Фридрих Незнанский - Ошибка президента Страница 17

– Препарат же еще не окончательно проверен, – сказал Женя. – Вдруг там какие-то примеси… Давайте я отнесу его на экспертизу в нашу институтскую лабораторию.

– Ну раз так, – Президент вынул из кармана пузырек с капсулами «тонусина» и отдал племяннику. Тот вернулся на свое место и аккуратно положил пузырек, но не в портфель, а в небольшой кейс.

– Здесь у меня самое ценное, – объяснил он.

– Голова какая-то тяжелая, – сказал Президент, – А у меня же еще встреча с ирландским премьером… Когда прилетим?

– Да мы уже… – растерялся Дроздов. – Ребята, – обратился он к бортпроводникам, – сколько мы уже стоим?

– Да скоро два часа будет.

– Вот тебе и на! – воскликнул Президент. – Он же меня ждет!

– Андрей Степанович,– твердо сказал Женя Точилин, – я как врач вам выходить из самолета запрещаю. Еще, чего доброго, свалитесь с ног или будет вас качать из стороны в сторону.

– Опять скажут – напился, – проворчал Президент. – А что же делать?

– Я сейчас спущусь на поле и скажу, что вы по болезни не можете выйти. Другого пути нет.

Президент только вздохнул и стал застегивать рубашку.

3

Шашлычная «Аштарак», примостившаяся у вокзала в Калуге, представляла собой переделанное под общепит здание бывших билетных касс. Снимавшая это помещение семья беженцев из Спитака украсила свое заведение как могла – стены выкрасили в желтый цвет и на них старательно, но очень непрофессионально нарисовали шашлыки на шампурах, оранжевую курицу на блюде и стаканы с напитками таких ядовитых цветов, что, будь они действительно таковы, пить их было бы опасно. Над входом красовался длинный железный лист с надписью «Аштарак», выведенной большими неровными буквами на фоне белеющих горных вершин.

Днем здесь часто можно было видеть самого хозяина – Вассака Саакяна, плотного, приземистого мужчину, который появлялся в сопровождении очередного друга, знакомого или нужного человека, усаживал его за стол и, потчуя красным вином, пивом, а то и водкой, угощал до отвала шашлыками и тут же угощался сам.

К кухне хозяин никакого отношения не имел. Там работала хозяйка – сильная мощная женщина с начавшими седеть черными волосами. Она трудилась не покладая рук, следя за кухней, принимая деньги и обслуживая клиентов. Присесть за стол, подобно тому как это делал ее муж, она не могла и на минуту. Был у нее помощник, хотя и не слишком толковый – русский испитой мужичонка, в обязанности которого входило убирать со стола, подметать пол в зале, чистить картошку и другие овощи, перебирать рис на суп харчо. Работал он спустя рукава, а бывало, и вовсе не приходил: когда у него появлялись лишние деньги и он обычно пускался в загул. Но хуже было другое – за ним все время нужно было приглядывать, как бы чего не стащил.

После обеда приходили дочки – круглолицые пухленькие девочки-двойняшки с яркими бантами в непокорных темных кудрях. Вместо того чтобы помогать матери, они затевали шумные игры, прыгали, бегали по кухне. Так что, в сущности, Гаянэ, так звали хозяйку, приходилось все делать самой. Однако муж выполнял одну очень важную роль, которую не мог доверить жене, – он сам имел дело с милицией и рэкетирами, улаживая свои дела за стаканом вина и хорошим шашлыком.

Поэтому, когда к Саакянам приехал Сергей, они ничего не имели против. Он был сыном их соседки еще по Аштараку. После свадьбы они перебрались в Спитак, но во время землетрясения их дом был полностью разрушен, и Саакянам с тогда еще совсем маленькими девочками удалось осесть в Калуге. Это, конечно, не Ростов и не Москва, но город совсем неплохой, а главное – они появились здесь еще в советское время и бежали от землетрясения, а не от войны. Поначалу все им только сочувствовали, и городские власти не только не пытались от них избавиться, но даже помогали. В целом они были довольны жизнью.

Вассак платил дань местным рэкетирам, бесплатно кормил и поил участкового, и его заведение никто не трогал. Торговля на вокзальной площади шла бойко, и только Гаянэ все время жаловалась, что ей рук не хватает. И тут как раз появился Сергей.

Сосед в Аштараке – это близкий человек, куда ближе, чем даже родственник в Москве. К соседям можно зайти едва ли не в любое время дня и ночи по любому поводу, они всегда в курсе всех дел, они разделяют радости и сочувствуют горю. Нельзя даже представить, чтобы соседей вдруг забыли пригласить, скажем, на свадьбу или поминки – да никто и не ждет приглашения: женщины просто идут к соседке и предлагают помощь во всем.

