Марина Серова - Незванный гость Страница 17

Охотник пропустил меня к квартире, неужели он станет стрелять теперь, когда я вот-вот покину дом?

Но холодок, который пробежал у меня по спине, как только я принялась изображать из себя доступную мишень, был единственным, что произошло.

Этого просто не может быть.

Я поднесла себя, то есть Аню, на блюдечке с голубой каемкой. Он не может не знать, что Аня поехала к портнихе, ему известно, что она без охраны, и у него было полно времени, чтобы подготовиться.

И тем не менее никто не выскакивает из лифта, никто не сбегает по лестнице, держа оружие на изготовку.

Что же произошло?

Какая накладка помешала ему осуществить то, к чему он так стремился? Неужели он все же решил залечь на дно?

Да нет, не может этого быть.

Я медленно, стараясь как можно громче топать ногами, пошла вниз. Это начинает меня злить. Где же ты?

Спустившись этажом ниже, я вызвала лифт.

Встав за угол, я подождала, когда лифт прибудет, и начала считать про себя.

Время на срабатывание запала вышло, дверцы с тихим противным шипением закрылись. Прошла секунда, и кабина лифта прошуршала куда-то вверх. Ладно же.

Если я где и прокололась, то только не сейчас. Если Охотник притаился где-то рядом, он просто не может бросить дело на полдороге и спокойно уйти. Нет, лифт вызвал определенно не он.

Когда человек спустился и хлопнула дверь подъезда, я вновь нажала кнопку вызова. Надеюсь, там все же есть взрывное устройство, просто оно не сработало. Иначе…

Кабина вновь поднялась.

Я вошла внутрь и внимательно осмотрела ее изнутри. Пусто.

Ни один шуруп, крепящий панели отделки, не отворачивали по крайней мере лет двадцать. Привстав на цыпочки, я внимательно осмотрела потолок кабины, крепление плафона и верхние углы.

Как ни печально это признавать, бомбу в этом лифте никогда не закладывали.

И вывод, который из всего этого напрашивается, совершенно меня не радует. Может быть, это и глупо, но я расстроилась, поняв, что на меня и не думают покушаться.

Хотя нет. Я испугалась. Чертовски не хочется признавать свою ошибку. Тысячи случайностей могли помешать Охотнику повторить вчерашнее покушение.

К примеру, он мог решить, что две попытки — вполне достаточно, и ненадолго затаиться.

А означало бы это не только то, что пропал крайне удобный для меня случай правдоподобно подставиться.

Не только то, что весь мой разговор с Аней вчера в машине пропал впустую, — Охотник мог просто отключиться от прослушивания.

Это значило, что он готовит удар где-то в другом месте и я не знаю, где и когда он нападет снова.

Следовательно, у него опять преимущество внезапности, а я вновь осталась в дураках. Впрочем, что себя обманывать — я боюсь совсем не этого. А в настоящей причине охватившего меня страха я боюсь признаться даже самой себе.

Впрочем, все, быть может, еще и не так плохо. Я прислонилась к стене и замерла, держа руку на рукоятке взведенного пистолета.

Остаются еще несколько возможностей для Охотника. Может быть, я рано начала паниковать — у меня еще проход до машины и обратная дорога.

Конечно, для меня это не очень хорошо. Убийца, залегший со снайперской винтовкой на крыше соседней многоэтажки, скорее всего, от меня уйдет. Но по крайней мере он хотя бы докажет, что я была права, что мои представления о его мотивах правильны.

В противном случае вновь встают все те же вопросы, ответ на которые я с таким трудом придумала. Все натяжки и мелкие несоответствия опять выходят на первый план, и мои способности аналитика подвергаются серьезному сомнению.

Тут я поймала себя на том, что изображаю внезапный приступ слабости слишком долго. Мне просто не хочется получить подтверждение самым худшим своим опасениям.

«Хватит, Женя, соберись, — приказала я самой себе, — если тебя ждет разочарование, встреть его лицом к лицу, а не прячься трусливо».

Ответив самой себе: «Есть!», я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и отправилась вниз по лестнице, навстречу своей судьбе.

Судьба ждала меня у подъезда в лице амбала-водителя, нервно смолящего сигарету на переднем сиденье автомобиля.

По крайней мере, кроме него, меня не ждал никто.

Первый шаг из-под козырька подъезда дался мне с немалым трудом. Я и хотела услышать отдаленный хлопок выстрела, и боялась этого — шансы на то, что Охотник выберет не голову, у меня были где-то сорок на шестьдесят.

Однако последнюю возможность ухлопать меня он упустил.

