Камилла Лэкберг - Призрачный маяк Страница 18

Так что никто не удивился, когда она решила бросить Матса и уехать в Стокгольм. Его сердце, естественно, был разбито. Но, думаю, другого он и не ждал. Такую девушку, как Энни, очень трудно было удержать. Ты понимаешь, что я имею в виду, или я выражаюсь слишком туманно?

— Приблизительно.

— Почему ты спрашиваешь об Энни? Они встречались в гимназии, а это было целую вечность назад, как бы мне ни хотелось все это забыть…

— Энни здесь.

Эрика удивленно взглянула на мужа.

— Во Фьельбаке? Она же здесь тысячу лет не была.

— Нет, но родители Матса сказали, что она с сыном на принадлежащем ей острове в шхерах.

— Гастхольмен?

Патрик кивнул.

— Так его называют. Но вроде у него есть другое название.

— Грошер, — подсказала Эрика. — Но никто его в этих местах не зовет иначе как Гастхольмен. Говорят, души умерших…

— …никогда не покидают остров, — с улыбкой закончил Патрик. — Наслышан я о ваших суевериях.

— Откуда ты знаешь, суеверие это или нет? Мы однажды провели там ночь, и полкласса потом утверждали, что видели привидения. Это, скажу я тебе, очень странный остров. Уверена, никто из нас ни за что на свете не согласился бы провести там еще одну ночь.

— Это все подростковые фантазии.

Эрика ткнула его локтем в бок.

— Не будь занудой. Призраки существуют.

— Конечно. В любом случае я должен пообщаться с этой Энни. Родители Матса сказали, что он собирался ее навестить. Есть шанс, что он делился с ней какими-то подробностями своей личной жизни.

— Я поеду с тобой, — заявила Эрика. — Скажи, когда поедешь, я попрошу твою маму присмотреть за детьми. Энни тебя не знает, — добавила она, опережая протесты мужа, — а мы с ней учились в одном классе. Со мной она не откажется поговорить.

— Хорошо, — неохотно согласился Патрик. — Но завтра утром мне нужно в Гётеборг, так что, наверное, в пятницу.

— Договорились, — сказала Эрика, обнимая мужа.

Фьельбака, 1870 год

— Вкусно было? — задала свой обычный вопрос Эмели, хотя ответ был всегда одним и тем же: кивок Карла и хмыканье Юлиана. Меню на острове, конечно, однообразное, но это же не ее вина. Ели они в основном рыбу, пойманную Карлом и Юлианом, — макрель и камбалу. С собой в деревню мужчины Эмели не брали, хотя сами ездили пару раз в месяц, поэтому закупить еды толком тоже никто не мог.

— Карл, я хотела спросить… — Эмели отложила вилку, так и не притронувшись к еде, — можно мне поехать с вами в Фьельбаку? Я давно не видела людей, и мне доставило бы большую радость снова очутиться на материке.

— Это исключено, — Юлиан наградил ее злобным взглядом.

— Я обращаюсь к Карлу, — спокойным голосом ответила Эмели, не подавая виду, как ей страшно на самом деле. Впервые она осмелилась сказать слово против мужчины.

Фыркнув, Юлиан повернулся к Карлу:

— Ты слышал? Почему я должен терпеть такое от твоей бабы?

Карл, не поднимая глаз от тарелки, ответил:

— Мы не можем взять тебя с собой, — давая понять, что разговор окончен.

Но Эмели, не в силах больше терпеть одиночество, не сдавалась:

— Почему нет? В лодке есть место. Я могла бы сделать покупки. А то мы едим одну макрель с картошкой. Что плохого в моей поездке?

Юлиан аж побелел от злости. Взгляд его был прикован к Карлу, который поднялся из-за стола со словами:

— Ты с нами не поедешь. Разговор окончен.

Натянув куртку, он выскочил наружу. Дверь захлопнулась. С той ночи, когда Эмели попыталась прикоснуться к нему, Карл обращался с ней как с ничтожеством. Равнодушие сменилось отвращением, похожим на отвращение, которое испытывал к ней Юлиан. Эмели понятия не имела, что сделала не так и чем навлекла на себя их гнев. Неужели один ее вид внушал им отвращение? Неужели она такая уродливая, такая жалкая? Эмели вспомнила, как он просил ее руки. Да, все происходило в спешке, но ведь в его голосе были тепло и нежность, разве нет?

