Наталья Солнцева - К чему снится кровь Страница 17

Я смотрела на Александру и видела, что смерть жениха, о которой она еще не знала, непонятно как, наложила на нее свой отпечаток. Словно над барышней появилась зловещая тень, накрывшая ее всю целиком своим мертвящим покрывалом. Она улыбалась гостям, мило с ними беседовала, даже танцевала, – делая все это отрешенно, как бы выполняя назначенную ей роль. Чувства и мысли же ее, по всей видимости, обитали в другом месте, куда никому из присутствующих ходу не было…

Вот и все события сегодняшнего печального дня, который хорошо начался, но дурно закончился. Мы с Марией Федоровной никому ничего так и не сказали. Гости разъехались. Все разошлись по своим комнатам спать. Только я сижу у приоткрытого окна и дописываю эти строчки. Сегодня моя очередь дежурить первую половину ночи. Да и сон все равно не идет…

20 июня

Сегодня день луны. Число два – число луны, этому меня научила Александра. Она увлекается астрологией, очень любит смотреть на звезды. В такие моменты зрачки ее разгораются смутным огнем, все лицо преображается, словно она видит там что-то родное, близкое и понятное, которое ей пришлось оставить и которое манит ее неодолимо.

Я чувствую, как слезы предательски сбегают по моим щекам. Ведь Мишеля нет больше! Как же сообщить об этом барышне?

Дверь в коридор я оставила приоткрытой и время от времени выглядываю и прислушиваюсь. Но пока ничто не нарушает тишину ночи.

Переполох возник внезапно. Стали открываться двери, началась беготня, шлепанье босых ног.

– Барышне плохо!

С первого этажа поднялся доктор, которого оставили ночевать. Мария Федоровна, зная, какую новость она должна будет сообщить наутро, решила, что присутствие доктора не будет лишним, и уговорила сестру сказаться нездоровою. Та выполнила обещание, и теперь доктор, сухонький седенький старичок в пенсне, наспех одетый, проследовал в комнату Александры.

Оказалось, что барышня, которая смогла уснуть только к середине ночи, все время ворочалась с боку на бок, стонала и вздрагивала во сне. Наконец, она в ужасе проснулась, хватая посиневшими губами воздух, с безумными, остановившимися глазами. Ей принесли воды, травяного отвару, приложили грелки к ногам. Когда состояние больной немного улучшилось, она рассказала, что ей приснился страшный сон – ее кто-то пытался задушить.

– Кто же это был, сердце мое? – барыня чуть не плакала, глядя на бледное, измученное лицо своей красавицы-дочери.

– Кто-то невидимый. И холодный! Очень-очень холодный…

– Видела ли ты во сне каких-нибудь людей или предметы? – расспрашивала Александру расстроен – ная тетушка. Она знала, что пересказанный несколько раз сон теряет свою опасную силу.

– Я видела… красивого мужчину. Но не Мишеля, нет… – девушка говорила с трудом, преодолевая одышку и как будто ища в памяти расплывающиеся образы. – Это был… черноволосый, очень красивый человек… бородка, усы, голубые глаза… тонкие черты лица… Похожий на султана… – она замолчала.

– Что-то еще?

– Много цветов… Белый дворец. Фонтаны. Вода журчала.

– Что ж ты так испугалась?

– Тот мужчина был очень добр ко мне… он так смотрел на меня… И он мне протягивал что-то. Серьги! Рубиновые серьги. Как они необыкновенно сияют… – она оглянулась в растерянности, бледные ее щеки внезапно залил густой румянец. – Это были те самые серьги, что подарил мне Мишель! Тогда, в Лондоне.

Она передохнула немного и продолжала.

– И вот во сне я будто вижу их на ладони того мужчины… А потом темнота, как тяжелое плотное облако, накрыла меня. Я не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться, ни крикнуть. Я хочу позвать на помощь, но губы меня не слушаются. Я кричу, но ни звука не вырывается из моего горла. И тогда я стала мысленно обращаться к Мишелю… Мне показалось, что он – единственная ниточка, которая еще привязывает меня к жизни и дает надежду на спасение. Он обязательно должен меня услышать, где бы он ни был! И тут… я вижу раскрытый, усыпанный цветами гроб, и в нем – Мишель. Мертвый, холодный и равнодушный. С закрытыми глазами. Я стала звать его: «Мишель! Мишель! Я знаю, что это не ты. Ты меня слышишь?» Но он все так же лежал, равнодушный, неподвижный. Со сложенными на груди руками, в которых горела желтая свечка…

Мария Федоровна покачала головой, молча вышла и спустя несколько минут вернулась с письмом в руках. Она решила, что лучше не откладывать более горестное известие. Нарыв нужно вскрывать одним махом, а не растягивать мучения.

