Алексей Макеев - Трое обреченных Страница 17

— А потом? — кипел от нетерпения Максимов.

— А потом испарилась, — развел руками счастливый обладатель червонца. — Не пойдем же мы за ней — на хрена нам это надо?.. А-а, вот еще, слушай, мужик, — вспомнил шкет. — Она уже смоталась, когда к окну какой-то дядька подвалил. Ох, и неприятная у него рожа… Черепок лысый, по бокам какие-то завитушки… Глянул вниз — сплюнул. А потом нас увидел, окно захлопнул.

— Когда это было, пацаны?

— А хрен бы помнил… — покорябал сопатку очевидец. — Может, час назад…

— Точно, час, — самый рослый из компании вскинул руку с часами, напоминающими хоккейную шайбу. — Маман в половине шестого домой приперлась, загнать меня хотела. А сейчас половина седьмого доходит — еще не загнала.

В отдельных местах туман прояснялся. Не желает мадам Бурковец лицезреть оппонентку живой. Прирезать — и вся проблема. Кого убил по оплошности киллер? Работницу гостиницы? Постоялицу из соседнего номера? Зашла поболтать или по другой срочной надобности? У порога стояла и на стук отворила? На киллере не написано, что он киллер. А в номере все серо, шторы задернуты, да и окна на север…

И снова его трясло от злости. Квазигриппозное какое-то состояние — то в жар, то в холод… Идти в полицию по-прежнему не хотелось. Защиты все равно не дождешься, Бурковец прижать не просто (кто сказал, что душегуб послан ею?), а напортачить можно проще простого. Он должен сам во всем разобраться, прежде чем тащить материалы в органы.

Фирма «Металлик», если память не подводила, трудилась до семи вечера. Может ли директор переработать? Сомнительно, что с этого направления он обретет знания, но что-то делать надо. В 18.55 Максимов вышел из такси, приобрел опасный для здоровья чизбургер и две минуты спустя уже сидел во дворе свежеиспеченного дома, наблюдая за зданием напротив. Окна новостройки блестели чистотой, рабочие в авральном порядке собирали мусор. С самосвала сгружали чернозем для будущих клумб. Целая сотня сотрудников ФСБ получит новые квартиры в специально построенном для чекистов доме. Можно порадоваться за наши образцово-показательные легендарные ведомства…

Анатолий Павлович Млечников вышел с работы в 19.10. Потеющий, неприятный тип в заношенном костюмчике. Сорочку не менял с последней памятной встречи. Вытер лоб носовым платком, подозрительно посмотрел по сторонам и побрел на стоянку, примыкающую к зданию. Долго копался в салоне малиновой «Приоры», выставив на обозрение лоснящийся зад — стряхивал крошки с сиденья. С горем пополам взгромоздился за руль, поехал. Максимов бросил в урну салфетку, дополняющую ядовитый бутерброд. В том, что взмахом руки он поймает машину (даже не одну), сомневаться не приходилось. Но вышло куда проще. Директор «Металлика» судорожными рывками вывел машину на проспект и подкатил к светофору, явно собираясь повернуть направо. Загорелся красный. «Приора» резко встала и заглохла. Упертый в спину «мерс» протестующе загудел — он явно надеялся проскочить. Максимов отправился ва-банк: эффектного явления могло не получиться, если двери заблокированы. Рискуя получить бампером по селезенке, он увернулся от увесистого «Крайслера» и подскочил к «Приоре». Активировать блокировку Млечников не догадался — не ожидал он такого нахальства. Максимов эффектно рухнул рядом с директором и захлопнул дверь.

— Сердечное здрасьте, Анатолий Павлович.

Директор подпрыгнул, едва не пробив крышу.

— Какого черта?.. — Млечников бросил руль.

— Мы уже встречались, — поспешил представиться Максимов. — Агентство «Профиль». Деликатные и не очень расследования. Вы наняли меня за две тысячи долларов — найти то, не знаю, что. Припоминаете?

— Черт… — исторг из желудка Млечников. — Да кто позволил вам сюда вторгаться?!

— Без нервов, — предостерег Максимов. — Уже зеленый, и вам сигналит в спину «мерс». Если вы сейчас же не тронетесь, прибегут злые горожане и разукрасят вашу машину вместе с владельцем. Поезжайте, Анатолий Павлович, поезжайте с богом…

Напуганный директор лихорадочно включил передачу, коряво вписался в поворот и метрах в ста от перекрестка въехал на обочину.

— Что вы хотите? — Его трясло со страшной силой. — Я отказываюсь вас нанимать, передумал, понимаете?.. А то, что было сказано тогда, в магазине… это… это…

— Всплеск эмоций, понимаю. Вам отсоветовала одна старинная приятельница. Ничего страшного, Анатолий Павлович, я явился к вам не как к клиенту. А всего лишь как к человеку, которому собираюсь начистить рыло…

Поспешное высказывание. Фигурант как-то незаметно отстегнул ремешок и собрался выкатиться из машины, но Максимов жесткой хваткой впился ему в плечо.

— Сидеть! Какой вы нервный фигурант, Анатолий Павлович. Вам еще никто не чистит рыло, а вы уже готовы расстаться с машиной. Сидите уж. Давайте говорить.

Дальнейших попыток намылить лыжи фигурант не предпринимал — сидел, вцепившись в баранку. Пальцы немели от напряжения. Указательный и средний изобразили фигуру, похожую на крестик.

— Полагаете явление сыщика страшной приметой? — мрачно расхохотался Максимов. — Успокойтесь, Анатолий Павлович. Страшная примета — это когда черный кот разобьет зеркало пустым ведром. Или труп обнаружат в салоне вашего же автомобиля — тоже чертовски нехорошая примета.

— Объясните, что вам нужно? — визгливо выкрикнул Млечников.

— А разве я не сказал? Поговорить. Время убить, не больше. Давайте по порядку. Имеется компания законопослушных и порядочных людей. Бурковец, Пантюшин, Млечников…

— Не знаю таких! — запротестовал фигурант.

— Даже последнего? — удивился Максимов. — Не смешите меня, Анатолий Павлович. Вы знаете, что врача во время лечения смешить нельзя? Он так надавит на клизму, что глаза выскочат. Итак, три российских гражданина. Каждый стоит на собственной социальной ступени. Нищий фотограф, прогорающий бизнесмен и преуспевающая барыжница. Десять лет назад все обстояло иначе — не было такого, знаете ли, расслоения. И деятельность вы проводили совместную, верно? И пресловутая Лида Запольская — если и не числилась в вашей компании, то находилась неподалеку. С той поры утекло немало воды. Кто-то разорился, кому-то напротив — Фортуна подмигнула, а Фемида проморгала. Запольская отсидела восемь лет. Я, собственно, имею к вам всего лишь два вопроса, Анатолий Павлович. За что сидела Лида? И что должно произойти в субботу?

— Ничего, — замотал головой Млечников. — Вы все неправильно понимаете…

— Я с вами скоро засну, — рассердился Максимов. — По-вашему, я слепой? Вы абсолютно не желаете, чтобы вам оказали посильную помощь!

Он желал оказания помощи — больше всего на свете запуганный Млечников желал оказания помощи, — однако установка, забитая в голову, не позволяла открыть запретную тему. И не скажет, — догадался Максимов. Нельзя сказать, что он ужасно расстроился. На это и рассчитывал. А время по-любому убивать пришлось бы.

— Глупенький вы, батенька, — посетовал сыщик. — Защищаете непонятно кого. Хорошо, давайте в последний раз. Будем говорить на тему?

— Да оставьте вы меня в покое! — Директор застучал ладошками по рулю. — Ничего не знаю, ничего я вам не скажу!..

— Зеленый вы какой-то, — наблюдательно подметил сыщик. — Не хотите говорить — не надо, разве я настаиваю? А теперь, если вас, конечно, не затруднит, заведите машину и доставьте меня к дому Пантюшина — и только не вздумайте вякать, что не знаете такого — зашибу! А еще я вам посоветую не сообщать мадам Бурковец о нашей беседе. Она, конечно, дама могущественная, но, поверьте, я тоже не один работаю. Зачем вам неприятности по всем фронтам?

Убогое наследие двадцатого века возвышалось пятью этажами над скоплением частных домишек. Криворукие тополя, уже готовые начать извержение пуха, разрытые с осени теплотрассы, карьер грохочет в трехстах метрах. Еще одно славное местечко, крайне нежелательное для проживания человека. Максимов поднялся на четвертый этаж, когда на пятом стукнула дверь и хрипловатый голос Пантюшина произнес:

— А ты не путаешь, Савельич?

— Да не, Коляша, — нетрезво вымолвил второй. — Люська точно салат с вечера резала… Я пулей — пробегусь к холодильнику, пока ее нет…

— Давай, жду, — пробурчал Пантюшин. — Три звонка.

Максимов вытянул шею. Над головой прошлепали тапки. Лязгнула соседняя дверь — собутыльник приступил к поиску закуси. Расстреливать надо таких, — сказал бы с чувством юморист. — Они не только пьют — они еще и едят!

По мелочам сегодня фартило. Максимов не спеша поднялся, нашел под тусклым плафоном обросший жиром звонок и трижды надавил.

— Молоток, Савельич, — одобрило нечесаное жалкое существо с дырами на коленях. — Быстро управился. — И осеклось, мгновенно обуянное кромешным ужасом.

— Закуски не принес, прошу пардона. — Максимов потеснил впавшего в ступор хозяина и захлопнул дверь. — Не помните меня, Николай Иванович? Пьете, наверное, много. Кошмары еще не лезут из розетки?