Галина Романова - Счастье по собственному желанию Страница 17

Вода била из сверкающей лейки прямо в лицо и с чего-то казалась ей солоноватой на вкус. А может, это слезы? Наверное, она плачет, прислонившись к гладкой стене его новой душевой кабины! Шикарной такой кабины, с целой кучей кнопочек, крючков, подсветок и клапанов. Наверное, тут имелось что-то еще, кроме обычного душа, бьющего ей в лицо соленой водой. Циркулярный душ, к примеру. Или дополнительные массирующие струи. Она слышала, такие бывают. А может, и правда вода соленая, потому что морская? А что, ему теперь все по плечу, он же теперь крутой.

Нет… Вода была самая обычная. Это она снова плачет. Урожайной выдалась неделя на слезы, сказать нечего.

Люба вытерлась его полотенцем. Толстым, пушистым, с замысловатой вышитой шелком надписью по всему махровому полю. Надела на себя его купальный халат и, высушив волосы, вышла из ванной.

Ким смотрел телевизор в гостиной, которая прежде по старинке именовалась залом. И в прежнем зале под потолком висел старинный абажур с бахромой. Абажур был оранжевым и отбрасывал причудливые блики на потолок. Ей всегда это нравилось и казалось уютным. Сейчас абажур сменило что-то невозможно яркое и сверкающее. Любе было это чуждо, оно ее слепило.

Зал был проходным. Дверь в спальню, отведенную ей на сегодняшнюю ночь, находилась прямо за диваном, на котором восседал хозяин квартиры. Очень не хотелось идти мимо него, а что было делать.

– Чего так долго? Ревела опять? – Ким поймал ее за руку и, дернув, усадил рядом с собой. – Нечего реветь. Что было, то прошло, я же сказал…

– Я поняла, – перебила его Люба и хотела встать с дивана, он не дал, удержав ее за коленку. – Ким… Не нужно…

– Не бойся, приставать не стану. Поговорить хочу.

Говорить им не следовало. Ни к чему хорошему их разговоры привести не могли. Это было очевидно. Она его любила раньше, любит, может быть, и теперь. Он ее за что-то ненавидит и даже презирает, и совершенно не пытается этого скрыть. А наоборот, откровенно подчеркивает свою неприязнь. Какие тут можно вести разговоры при таком раскладе? Недоразумение одно, а не разговоры.

– Я действительно состоял в Москве в бандитской группировке, Люба, – вдруг проговорил Ким.

Он сидел совсем рядом с ней, сильно наклонившись вперед. Боялся, что ли, что она его коснется. Кто знает… Уперся локтями в коленки, сцепил пальцы под подбородком и, уставившись невидящими глазами в пол, говорил ей дикие страшные вещи.

– Это, в самом деле, правда, но это совсем не то, что ты думаешь. И о чем думают другие. А что там действительно было, разбираться не вам и решать тоже не вам. Тому, кто пытается тебя просветить, нужно держать язык за зубами. Все эти догадки могут дорого обойтись…

– Кому? – глухим, мертвым голосом еле вымолвила Люба, как не свалилась с дивана в нервном припадке, сама не поняла.

– И тебе, и тому, кто тебя для чего-то просвещает. – Ким чуть повернул голову в ее сторону, скосив взгляд. – Язык нужно держать на привязи. Это понятно, надеюсь?

Люба кивнула. Начать что-то говорить значило снова не справиться с подступившими слезами. Хватит, наревелась уже. Лучше уж молчать и кивать в ответ, как китайский болванчик.

Ким встал с дивана и прошелся по гостиной. Ее такой знакомый и такой новый и чужой Ким.

Все вроде бы как и прежде. Те же коротко стриженные темные волосы с редкой проседью, у них в роду все рано седели. Все тот же властный твердый рот, темные глаза, длинные ноги, сильные руки, плечи. Все вроде на месте, и все вроде, так же как и прежде, но все уже не то. Все!

Он стал другим, стал чужим, грубым, жестким, колючим, обветренным каким-то.

– Ты… Ты убивал?! – голос предательски сел, заставив сорваться почти на истеричный сип.

– Ой, вот только этого не надо, ладно! – Ким незнакомо взмахнул руками, словно отсекая от себя все, что могло от нее исходить. – Ты убивал? Ты воровал? Ты ругался матом? Какая разница?! Что это меняет, Любовь?! Я не собираюсь себя тебе навязывать, даже более того… Так разве имеет значение то, чем я там занимался. Просто решил немного ввести тебя в курс дела, чтобы ты не собирала обо мне сплетни по городу. Разве имеет значение то, чем я там занимался? Для тебя, во всяком случае.

– Нет.

Люба поднялась с дивана, старательно удерживая халат так, чтобы он не распахнулся. А то еще чего доброго этот самый новый хамоватый Ким заподозрит ее в совращении. Ей стало противно. Противно и от его присутствия рядом с собой, и от обстоятельств, что свели их вместе.

– Это значения не имеет, – проговорила она, открыв дверь в спальню.

Ким все еще стоял в центре гостиной, смотрел на нее с откровенным злорадством и усмехался. Рот кривился, уползая левым уголком вверх. Руки в задних карманах джинсов, тонкая футболка натянулась на груди. Высокий, красивый и по-прежнему желанный. А может, он врет ей все? Врет по какой-то причине и…

– Я говорю тебе правду, Люба, – пробормотал он вдруг, очевидно, что-то такое уловив в ее лице. – Не нужно никаких иллюзий, я же тебя предупредил.

– Я тебе верю. Но…

– Но?

– То, чем ты занимался раньше, для меня значения не имеет. Важно, чем ты занимаешься теперь.

Он ничего не сказал. А она не стала настаивать на его ответе. И так наслушалась, на всю оставшуюся жизнь хватит.

Заперлась в спальне. Улеглась на широченную кровать прямо в халате. Укуталась по самые глаза одеялом и часа два вела бесконечный счет двухзначным числам. Только поползет в голову шальная мысль о диком прошлом бывшего возлюбленного, так она тут же скороговоркой про себя: двадцать девять, тридцать, тридцать один, тридцать два. Начнут донимать сомнения насчет его честности, как тут же наготове следующий десяток: сорок один, сорок два, сорок три…

Потом она задремала. Дремать, дремала, но, кажется, слышала все. Ким ходил за стеной. Гремел, не стесняясь ее присутствия и совсем не желая ограждать ее от неудобств. Кажется, куда-то выходил. Она точно помнила стук входной двери. Та теперь стала железной и тяжелой, не хлопнуть ей было невозможно. Значит, выходил. А ближе к утру по подоконнику застучал дождь. Вот вам и суббота. Вот вам и свидание на озере. Ей так хотелось поехать, а тут погода.

Все это металось в голове в полудреме, иногда казалось явью, а иногда и впрямь сном. Но когда встала и откинула тяжелую портьеру с окна, поскучнела.

В самом деле, шел дождь. Мелкий и нудный, это на весь день. Значит, ни о каком пикнике не могло быть и речи. А она купальник купила, шорты…

Люба открыла свой чемоданчик и порылась там в поисках подходящих вещей. Сражать наповал Кима не было нужды. Ее узкоколейка с его магистралью в параллельных мирах пересечению не подлежит, так что чухать ей по своей в полном одиночестве и в надеждах на лучшую, может быть, более счастливую жизнь.

Выбрала тонкие брюки в мелкую – коричневую с бежевой – полоску. Белую широкую майку до пупка, а на ноги решила сегодня надеть кроссовки. Достала их с самого дна чемодана и отнесла, одевшись, в прихожую. Ким громыхал на кухне посудой и даже насвистывал какой-то веселенький мотивчик.

– Привет, как спалось? – с довольной улыбкой приветствовал он Любу, когда она вошла в кухню.

– Спасибо, – кисло поблагодарила она, слегка завидуя и его настроению, и здоровому аппетиту.

Ким с удовольствием завтракал, навалив на тарелку гору макарон и две котлеты. Ей вот лично сейчас бы кусок в горло не полез. Ночные происшествия и откровения Кима при свете дня обнажились безжалостно и уродливо. И с чего конкретно начинать сегодня жить, она просто не представляла.

– Кушать будем? – поинтересовался Ким и кивнул ей на плиту. – Еще не успело остыть, можешь накладывать.

– Спасибо. – Люба потрогала бок чайника, тот был горячим, и потянулась к полке над столом за чашкой.

Она совсем забыла, что надела широкую футболку. И что футболка едва достает до живота. Протянула обе руки к полке, где красовался пузатыми чашками и чайником новехонький дулевский фарфор, и тут же услышала ехидное:

– Соблазняешь? Ну, ну… Настырная ты, как погляжу.

– Чего? – не опуская рук, Люба скосила взгляд в его сторону.

Ким нагло заглядывал ей под футболку. Мало того, он разглядывал все, что там увидел, и при этом снова противно и незнакомо ухмылялся, оттянув левый уголок рта кверху.

Она поставила чашку на стол, одернула на себе футболку, села напротив него и, возвращая Киму его ехидство и ухмылку, проговорила с выражением:

– Не очень-то и хотелось, дорогой. Кстати, от тебя позвонить можно?

– Телефон не работает, – тут же соврал Ким без зазрения совести и продолжил крошить в тарелке котлету. – А что?

Телефон работал, Люба на ходу снимала трубку и слышала в ней привычный слуху гудок. Хотелось позвонить Хелину так, чтобы Ким не слышал, но теперь вдруг она передумала.

– Мне позвонить нужно одному человеку. – Люба налила кипятка из чайника и привычно заболтала в чашке пакетиком. – Нужно отменить свидание.