Барыня первая прочитала письмо и едва не лишилась чувств. Александра же не стала спрашивать, что в письме. Казалось, она все знала, все понимала. Взяв в руки бумагу с вензелем Протасовых, она даже как будто и не глядела на строчки. Безразлично отложила в сторону. Она не плакала, не молилась, не упала в обморок. Что-то с ней сделалось другое, чего я никак не могу объяснить. Я прочитала на ее лице… удовлетворение? Во всяком случае, другого слова мне не удалось подобрать. Все ее страдальческие складки разгладились, взгляд прояснился, она стала дышать ровнее и свободнее. И тут я внутренним чутьем уловила, что она уже не с нами…

25 июня

Пропустила несколько дней, так как они все были похожи один на другой и заполнены хлопотами и суетой, которые не оставляли мне ни минуты свободного времени, чтобы сесть за дневник.

Дорогая Марго, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает! Как мне одиноко стало в этом большом доме, объятом великой печалью…

Я собрала свои вещи, через пару часов запрягут экипаж, и я попрощаюсь с подмосковным имением Баскаковых на неопределенное время, а возможно, навсегда. Мария Федоровна тепло со мной поговорила напоследок, мы вместе поплакали, поделились своими мыслями и пообещали друг другу поддерживать переписку.

Мрачные и зловещие события, связанные, как мы обе решили, с появлением рубиновых серег, подаренных Александре ее возлюбленным Мишелем, круто изменили жизнь и самих молодых людей, и всех, кто оказался с ними рядом. Мы так и не сумели раскрыть тайну серег, которая, несомненно, существует. Как существует многое невидимое и непознанное вокруг нас…

Опишу последние события. Они и побудили меня, не медля более ни дня, покинуть гостеприимный дом, в котором я провела столько чудесных и приятных дней.

Вчера ночью во время моего дежурства случилось невероятное. Кто-то, закутанный в рясу или рубище нищего, проник в дом, проскользнул в комнату барышни и… Впрочем, все по порядку.

Четыре дня после известия о смерти Мишеля прошли спокойно, если это можно так назвать, – в унынии и печали. Все много плакали, молились. В домашней часовне священник совершил заупокойную службу по православному обычаю. Остальное происходило по привычному распорядку. Надо ли говорить, что это свалившееся на нас горе, а также монотон – ность существования притупили нашу бдительность. Мы с Марией Федоровной стали непозволительно беспечны, и это не замедлило сказаться.

Все шло своим чередом. Александра покашливала, но не так сильно, чтобы это вызывало серьезные опасения. Аграфена Федоровна оправилась после приступа сердечной болезни. Барин вернулся к своим хозяйственным делам. Доктор уехал на роды в соседнее имение. Мы с тетушкой барышни раскладывали в гостиной сложный пасьянс, который у нас никак не удавался. Все уже спали. Наконец и мы отправились по своим комнатам.

Через окно в лунном свете была видна липовая аллея. У изголовья моей кровати затухала свеча. Я сидела и думала все об одном и том же – Александре, Мишеле, о рубиновых серьгах, о русской душе, о себе, о тебе, Марго… О мире, который кажется простым и понятным – каждый день всходит солнце, наступает ночь, лето сменяется осенью, а за суровой зимой приходит долгожданная весна. И кажется, что ничего нет такого, чего бы мы не знали, не видели или не любили. Вдруг…

Я насторожилась. По аллее кто-то шел. Я задула свечу, вскочила, осторожно выглянула. Высокая бесформенная тень скользила между деревьев. Что делать? Кричать? Звать на помощь? А может, это лишь игра моего воображения, больные нервы?

Невозможно снова устроить переполох. Все только успокоились, жизнь дома вошла в установившуюся колею, и тут снова испуг, шум… Нет. Я должна убедиться, что для тревоги есть серьезные основания.

Пока я думала, что делать, фигура скрылась. Мне ничего не оставалось, как приоткрыть дверь своей комнаты и наблюдать за коридором. Так я и поступила. От неподвижности и напряжения все мое тело затекло, сердце сильно билось. В какой-то миг мне послышался не то шорох, не то сквозняк. Словно ледяная струя пронеслась в темноте коридора. Непонятный жуткий страх перехватил горло, голова закружилась, и я чуть не упала…

Сколько прошло времени, пока мне удалось отдышаться и в глазах немного прояснилось, не помню. Внезапный громкий тоскливый крик прорезал глухую тишину ночи. Захлопали двери, затопали босые ноги. С первого этажа кто-то спрашивал, что случилось. Я увидела Марию Федоровну в ее неизменном чепце на черных буклях. Она скрылась в покоях Александры, и я поспешила туда же.