Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова Страница 16

Соленья проверку прошли, а вот над окороком девушка тревожно нахмурилась.

– Вы его ели? – требовательно спросила она.

– Нет, мы здесь к свиному мясу непривычные, – пожала плечами Елена. – Это вот Георгий Иванович любили очень свининку, скучали по ней страшно…

– А кто был в гостях? Постарайтесь вспомнить, это важно!

– Да какая мне разница, кто к ним ходил! – всплеснула руками женщина. – Моё дело малое, накормить да прибрать.

– Что случилось? – наконец не утерпел Сидор. – Он отравился окороком?

– В некотором смысле, – вздохнула Антонина. – Ботулотоксин, страшный яд. Странно, откуда они в окороке, да ещё так много очагов…

– Кто – они? – продолжил любопытствовать начальник.

– Clostridium botulinum, бактерии, который этот токсин продуцируют, – пояснила Бересклет. – Их лет тридцать назад выделили, а прежде… Вы про ихтиизм слыхали? Они обыкновенно заводятся в плохо сделанных консервах, в колбасе, бывает. Но тут, и столько, да ещё внутри! – Она задумчиво качнула головой. – Выглядит так, как будто его нашпиговали… – пробормотала она и, слегка побледнев, опять склонилась над окороком. – Сидор Кузьмич, дайте мне, будьте любезны, лупу, да помощнее!

Также она затребовала больше света и долго осматривала ополовиненный окорок. Сидор поглядывал на ногу не без грусти: казалась она весьма аппетитной, а Березин, в отличие от домработницы, уважал почти всякое мясо, было бы вкусным и свежим. Вот чего он так и не сумел принять за годы жизни тут, так это приязни коренного населения к тухлятине – вынужденной, такие уж суровые края. Береговые чукчи могли сохранять еду только в таком виде, но оттого она вызывала не меньшее отвращение. А тут здоровенный кусок прекрасного мяса – и испорченный, да так, что смертельно ядовитый.

За Бересклет он наблюдал с интересом, уже догадываясь, что та пыталась найти. Не просто так она потребовала свет и лупу, помянув «нашпигованность», и вопрос теперь оставался один: найдёт или нет? От ответа зависело очень многое.

Распрямилась девушка через несколько минут, и уже по её взгляду Сидор понял: нашла.

– Кто-то исколол окорок шприцем и внёс заразу. Намеренно, я уверена, – подтвердила Антонина. – Но это полбеды; сейчас самое важное, что мог отравиться кто-то ещё, с кем покойный тогда ужинал, и его ещё можно спасти! Елена Антиповна, постарайтесь припомнить, пожалуйста. Это важно, вопрос жизни и смерти!

– Присядьте, Антонина, – велел Сидор. – А мы потолкуем с глазу на глаз. Речь об убийстве, и теперь уж моё дело разбираться.

Домработница заметно побледнела, но не протестовала и позволила исправнику себя увести. А Антонина села к столу и уставилась на окорок, раздумывая, что с окончанием этого дела нужно будет отписать руководителю в Петроград со всеми подробностями: такого способа убийства она ещё не встречала. И ведь окажись окорок поменьше или съешь покойный его целиком, так и посчитали бы несчастливой случайностью…

Явно обеспокоенная и напуганная домработница привела полицейского исправника в гостиную – светлую, красиво убранную. Тут легко было забыть, что за окнами – не столица, а другой конец света. Небо точь-в-точь как то, что нередко нависало над Петроградом – серое, хмурое. Да и на ветра город на Неве всегда был щедр. А что не город за окном, гладкая цветастая равнина с абрисами сопок, тающими в дымке, – так кто приглядываться станет.

Сидор тоже не приглядывался, он рассматривал домработницу и пытался угадать, отчего она так встревожилась. Только ли от неожиданности? Одно дело – знать, что хозяин умер от болезни, а совсем иное – хитро спланированное убийство. Или она тоже украдкой пробовала окорок и теперь боялась, не отравится ли сама? Или дело куда серьёзнее? Знать бы, какова воля покойного относительно имущества…

– С кем вместе выпивал хозяин? – начал он с простого, когда женщина неловко уселась в кресло напротив, чинно сложив руки на коленях. – Вы их не видели, но, может, он говорил о ком-то? Или кто бывал часто? Или вы подозреваете, что кто-то мог быть? Этим людям грозит опасность, вы же слышали. Вы убирали утром посуду. Сколько осталось тарелок? Бокалов?

– Да бог знает! Что они там пили, что стаканов разных восемь штук… Шаман мог быть, Кунлелю. Он больно до водки охочий, царёв указ запрещает с чукчами спиртным торговать, но угощаться-то не запретишь, вот он и ходит, – предположила она. – Он часто приезжает. Прежде поворотчиком был, а тут наскучило, прибился с семьёй и оленями к нашим, так и повадился…

Поворотчиками тут кликали торговцев из местных, которые возили товары от береговых поселений вглубь материка, оттуда – обратно и отовсюду – к русским посёлкам.

Сидор знал названного шамана. Разговорчивый и любознательный, он часто бывал в городе. Посмеивался от неудобных русских жилищ, но как-то неуверенно, кое-что ему явно нравилось и даже как будто вызывало лёгкую зависть. О дружбе его с убитым Березин прежде не слыхал, но не удивился, к Оленеву и правда ходили многие.

– А накануне окорок резали? Откуда он взялся?

Елена припомнила, что свинину привёз «Северный» с другими товарами, и его действительно уже резали за неделю до злополучных посиделок, и тогда всё обошлось. Могло статься, что в первый раз не попались отравленные части, но верилось в это с трудом и, скорее, стоило искать злоумышленника под рукой. И выбор был велик.

Покойный Оленев Георгий Иванович, управляющий угольной шахты, не был приятным человеком. Выбившийся из мелких купцов, он обрёл барские замашки, был грубоват, не сказать чтобы отлично образован и склонен к крохоборству, экономил на всём. Рабочим на его шахте приходилось туго, поскольку прогрессом Оленев не интересовался и не пытался облегчить тяжёлый труд горняков, держался с ними спесиво и свысока. Впрочем, денег из положенного жалованья не отнимал и не наглел сверх меры, оттого желающие находились даже на эту тяжёлую работу.

Горожане тоже недолюбливали Оленева за заносчивость, но многие перед ним лебезили, потому что по местным меркам был весьма богат и порой, рисуясь, совершал широкие жесты. А с другой стороны, был достаточно злопамятен и мог при удобном случае припомнить давнюю обиду. Так, например, одному местному, с которым у них был пустячный конфликт и который обозвал Оленева при посторонних, он отомстил через дочь, выгнав со службы собственного секретаря, когда тот имел неосторожность на ней жениться. Должность хорошая, непыльная и денежная, так что удар оказался ощутимым.

Но нелюбовь к хамоватому управляющему не значила ненависти к нему, и о каких-то серьёзных стычках Сидор не слыхал, а про всякие склоки ему быстро доносили неравнодушные горожане. Оленев любил карты и был азартен, но денег не спускал, играл обыкновенно на спички, и у него нередко собирались любители того же дела, привлечённые то ли возможностью поиграть без вреда, то ли неизменно щедрым угощением и выпивкой.

Харина Елена Антиповна, вдова около сорока лет, служила у него домработницей давно, дольше, чем Сидор прожил в этом городе. Жила здесь же, при хозяине, вела его дом и готовила, и Березину подумалось, что ценил её хозяин не столько за особый талант в этом деле, сколько за отсутствие любопытства и неболтливость.

Последнюю Сидор сейчас особенно одобрил, потому что слова из женщины приходилось буквально выдавливать. Она припоминала, кто был вхож в дом и мог оказаться наедине с окороком, и за неделю набрался добрый десяток имён, не считая тех, кто мог прийти в отсутствие домработницы: пусть редко, но Харина всё-таки выходила из дома. Помощники с шахты, новый