Сибирский. Детектив. Бракованные - Сергей Панч Страница 17

— Что я должен делать? — лысый захлопал глазами.

— «Вам срочно нужно развестись, иначе я Вам помогу. ЗАГС работает до 22.00» — эта смска— требование, которое вы должны выполнить, чтобы спасти жену.

— Требование?

— Развестись. И у нас осталось всего минут 20 на это. Иначе…

— Он что — ее убьет?

— Будем надеяться, что это просто шутка, — Сибирский попытался как-то приободрить Аркадия, с которого словно капустный лист слетела вся спесь.

— Вы в каком ЗАГСе регистрировались? — спросила Кузнецова

— Так он один у нас, в смысле, тогда был один, в старом.

Машина выехала на трассу: оставалось еще 16 минут.

«Душно. Как же здесь душно», — подумала Оксана. Она только очнулась в маленьком темном кабинете или подсобке и попыталась встать, но не смогла, тело отказывалось слушаться. Руки совсем затекли. Заложница проморгалась. Почти ничего не видно. Она мотнула головой, окончательно придя в себя. «Итак, я сижу. Ноги, — она попыталась их отсоединить от стула, но щиколотки были надежно привязаны скотчем к ножкам. — Руки за спиной, — продолжала мыслить Оксана. — Где же я?» Где-то вдалеке зазвучал марш Мендельсона. «ЗАГС?!» — хотела сказать заложница, но чьи-то руки ловко засунули в открытый рот шарик и заклеили его липкой лентой. Оксана продолжала мычать. Яркий свет от вспышки телефона ослепил банкиршу. Вскоре щелкнула селфи камера и Оксана увидела себя со стороны. Она сидела связанная на стуле, под которым была бомба. Горела красная лампочка и бегали циферки.

Архив/Василий и Эльвира/ Зачеркни лишнего/ файл 20005

Пьяный Василий и трезвый Никита сидели за столиком в пивбаре. Рогоносец держал в руках нож и ел стейк средней прожарки. Друг, как всегда, пил морс.

— Пипец, просто пипец. Моя Элька— шлюха. Она с другими… А я рогатый олень. Я, Никитос, большой рогатый олень.

— Может жена не изменяла? А малолетка твоя СПИД принесла, зря ты ей на слово веришь, она молодая, все чешется у нее там.

— Я точно знаю. Не она. Две недели назад аборт сделала, там все проверяли, я нашел справку в ее квартире. Она чистая. И нечего так на меня смотреть. Да, я говно последнее. А что мне делать? Спиногрыза от 19-летней писюхи заиметь? А на что мне их содержать? У меня долгов… да ты знаешь…

— Ты дебил, Вася. Нет у тебя царя в голове, да и не появится уже, видимо, никогда. Иди проспись, завтра начнешь новую жизнь, без денег, без удовольствий, без семьи. Трудно будет, но, судя по всему, по-другому тебя не исправить.

— Знаешь, друг, проваливай-ка ты на… фалософ[1] фигов, иди подтирай своим спиногрызам жопки.

Никита достал из кармана куртки портмоне, вытащил тысячу и кинул купюру на стол.

— И жене подтирай, языком.

Никита — святой человек, ну почти. Хороший боковой в челюсть отправил дружбана под стол. Когда Вася встал, друга детства уже и след простыл. Для пафоса и официантки он еще раз послал очень далеко своего товарища и выпил до дна. Чтобы закусить отчаянно заерзал ножом по куску мяса, на мгновение остановился и оскалился. Так мерзко, что если бы его видел Никита, то обязательно врезал еще раз. Вася достал телефон.

— Привет, Эль. Мне кажется, нам надо поговорить, — с той стороны телефона послышались явные сомнения, но Вася был тверд. — Нет, поговорить никогда не поздно. Я трезвый, почти. Давай на нашем месте.

Вася взял салфетку, вытер нож и положил его во внутренний карман куртки.

Эльвира не ожидала, что согласится так просто. Любовник был в душе и не слышал ее разговора. Она быстро оделась, взяла из сумки листочек с диагнозом и открыла мужской портфель. С явным удовольствием положила туда бланк и уже хотела закрыть сумку, но увидела блеск. Чуток подумав надела перчатки, взяла нож и улетела.

Зимой в Лагерном мало людей, поэтому Эля и Вася любили здесь гулять. Часто муж поднимал ее и кидал в огромный сугроб. Утопая в нем словно на перине, она желала его, и он не заставлял себя ждать. Они жадно целовались, а в теплую погоду пару раз даже занимались любовью. Сейчас ей хотелось одного — убить изменника. Она свернула с дорожки, прислонилась к дереву и трясущимися руками достала нож. Тело, мысли, вся жизнь задрожала. Послышался скрип. Чьи-то ботинки сильно втаптывали хрустящий снег в дорожку.

Исходники/День 2/ Томск. 23 декабря/разговор с бомбой/ файл 20006

Оставалось 11 минут до предполагаемого взрыва. Все молчали. Серов включил радио. Шел повтор пятиминутки с Крапивиной. Из радиоприемника она вновь несла обжигающие уши фразы.

— Измена — это не про секс, это про обман. Не сам факт соития с другим человеком важен, а попытка скрыть измену. И все эти «я не хочу разрушать нашу семью», «я не могу причинить ему\ей боль» — это все лицемерие. Нет. Страх. Быть пойманным, разоблаченным, наказанным, страх остаться в одиночестве — вот в чем суть измены. И вы знаете, возможно, этот симптом— показатель, что отношения изначально были ущербны.

— Хрень вся эта популярная психология, — нервно буркнула Кузнецова и выключила радио. Она одной рукой держала руль, а другой сжимала смартфон в ожидании звонка. Пришла смс: “В старом ЗАГСе чисто, новый уже проверяют”.

— И куда едем? — спросил Серов.

— Пока в старый, вдруг что-то упустили, Аркадий, вспоминайте детали. Как прошла свадьба?

— Расписались, пошли в Лиру, это напротив универа. Нажралися — разошлися.

— Давай заедем в кафе, по дороге, — предложил Серов.

— Тогда в ЗАГС не успеем.

— А Пушкин тогда стоял? — спросил Денис, чем заставил обернуться Кузнецову. — В каком году поженились?

— В восьмом.

— «Это будет долгий раунд», — подумал Денис. — Зимой?

— Почему? В августе, как все нормальные люди, — Кузнецова усмехнулась, она с