приготовления уже основательно изучили крысы. Возможно, в металлических шкафах можно было чего-нибудь найти, но они оказались запертыми, а взламывать замки я поостерегся. Ни к чему.

В общем, я заморил червячка по-походному, прихватил в пакет с собой на дорожку три жестянки с тушенкой, после чего покинул пищеблок через черный ход. И прислушался.

Странный гул по эту сторону здания был более громким и отчетливым; отсюда стало возможным определить его источник. Звук доносился из небольшого сооружения красного кирпича метрах в двадцати от столовой. По-видимому, там работал мощный мотор.

Я приготовил на случай неприятных сюрпризов пистолет, осторожно приблизился к сооружению. Гараж? Нет, не совсем. Над приоткрытой дверью табличка «Дизельная».

Внутрь я входил крайне осторожно – сначала огляделся вокруг. Кроме белки, весело скачущей по веткам ближайшей сосны, живых существ поблизости не наблюдалось. Ладно. Я прошел через дверь внутрь.

В помещении было тепло и довольно темно. Под ногами оказался стальной пол, ребристый и чуть более, нежели в столовой, скользкий – видимо, от неизбежных утечек машинного масла. Густо пахло смазкой, соляркой и горячим металлом.

Дизель работал. Он ровно и мощно гудел, на приборной панели генератора горели индикаторные лампы, дрожали стрелки приборов. Вот и ответ, откуда в номере электричество. Но это значило также и то, что электростанцию кто-то обслуживает. Ведь не может же дизель работать неделями, не говоря уже о месяцах, без того, чтобы кто-то не залил в бак топливо?

Мелькнула мысль остановить двигатель, чтобы тот, кто за ним присматривает, примчался, а я бы втихаря понаблюдал, что это за дизелист тут обитает такой, и стоит ли идти на контакт с ним.

Между агрегатом и задней стенкой электростанции имелся небольшой промежуток, я решил напоследок исследовать и его. Эта разведка привела к тому, что я с большим трудом сумел удержать в желудке свой походно-полевой завтрак.

—… Так, пожалуйста, чуть подробнее опишите его. Вы вообще обошли этот момент, когда излагали свои похождения в первый раз.

– Знаете, это действительно тошно…

– Давайте не будем играть в благородных девиц, – потребовали вы неприятным голосом. – Итак, это был труп мужчины?

– Да.

– Пожилого, молодого?

– Скорее молодого. Хотя, вряд ли. Наверное, лет тридцати пяти. Максимум сорока. Выглядел довольно крепким, коренастым… Рост средний, может, чуть меньше. Волосы светлые.

– Покойник был раздет?

– Частично. Брюки спущены до колен. Джинсы. Торс голый.

– Так. Торс голый, коренастый… Значит, не разложившийся?

– Нет. Возможно, его убили двумя днями ранее.

– Вы хорошо умеете определять время смерти?

– Нет. Вовсе нет… Черт возьми, я не знаю. Может быть, он умер за день до того, как я на него наткнулся. А может быть, за неделю.

– Теперь вы говорите «умер». А поначалу вы сказали, что он был убит. Где же истина?

– Если человека убить, то он, как правило, умирает…

Человек был распят на стене дизельной. Кто-то за растянутые руки подвесил его, пробив запястья, на торчащих из стены штырях арматуры, загнутых кверху и заостренных, точно крючья. При этом не особенно и высоко – коленями покойник почти задевал до пола. Впрочем, чтобы он не мог упереться ступнями в металлическую поверхность, неизвестные экзекуторы, по-видимому, перебили ему кости голеней – ноги в синих джинсах, спущенных с пояса, были неестественно вывернуты. Белокурая голова безвольно свисала вперед, а торс покрывали следы ран и ожогов. Самое страшное – и это нетрудно было заметить – человека еще и кастрировали.

Я попятился, оглядываясь назад и держа пистолет наготове. Вот уж верно – хорош бы я был, останови дизель и попытайся познакомиться с теми, кто пришел бы сюда… Но, может быть, эти варвары уже далеко? Неужели мальчишка каким-то боком имеет ко всему этому отношение? Нет, вряд ли, немыслимо. Бред.