Преодолев десять шагов до машины под напряженным взглядом Валерия, я нырнула внутрь и рухнула на сиденье. Сказать, что я вспотела, — значит ничего не сказать. Пот катился с меня градом, по позвоночнику прокатывались холодные волны озноба, и мелко тряслись руки.

Кто никогда не подставлялся под винтовочный выстрел, тот никогда меня не поймет.

Это глупость, что профессионалы никогда не испытывают страха. Испытывают, и еще какой. Страх — естественная реакция организма на опасность. Попробуйте никогда не испытывать голода или не мерзнуть, и вы увидите, что от чего-то в себе избавиться просто невозможно.

Единственная разница между профессионалом и дилетантом — умение бороться со своим страхом, зажимать его в кулак и даже использовать его. Как это сделать? А не скажу!

Только сейчас, когда непосредственная опасность миновала, моя тренированная психика получила возможность отреагировать.

Усилием воли я расслабила сжавшиеся в тугой комок мышцы живота и ответила на вопросительный взгляд Валерия отрицательным покачиванием головы.

Итак, что мы имеем?

Я сижу в машине живая и невредимая, что означает мой просчет.

Охотник не польстился на подсадную утку, что означает его прямо-таки дьявольскую хитрость и осторожность и смертельную опасность, которая по-прежнему угрожает Ане.

Валера уставился на меня и машет руками, что означает его нежелание говорить вслух.

Я полезла в карман и достала свой брелок. Нажав на кнопку, я отправила в эфир очередную порцию помех и устало проговорила:

— Глухо.

Валера меня понял. Только в отличие от меня он обрадовался этому известию. Похоже, он и правда убедился, что угроза для Ани — миф. Вот только миф не устраивает сложных комбинаций, чтобы снабдить машину подслушивающим устройством.

— Че, короче, все путем?

Ну что я говорила! Да нет, как раз не «все путем». Все — не путем, но объяснять это тебе, боров перекачанный, я сейчас, пожалуй, не стану. Да и вряд ли стану вообще.

Лучше я посижу минут пять спокойно, закрыв глаза, и попытаюсь привести скачущие в голове мысли хотя бы в относительный порядок. Типа, отдохну. Типа, соберусь с мыслями. Типа, блин, башню поправлю.

Я поняла, что готова заорать.

Нормальный «отходняк» — море адреналина, не нашедшего применения, и злость на саму себя. И еще страх перед догадкой, неотвратимо зреющей в моем мозгу.

Нет, все, хватит. Пять минут покоя, и никаких больше версий.

Так, вдох, задержали, выдох.

Я спокойна, мне тепло, я круглая галька на берегу великого океана. Мои бока обкатаны миллионами волн, прибой сделал меня гладкой, меня греет яркое жаркое солнце, мне хорошо.

Вдох, задержали, выдох. И еще раз — вдох, задержали, выдох.

Мои пять минут истекли, и я открыла глаза.

— Постой здесь, я сейчас вернусь.

— Ты куда это?

— Туда, — махнула я рукой.

Все уже ясно, но проверку нужно довести до конца. Я направилась к магазину у подножия соседнего дома.

Для очистки совести побродив по полупустому залу, я купила упаковку яблочного сока и медленно побрела обратно. Теперь уже не нужно специально стараться, изображая легко устающую будущую мамашу, — пережитое напряжение буквально выкрутило меня, словно тряпку.

А вот Валера расслабился и завел на полную катушку то, что он наверняка считает музыкой.

Под задорное электронное бумц-бумц-бумц гарлемские братки речитативом выдают печальную повесть своей жизни: «Ю финк ам смалин, мазафака?»

Заставить его, что ли, заткнуть шарманку? А, ладно, если мой враг сейчас «на связи», пусть ему тоже станет нехорошо. Да, с этой минуты Охотник стал моим личным врагом.

Вообще-то в моей работе всякие эмоции противопоказаны. Вступая в единоборство с серьезным противником, бодигард должен быть максимально хладнокровен. Только так у него есть шанс победить, только так можно защитить клиента. «Ничего личного», как говорят герои глупых боевиков, всаживая друг в друга порции свинца.

Но этот Охотник, кто бы он ни был, бросил вызов именно мне, моим интеллектуальным способностям, моему профессионализму. Своей непредсказуемостью он поставил под сомнение единственное по-настоящему дорогое, что у меня есть, — мою профессиональную честь.

И поэтому теперь ты уже не абстрактное зло, от которого я защищаю Аню. Теперь ты — враг именно мне. И я до тебя доберусь, будь ты хоть трижды гением.