Антон Леонтьев - Под маской хеппи-энда Страница 17

Я дал слово чести, что никто ничего не узнает, и Барни, сделав еще один глоток, заявил:

– Как, говорите, зовут того типа, чьи инструменты к вам попали?

– Онегин, – повторил я, не совсем уверенный, что правильно выговариваю по-английски это слово. – Вообще-то таково имя героя произведения одного чрезвычайно известного русского поэта, Александра Пушкина, поэтому не понимаю, почему старик Джимми использовал именно его...

– Я знаю, кто такой Юджин Онегин, – сообщил вдруг Барни. А затем, к моему большому изумлению, продекламировал по-русски, правда, с кошмарным американским акцентом: – «Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы!» Отлично сказано, мистер Бэскакоу, ваш Пушкин был мужик с головой!

– Да, можно и так сказать, – пробормотал я, стараясь подавить улыбку.

О’Коннел осушил бокал, поставил его на столик и произнес:

– Ну что же, дело упрощается. И Онегин, вне всяких сомнений, имеет прямое к нему отношение. Как только вы сказали, что мешком по голове вас огрела девица, я сразу понял, что, скорее всего, речь идет о ней. Ну да, теперь понятно, отчего Джимми Китс, человек весьма и весьма начитанный, избрал для заказчицы такой псевдоним. Во-первых, сделал из клиента-женщины клиента-мужчину, что могло бы запутать полицию, а во-вторых... Скажите, мистер Бэскакоу, как зовут главную героиню этой самой поэмы Алекса Пушкина?

Вопрос оказался таким неожиданным, что я на секунду растерялся. Какое отношение к происходящему имеет ее имя? Затем быстро дал ответ, испугавшись, что Барни подумает – нобелевский лауреат, выходец из России, не знает, как зовут главную героиню «Евгения Онегина».

– Татьяна. Татьяна Ларина.

– Вот, собственно, и имя той, кого вы ищете, – захохотал Барни. – Да, в самом деле, ее так и зовут. Хотя, думаю, в документах у красотки значится «Таня Ларин». Вы ведь здесь, в Штатах, тоже зоветесь Бэзил Бэскакоу, не так, как в России. Обамериканились, можно сказать. Ну что, понятна вам ассоциативная цепочка, весьма, замечу, незамысловатая?

– И кто она такая, эта Татьяна, то есть Таня Ларин? – спросил я в волнении. – Как и где ее найти?

Барни налил себе еще виски (похоже, экс-детектив на пенсии увлекся спиртным, что при его тучности и склонности к апоплексии весьма опасно), отхлебнул и охотно пояснил:

– О, ей всего лет двадцать восемь – двадцать девять, но она настоящий профи. Ее родители – выходцы из бывшего СССР. Кажется, приехали сюда по еврейской линии лет двадцать с лишним назад, когда Таня была еще совсем ребенком. Девчонка оказалась очень способной, без проблем освоила язык. Причем у нее явные актерские способности, может копировать любой акцент. В возрасте двенадцати лет стала чемпионом по шахматам среди юниоров штата Нью-Йорк. Потрясающие аналитические способности, которые она, увы, использовала в криминальных целях. Окончила хай-скул одной из лучших, получила стипендию в Колумбийском университете, где начала изучать медицину, но потом неожиданно бросила учебу. Кажется, там была какая-то трагическая любовная история. Связалась с уголовным миром и в течение короткого времени стала специалистом по ограблениям особняков миллионеров. Причем всегда подходит к этому занятию с размахом и изобретательностью. Ее не меньше дюжины раз задерживали, но каждый раз прокуратура не смогла предъявить обвинение. Что же касается вашего вопроса, где она сейчас... Понятия не имею! Она колесит по Америке, совершая то там, то здесь очередное ограбление.

Я почувствовал звон в ушах. Да, тезка запоздалой любви денди Онегина и есть мой искомый объект. Наверняка проникла в особняк Филиппа Карлайла, чтобы стырить драгоценности Джинджер, коих у моей возлюбленной было хоть пруд пруди.

– А вот ее родители, если мне не изменяет память, обитают в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич, где у них небольшая лавка, – завершил рассказ Барни, и я, услышав последнее сообщение, едва не бросился ему на шею.

То, что в Америке весьма большое количество выходцев из бывшего СССР, является избитой истиной, и я сам – тоже тому подтверждение. Но так уж получилось, что за все тридцать с лишним лет своего обитания в Штатах я практически не встречался с прежними соотечественниками. Меня никогда не тянуло в ресторан, где подают к обеду борщ, винегрет и салат «оливье», я не стремился к общению с говорящими с одесским акцентом кумушками, не посещал русские магазины и супермаркеты. Если и доводилось сталкиваться с русскими, то только с теми, которые, подобно мне, принадлежали к так называемой богеме, – с писателями, музыкантами, художниками, балеринами, певцами или потомками белых эмигрантов и аристократов, бежавших на Запад после революции.

