Мистер Камень - Анна Николаевна Ольховская Страница 17

– Да, наверно, она.

– О, она хотела этого! Когда думала, что за девочку дадут деньги. Страховка ее матери! Но денег нет, и девочка не нужна. У Женьки трое своих. Ей четвертый довесок даром не нужен. Все в этом мире покупается и продается.

– Вот как… А вы… Вы сможете… Вы же…

Подобрать правильные слова не получалось. Не то чтобы я боялась обидеть Аделаиду Викторовну – она не внушала мне большого уважения после того, что сделала со своей внучкой. Однако нельзя, чтобы она замкнулась и выставила меня вон! Мне нужно понять, что ей известно.

– Старая? – усмехнулась она, демонстрируя пожелтевшие протезы, слишком ровные и симметричные, чтобы быть настоящими зубами. – Почему никто не произносит это слово прямо?

– Потому что оно считается оскорбительным.

– Дура – вот оскорбительное слово! Это про Регину. А старость – это факт, который остается только принять. Но я еще не слишком старая. Я вырастила одну девочку, когда была немолодой. Думаю, успею вырастить и вторую, но уже не повторяя тех же ошибок.

Сложно сказать, разделят ли ее уверенность органы опеки. Аделаида Викторовна держала спину ровно и говорила уверенно. Но выглядела она так, будто жрецы Древнего Египта уже провели церемонию бальзамирования и вот-вот запечатают пирамиду. Да и потом, эта женщина и в детстве Регины была опасно упряма, даже агрессивна в своем упрямстве. Сложно предположить, что ждет ее подопечную сейчас.

– Не думаю, что вы совершили какие-то серьезные ошибки, воспитывая Регину, – покачала головой я.

– Но она же умерла, да еще самым постыдным образом!

– Я бы не назвала это…

– Это слабость! – отрезала Аделаида Викторовна. Очевидно, ее не очень интересовало, что я хочу сказать. – Регина давно уже покатилась по наклонной, а теперь вот пришла к логичному финалу.

Вот это уже любопытно.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась я. – Насколько мне известно, у нее все было хорошо!

– Да конечно! В этом она всех убеждала – и себя убедила! Поэтому все и пораскрывали рты, когда она птичкой полетела вниз. Но меня она не обманула, нет! Я знала, что ее до беды доведет не одно так другое.

– И что же ее довело?

– Я точно не знаю, – пожала костлявыми плечами старуха. – Может, тот фанатик, который ее преследовал. Может, мужик какой-то, она ж с мужиками всегда неосторожна была! Была бы осторожна – не родила бы в семнадцать лет. Но чего я хотела при такой мамаше? От осинки, как говорится, не родятся апельсинки!

Как удачно она вычеркнула себя из этой ботанической цепочки, забыв, что предыдущая осинка родилась как раз от нее! Если задуматься, уже три поколения Харитоновых были кланом несчастных женщин – а теперь и четвертое поколение на подходе. Аделаида Викторовна растила дочь одна. Потом и та потеряла мужа. Регина родила непонятно от кого. Рядом со старшей сестрой Регины я тоже мужа не видела. Странный клан, пчелиный улей…

Но для меня сейчас было важнее другое.

– Какой еще фанатик ее преследовал?

– Понятия не имею, я в этой грязи копаться не буду!

– Но вы хотя бы сообщили об этом в полицию?

– Вот еще! – Аделаида Викторовна поджала губы так сильно, что я испугалась, как бы у нее не треснули носогубные складки. – Убил-то ее не он, умерла она сама по глупости! Я не буду говорить с полицией. Там одни бандиты!

Потрясающая логика.

– Хорошо, а с мужиками что за история? – допытывалась я. – Насколько я знаю, у нее никого не было!

Этого я как раз точно не знаю, но можно и притвориться, раз я назвалась подругой.

– Никого толкового! Потому что бестолковых хватало! Понятно, что девка с прицепом никому не нужна. Я предупреждала ее, что так будет, еще когда она понесла непонятно от того, но она меня не послушала. Теперь она пожинала плоды. Сообразив наконец, что она такая никому не нужна, она кидалась на мужиков, как голодная собака. Неужели вы этого не видели? Может, и не видели. Но она увела жениха даже у Валечки Винник – та тоже не замечала до последнего! И кому это счастье принесло? Никому!

Я сильно сомневалась, что все было действительно так, но первое имя, прозвучавшее в разговоре, выловила и запомнила. Я сейчас в том положении, когда за любые данные цепляться надо, они на вес золота!

А старушенция, конечно, тяжелая… Регина не могла этого не знать. Она бросила бы свою дочку с таким человеком? Да никогда в жизни! Хотя она, может, и мысли не допускала, что в своем почтенном возрасте Аделаида Викторовна снова возьмется воспитывать молодые умы, она надеялась на старшую сестру.

Я относилась к оскорблениям, летевшим в адрес Регины, спокойно, потому что они не имели для меня никакого значения. Я знала, что она была не такой, и никакая бабка не могла убедить меня в обратном. Но кое-кому было далеко до такой уверенности.

Я даже позабыла, что Наташа подслушивает наш разговор, а теперь вот вспомнила. Ядовитые оскорбления бабушки били ее крупным градом. Чувствовалось, что она боялась Аделаиду Викторовну – привыкла бояться. Но теперь гнев пересилил страх, и Наташа распахнула дверь в детскую, вылетела в коридор разъяренным птенцом коршуна – еще смешным, еще покрытым нежным пухом, но уже обладающим чертами, в которых угадывается хищная птица.

– Мама была не такой! – крикнула она. Наташа плакала, но дети часто плачут от несправедливости, а потом только понимают, что никто не ценит эти слезы. – Ты все врешь! Мама была не глупая! Она ничего не делала, тетя Валя врала!

Мы все привыкли считать шестилеток совсем маленькими детьми. Вроде как их мнение не считается – они ведь и в школу едва пошли! А может, и вовсе не пошли, если родители решили повременить. В таких сложных делах, как жизнь и смерть, их отодвигают на второй план, будто они не умнее домашнего животного.

Я, каюсь, тоже не воспринимала Наташу всерьез, она была лишь объектом моей жалости. Однако теперь, глядя на нее, я понимала, что передо мной маленький человечек с большим горем. Мне, на самом-то деле, было совсем уж непростительно такое отношение. Я была даже младше, чем она, когда развелись мои родители – а я очень хорошо запомнила то время! Папину отдаляющуюся спину, мамины злые истерики, усталую улыбку Лены. Если я помню такие мелочи, почему она не могла запомнить нечто принципиально важное?

Поэтому, не обращая внимания на разозленную Аделаиду Викторовну, я повернулась к Наташе и наклонилась к ней: