Еше раз по поводу мокрого снега - Полина Охалова Страница 16

вместе с несколькими семейными фотоальбомами. Вернее сказать, дневник, представлявший собой не очень толстую тетрадь с оторванным переплетом, был заложен между страницами одного из фотоальбомов. Начинались записи, сделанные вполне разборчивым, почти каллиграфическим почерком, записью от 1 ноября 1934 год, а и сначала содержание их было вполне обычным для подросткового дневника. Автор, которому, судя по всему было лет 14–15, писал о почитанных книгах, ссорах и примирениях с одноклассником-другом, мечтал, о том, что в Ленинграде построят метро еще почище московского, что удастся через одного пацана раздобыть два билета в «Титан» на «Чапая» (и тогда уж Ритка ни за что не откажется с ним пойти — это ж только запредельная идиотка могла бы от такого отказаться!). 3 декабря автор делает запись прописными буквами о том, что убит Киров С. М., а 5 декабря о том, что город Вятка теперь будет носить имя Кирова. А все следующие записи сделаны уже каким-то шифром, то есть, буквы автор использует обычные, кириллические, но ставит их в другом порядке, так что получается полная абракадабра. Такими закодированными сообщениями заполнены еще 15 страниц, а последние листы в тетради, вероятнее всего остались незаполненными, и кто-то вырвал их для других, вероятно, более прозаических нужд. Страницы оборваны неровно, и на оставшихся обрывках бумаги нет никаких следов букв, потому и можно сделать вывод, что эти листы остались чистыми. Так как обложка дневника, на которой, обычно автор писал свое имя, тоже отсутствовала, то имя и фамилия того, кто вел дневник, осталась неизвестна. Из первых записей можно было узнать только, что жил он в центре Ленинграда на Васильевском острове в Тучковом переулке, где-то недалеко от Екатерининской церкви.

Володя Крючков просто заболел желанием расшифровать дневник и выяснить, кто его автор, и заразил этой криптографической горячкой своего приятеля айтишника Вадима и подругу Вадика, Лену, учившуюся на историческом факультете в универе. Крючков как-то показал дневник Ксении Петровне, и она тоже увлеклась «тайной дневника неизвестного», как она иронизировала, немного стесняясь своего вовлечения в эту «операцию Энигма». Впрочем, у самой Ксении возникали ассоциации скорее с любимыми ею в далеком детстве историями про кортик и бронзовую птицу.

Историк Лена высказала предположение, что переход на шифр связан с так называемой операцией «бывшие люди», когда из Ленинграда были выселены больше 10 тысяч людей дворянского и «буржуазного» происхождения. Чекисты просто брали телефонную книгу 1917 года и выбирали из нее «аристократические» подозрительные фамилии. Но это правда было в 1935 году уже, но в закодированной части дневника непонятны и даты, может, автор начал заполнять дневник зашифрованными записями после довольно длительного перерыва?

Неделю назад Ксения Петровна взяла дневник неизвестного, чтобы показать одному специалисту, знакомому с кодами и кодированием, которого нашла по «наводке» своей давней питерской приятельницы. Специалист непременно хотел подержать оригинал дневника «во всей его материальности», — так передала его слова приятельница Татьяна. Собирались договориться о встрече, но тут Ксении пришлось уехать в Финляндию, чтоб не пропала виза, а последние два дня ей было и вовсе не шифров и экспертов, так дневник и пролежал у нее в сумке. Засунула его в средний отдел, застегнула на молнию и забыла выложить, — так что тетрадка пропутешествовала с он с ней в Тампере и обратно.

Ребята уже ждали ее в квартире, где Володя жил с родителями. Ксения Петровна повинилась, что не успела повидаться с экспертом по шифрам и кодам до своей поездки в Финляндию, а теперь он уехал и вне достижимости. Собственных догадок насчет расшифровки кода никто с собой не принес, но Лена, поработав с источниками, попыталась выявить людей, которые жили в Тучковом переулке и были выселены во время чисток 1935 года. Она нашла семью Таубе, которая проживала на углу Среднего проспекта и Тучкова переулка и в которой был мальчик Феликс1921 года рождения.

«По возрасту подходит», — сказала Лена. Можно попробовать поискать, куда эта семья была сослана, хотя это, конечно, потребует времени.

«А что это нам даст, — ну узнаем мы, допустим, что это Феликс Таубе и выслали их в какой-нибудь Свердловск, но как это поможет нам его записи расшифровать? — спросил Вадим.

«Таубе» — немецкая фамилия, может, код надо искать в немецком языке — высказала предположение Ксения Петровна.

— Ленка, а ты выяснила, кем они до революции были, эти Таубе, может, у них несметные богатства были, и этот Феликс пишет, где они эти фамильные драгоценности спрятали, — двадцатипятилетний Владимир, говоря это, сам выглядел пятнадцатилетним подростком.

— Да тут даже в архивах не надо преть. Напиши запрос в Википедию, и сразу выходит инфа и об инженере-путейце Таубе, и о баронессе фон Таубе, владелице зданий и отелей, словом, были среди Таубе очень даже состоятельные люди. Если, конечно, наш Феликс — из тех Таубе.

— И если вообще наш дневник написан этим самым Феликсом Таубе, — урезонила Ксения Петровна.

— И что еще можно сделать с этим шифром, я просто не знаю, — сказал Вадим. — Все эти известные способы кодирования всякие перестановки букв, согласных и гласных, атбаш там или код Цезаря и т. п. — все это я уже попробовал, ничего не получается. Ну попробую еще поиграть немецким алфавитом, как Ксения Петровна сказала, или там с французским еще повертеть-покрутить.

— Конечно, если Феликс, ну будем его так условно называть, использовал, как Штирлиц какую-то книгу для шифрования, то, не зная, какую именно, ничего не расшифруешь, — уже с оттенком безнадежности протянул Володя.

— Подождите, давайте еще внимательно посмотрим на те книги и тех авторов, которых он в первой части дневника упоминает, — предложила Ксения Петровна. — Попробуйте по этому пути пойти, Володя. Вдруг он взял, например, первую страницу в какой-то из названных книг в качестве ключа. Заменял там первую букву своего сообщения на первую букву в слове на странице и т. д.

— Ну да, если первую страницу, а если сто двадцать седьмую, например?

— Тогда, конечно, миссия не выполнима. Но попытка не пытка, — попробуем до конца использовать то, что мы можем использовать. И все же вряд ли наш условный Феликс был Исаевым-Штирлицем, здесь какой-то довольно простой ключ должен быть.

Договорившись созвониться через пару дней с ребятами, Ксения Петровна наконец направилась на встречу со своей спасительницей Людмилой. Встретившись у дверей библиотеки, они решили поговорить за обедом, а потом разойтись по своим делам.

Глава пятнадцатая

Людмила долго и участливо расспрашивала о визитах Ксении Петровны в полицию и следственный комитет, удивлялась тому, как быстро доблестные менты раскрыли убийство и, казалось, искренне радовалась за Ксению Петровну, которую не только не числят