Теперь я пожалел о том, что был таким снобом. Ведь не могу же я, так сказать, с улицы, без чьей-то рекомендации, заявиться к Тамаре и Александру Лариным с расспросами. Да и что говорить? «Скажите, где скрывается сейчас ваша дочь-воровка», так, что ли? Барни уверил меня, что родители Тани понятия не имеют о том, чем промышляет их дочурка. Или, вернее, не желают иметь представления, подозревая, впрочем, что ее занятия не вполне легальны. И это лишний раз свидетельствует о том, что место, где она живет или прячется, они ни за что не выдадут, тем более мне, незнакомому человеку.

Я отправился на Брайтон-Бич, потерся около магазинчика, принадлежащего Лариным, даже зашел в него и купил пачку сигарет и мятные леденцы. Мать Тани оказалась приятной женщиной лет шестидесяти, подтянутой и бодрой, отец, старше супруги на несколько лет, выглядел не очень хорошо: мешки под глазами, зеленоватая кожа. Меня они приняли за американца – сказывался мой важный вид и очень даже неплохой английский, а сами говорили с типичным русским акцентом, даже не утруждая себя более-менее правильным произношением слов.

Я заметил на стене фотографию – девица лет шестнадцати и молодой человек чуть постарше. Ага, брат и сестра. Таня и Саша. О последнем О’Коннел мне тоже рассказывал – у него какая-то тяжелая болезнь, и на лечение уходит уйма денег. Уж не потому ли Татьяна и решила заняться грабежом?

Получив сдачу, я по-русски поблагодарил Тамару и, представившись корреспондентом Первого канала, стал всячески превозносить их трудолюбие и рассыпаться в комплиментах. Соврав, что мы, журналисты, готовим репортаж о жизни русских эмигрантов в Америке, сказал, что был бы очень рад, если они согласились бы ответить на несколько моих вопросов.

Ларины, конечно, согласились, а Тамара даже сказала, что мое лицо ей знакомо, – только потом я увидел, что у них имеются в продаже и три моих романа, на обложках которых были мои фотографии. Но, судя по всему, магическим реализмом Ларины не увлекались, отдавая предпочтение ироническим детективам (она) и ура-патриотическим боевикам (он). Мы договорились, что после восьми вечера я навещу их в квартире, располагавшейся прямо над магазинчиком. Пришел я со стандартным джентльменским набором – конфетами, тортом и большим количеством спиртного, которое, как я надеялся, развяжет язык родителям Тани.

Квартира была обставлена в ностальгических тонах: и где они только сумели раздобыть этот страшный диван и венгерскую «стенку», очень похожую на ту, что была модной в семидесятые годы в Союзе? На стене я увидел фотографии Татьяны, Саши и рядом, друг подле друга, фото русского президента и американской президентши. Ну надо же, что за странное соседство! А над комодом висел плакат ЛДПР с ликом бессменного дуче партии г-на В.В. Жириновского. Да-с, о вкусах, конечно, не спорят, однако, однако...

Отец Тани все тянулся к бутылкам, хотя его жена потчевала нас чаем. Александр Самойлович (так звали Ларина) даже прикрикнул на супругу, Татьяну Альбертовну, и заявил, что она не должна позориться «перед продюсером Первого канала». Польщенный тем, что из меня, представившегося простым журналистом, сделали уже продюсера, я приступил к делу.

Вначале беседа не клеилась, потом Ларины ударились в воспоминания, но я подталкивал их к одной, интересовавшей меня более всего, теме – об их дочке. Однако о Тане родители говорили неохотно, упомянули мимоходом, что она живет в Калифорнии, «где занимается бизнесом». Ну да, я бы тоже не очень охотно рассказывал журналистам, что моя дочь воровка и дюжину раз арестовывалась. Зато муж с женой в подробностях поведали мне о своей тяжелой судьбе: у их старшего сына обнаружили саркому Юинга (онкозаболевание скелета), он находился в частной клинике, пребывание в которой стоит бешеных денег. Так и есть, Таня пытается спасти старшего брата или хотя бы продлить его жизнь, но благородная цель не оправдывает ее криминальных занятий. Да и если брат умрет, разве она бросит свое незаконное занятие? Наверняка нет! Так что это все отговорки – мол, ворую, чтобы помочь бедным родственникам. Причем отговорки неправдоподобные.

Я узнал подробно все тонкости диагноза, а также о многочисленных способах лечения саркомы Юинга, но о дочери больше не было сказано ни слова. Когда же я напрямую спросил, как часто Таня посещает родителей, Тамара тотчас предложила мне очередную чашку чая, а Александр, налив себе еще винца, дождался, пока жена уйдет на кухню, и сказал: