Смерть в подлиннике - Алексей Макеев Страница 16

– Кто там? – донесся из глубины квартиры низкий мужской голос.

– Полиция! – зычно отрапортовал Гуров.

– Зачем я вам нужен? – на этот раз голос прозвучал ближе.

– На пару вопросов. Откройте, пожалуйста.

Изнутри в замке повернулся ключ, но сама дверь так и не шелохнулась.

– Откуда мне знать, что вы из полиции?

– Могу я увидеть Алексея Егоровича Моргунова? – вместо ответа спросил Гуров.

– Это я. А вы кто такой?

– Полковник юстиции, следователь по особо важным делам Гуров Лев Иванович.

– И документ соответствующий имеется?

– Если вы разрешите войти, то с радостью продемонстрирую серьезность своих намерений, – пообещал Гуров. – Удостоверение тоже.

– Зачем я мог понадобиться полиции?

– Алексей Егорович, откройте дверь.

Требовательный тон сработал. Дверь скрипнула и отворилась. На пороге Гуров увидел высокого старика в длинном махровом халате болотного цвета, напряженно всматривающегося в его лицо.

– Могу я зайти? – уже более миролюбиво поинтересовался Гуров.

– Покажите ваши документы, – напомнил Моргунов.

– Конечно.

Моргунов вынул из кармана очки, надел на нос и внимательно изучил удостоверение.

– Теперь вы мне поверили? – усмехнулся Гуров.

– Никому нельзя верить, – без тени улыбки ответил Моргунов. – Я должен знать, с какой целью вы пришли.

– Вы знакомы с Алевтиной Михайловной Голиковой?

– А что… – растерялся Моргунов.

– Знакомы или нет?

– Да, мы знакомы… были, – дернул головой Моргунов. – Я не видел ее долгое время.

«Слава богу, – выдохнул Гуров, в глубине души до сих пор сомневавшийся в том, что обратился по адресу. – Рогов или Громов оказался тем самым Моргуновым. А то бы пришлось стоять тут дурак дураком и что-то объяснять».

Гуров понял, что в дом его пускать не намерены – старик так и стоял в дверном проеме, держась за косяк. За его спиной виднелся темный коридор, заворачивающий за угол. Из квартиры пахнуло затхлостью, и Гуров на мгновение задержал дыхание. Он так и не смог привыкнуть к стойкому запаху, наполнявшему жилища некоторых пожилых людей. Так пахли одиночество, безысходность и равнодушие.

Разговаривая с Гуровым, Моргунов стоял на сбитой половой тряпке, которая, очевидно, служила ему придверным ковриком, но лежала не с внешней стороны входной двери, а сразу при входе в квартиру. «Так и споткнуться недолго, – автоматически отметил Гуров. – Особенно в темноте. Особенно в таком возрасте, как у него. Останется лежать, пока не умрет. В квартире прописан только он, но, может быть, он с кем-то живет?»

Как только свет с лестничной площадки упал на лицо Моргунова, стало понятно, что он не любитель бывать на свежем воздухе. Об этом говорила необычайная бледность кожи на его лице. Пропуская Гурова в квартиру, он неловко потоптался на месте, будто стараясь ни обо что не споткнуться. Лев Иванович сделал два шага вперед и остановился, ожидая дальнейших указаний. Моргунов захлопнул дверь, закрыл ее на замок и повернулся к Гурову.

– Прошу, – пригласил он и вытянул руку в сторону коридора. – Не разувайтесь. И не задавайте вопросов.

Вопросы возникли тут же. С лестничной площадки и при отсутствии освещения внутри квартиры коридор было не рассмотреть, но теперь, оказавшись непосредственно внутри, Лев Иванович обратил внимание на огромное количество всевозможного хлама, расставленного вдоль стен. Здесь были старые картонные коробки, доверху заполненные книгами и каким-то тряпьем, набросанным как попало, а уже дальше, по мере движения, можно было увидеть высоченную металлическую стойку напольного торшера, увенчанную тремя пустыми патронами. Разобранный журнальный столик, пакет из «Пятерочки» с непонятным содержимым – и вдруг тонкая высокая ваза с ярким орнаментом по краю горлышка, которой касался деревянный стул, а на нем был устроен второй, только ножками вверх. Гуров заметил только то, на что успел обратить внимание. Коридор был наполнен старыми вещами, от которых, как правило, предпочитали избавляться без особенных сожалений. «Коллекционер или псих? – потерялся Гуров. – С каких помоек он все это притащил? И куда он это потом денет, интересно?»

Та же обстановка царила и в комнате, куда Моргунов привел Льва Ивановича. Правда, в отличие от коридора здесь царил относительный порядок. Комнату Моргунов предпочел подарить книгам. Их было столько, что у Гурова зарябило в глазах. Они отвоевали подоконник, часть пола возле стены, стояли в широком книжном шкафу и кокетливо демонстрировали свои корешки даже из-под неширокой кровати, которой определенно пользовались. Ровно застеленная шелковым покрывалом, она четко указывала на то, что Моргунов все-таки не окончательно опустился на дно своего сознания.

Моргунов указал на стул, не занятый книгами. Сам присел на кровать и положил руки на колени.

– Живу один, – сразу обозначил он. – Поэтому я должен был удостовериться в том, что вы в самом деле тот, кем называетесь. Что вы не мошенник.

– Куда уж там, – прокряхтел Лев Иванович, усаживаясь на стул.

– При чем тут Алевтина Михайловна? – нетерпеливо спросил Моргунов. – И при чем здесь я?

– Третьего сентября она не вернулась вечером домой, – сообщил Гуров. – С тех пор о ней ничего не известно. Скажите, пожалуйста, Алексей Егорович, когда вы виделись с ней в последний раз?

Пальцы рук Моргунова изобразили короткий странный танец: сначала он медленно распрямил их, а после так же неспешно вернул на свои колени. На лице его в этот момент застыло крайне тревожное выражение. Впрочем, оно не исчезало с того момента, как он открыл дверь, но сейчас проявилось особенно отчетливо.

– Не виделись сто лет, – не слишком уверенно ответил он. – Я это помню абсолютно точно. Я же еще в своем уме. Мы расстались в девяностом году, в Москве. В последний раз мы виделись здесь. Да.

Гуров не поверил. Заключительное «да» предназначалось не для него – казалось, таким образом Моргунов пытался убедить в сказанном не следователя, а себя. Ну или просто не смог вспомнить свою последнюю встречу с Голиковой и не хотел в этом признаваться. Увы, Гуров уже сталкивался с подобным. У некоторых людей память легко стирала, казалось бы, самые яркие воспоминания, оставляя вместо них лишь слабые намеки на реальные события в их прошлом. Обычно в этом был виноват именно возраст, а не травмы, которые приводили к потере памяти. Человек с ослабленными нейронными связями в головном мозге все еще «помнил» какие-то события, но четко обрисовать их уже не мог. Тогда, чтобы скрыть свое беспамятство, он придумывал их и сам начинал в это верить.

– Подумайте еще раз, Алексей Егорович, – попросил Гуров. – Тут важно не ошибиться. Мы ищем человека, и ваша помощь нам бы очень пригодилась.

– Я очень давно не видел Алевтину, – блеснул глазами Моргунов. – Вы думаете, что