Сосед остается близким человеком и за тысячи километров от родного городка. Саакяны ни о чем не спрашивали Сергея, хотя и догадывались, что у него какие-то сложности с милицией. «Захочет – сам расскажет», – таков был обычай. Но Сергей ничего не рассказывал. В первые два дня Вассак сидел с ним за дальним столиком подальше от посторонних глаз и угощал по первому разряду, на третий день Сергей по собственному почину стал рассчитываться с клиентами и жарить шашлыки на заднем дворе. До кухни его не допустили – не мужское это дело.

В Калуге никто и не заметил, что в армянской шашлычной прибавился еще один человек. Кто их, кавказцев, разберет – все на одно лицо. Тем более что Сергей, приехавший к Саакянам с уже порядочной щетиной, за несколько дней зарос черной бородой.

Когда в «Аштарак» заходили погреться и перекусить работники местной милиции, Сергей благоразумно скрывался на заднем дворе, хотя никому и в голову не приходило обращать на него особое внимание.

Сергей не знал, что во всех российских отделениях милиции получен его портрет. Правда, его нынешнего было трудно узнать в том чисто выбритом, хорошо одетом молодом человеке, который смотрел с милицейского листка усталыми и немного грустными глазами. Борода его сильно старила, а в сочетании с просторной кожаной курткой, которую ему одолжил Вассак, он выглядел полуграмотным горцем, может, и по-русски-то не очень понимающим.

4

Дверь как назло оказалась запертой. «Не пришли еще, сукины дети», – обругал армян Аникин. Однако, чтобы окончательно убедиться в том, что в шашлычной никого 

нет, несколько раз со всего размаху ударил в железную дверь. Изнутри не доносилось ни звука.

Аникин уже хотел повернуться и пойти в привокзальный буфет, где надежды найти халявную выпивку было куда меньше, как вдруг где-то в глубине шашлычной послышались тихие звуки.

Аникин удвоил усилия.

– Милиция! – крикнул он на всякий случай для устрашения. А потом добавил добродушно: – Свои!

Наконец, дверь открылась. На пороге шашлычной стоял парень, которого Аникин уже видел как-то со спины. Вассак называл его своим племянником.

– Никого нет, – немного растерянно, как показалось Аникину, сказал «племянник».

– Ну ты-то на месте! – бодро ответил милиционер. – Будь человеком, дай поправиться, а то голова раскалывается, прямо мочи нет.

– Проходите, – после секундного колебания сказал «племянник» и пропустил Аникина внутрь.

Сергей Саруханов волновался. С одной стороны, он понимал, что этот мент пришел сюда не за ним и вообще с похмелья вряд ли интересуется чем-то другим, кроме рюмки водки. Но они наверняка объявили розыск, и кто знает, как может дело обернуться…

Однако, не показывая своих страхов, он стал быстро обслуживать постового – поставил перед ним чистый стакан и бутылку водки, принес зелень, сыр, колбасу.

– Горячего еще ничего нет, – извинился он. – Приходите через час. Гаянэ скоро появится.

Аникин уже выпил сто грамм и закусывал сыром с зеленью. Внутри полегчало, по телу разлилось тепло.

«Как хорошо по-русски говорит, собака», – вдруг подумал Аникин, вспоминая речь Вассака Саакяна.

Он внимательнее взглянул в лицо «племянника». Ему вдруг показалось, что он где-то уже видел его, или это просто мерещится спьяну?

Сергей поставил на стол горчицу.

– Слушай, – не выдержал Аникин, – ты на вокзале не торговал? Это не у тебя была палатка, которую спалили прошлым летом?

– Нет, не я, – отрицательно покачал головой Саруханов, мучительно соображая, не лучше ли было назваться этим палаточником? Но мент, пожалуй, начнет выспрашивать подробности, еще учует чего.

– А-а, не ты, – милиционер налил себе еще сто грамм.

И все-таки он определенно видел это лицо. Но где, когда? Как это часто бывает в таких случаях, ему почему-то очень хотелось вспомнить. К тому же как человек, считающий себя вправе задавать вопросы, он снова спросил:

– А к нам в отделение тебя не забирали?

– Нет, не было такого, – ответил Саруханов.

– Хм, откуда ж я тебя знаю? – говорил вслух Аникин. – У меня, понимаешь, упрямый такой характер. Я теперь буду три дня мучиться, а вспомню, где тебя видел!