— Смотри, что ты натворила, — швырнул приборы на стол Юлиан.

— Почему ты так со мной обращаешься? Что я тебе сделала? — Эмели сама удивилась тому, откуда у нее взялось мужество высказать все то, что у нее так долго было на сердце.

Юлиан ничего не ответил. Только смерил ее презрительным взглядом черных глаз, встал и вышел вслед за Карлом.

На самом деле Эмели подозревала, почему ее не берут собой. Жене не место в пивной у Абеля, куда мужчины непременно захаживали. Поразительно, но они всегда успевали к сумеркам, когда надо было зажигать маяк.

Хлопнула дверца шкафа, и Эмели подпрыгнула на месте. Странно. Входная дверь закрыта, откуда взяться сквозняку? Она замерла и вслушалась в тишину дома. Ни звука. Кроме нее, в доме никого не было. И все же, тщательно прислушавшись, она различила его — звук мерного дыхания, — но непонятно было, откуда он исходит. Словно дышал сам дом. Внезапно звук прекратился, и дом снова погрузился в тишину.

Мысли Эмели вернулись к Карлу и Юлиану. Со вздохом женщина принялась мыть посуду. Она старалась быть хорошей женой, но никак не могла угодить супругу. И ей было ужасно одиноко. Но, несмотря на это, Эмели чувствовала, что не одна на острове. Она слышала странные звуки, ощущала чье-то присутствие. И если раньше они ее пугали, то теперь — нет. Она чувствовала, что никто не желает ей зла.

Склонившись над раковиной и ощущая, как слезы стекают по щекам и капают в грязную воду, она вдруг почувствовала руку на своем плече. Кто-то хотел ее утешить. Эмели не стала оборачиваться. Она знала, что никого не увидит.

Паула потянулась в кровати. Пальцы коснулись волос Юханны, и с этим касанием вернулась тревога. Последние месяцы они почти не касались друг друга. Если раньше они просто оторваться друг от друга не могли, то теперь им нужно было прикладывать усилия, чтобы быть рядом. Как это произошло? Что стало с их большой любовью? К тому же надо смотреть правде в глаза: все началось еще с рождением Лео, но только в последние месяцы стало тревожить Паулу. Они мечтали о ребенке, боролись за него, думали, что тот укрепит их любовь. И в каком-то смысле они добились своего. Но никто не ожидал, что это скажется на их близости.

Паула не заметила в себе особых изменений с появлением в семье ребенка. Юханна же полностью погрузилась в новую роль матери. Даже начала смотреть на Паулу свысока: ведь это она, Юханна, а не Паула, произвела на свет Лео. Значит, как биологическая мама, она важнее для Лео, чем Паула, с которой у него нет общих генов. А кровь, как говорится, не водица. И не важно, что Паула любила его, еще когда он был в животе у Юханны, и что эта любовь усилилась во много раз, когда ребенок родился и Паула впервые взяла малыша на руки. Она чувствовала себя мамой Лео в равной с Юханной степени, но вот Юханна это чувство не разделяла, хоть и отказывалась в этом признаться. При этом жаловаться им было не на что — Рита была жаворонком, просыпалась рано и охотно гуляла с Лео, давая Пауле и Юханне поспать подольше. Теперь, когда шло расследование, Паула уже не могла работать полдня. На помощь им пришли Рита и Бертиль, но в последнее время Юханна все чаще критиковала Ритин подход к воспитанию детей. Если послушать Юханну, можно было подумать, что только ей одной известно, как надо заботиться о Лео.

Со вздохом Паула встала с кровати. Юханна шевельнулась, но продолжала спать. Паула нагнулась и убрала прядь с лица любимой. Ей всегда казалось, что у них стабильные отношения, что они всегда будут вместе. Но эта уверенность постепенно исчезала, что пугало Паулу. Потеря Юханны означает и потерю Лео тоже. Расстанься они, Юханна тут же переехала бы из Танумсхеде, а сама Паула такой мысли даже допустить не могла. Ей нравилась жизнь в провинции, она была довольна работой и коллегами. Единственное, что ее не устраивало, это холодность, появившаяся в ее отношениях с Юханной.

Несмотря на все тревоги, Паула предвкушала поездку в Гётеборг. Дело об убийстве Матса Сверина возбуждало ее любопытство. Это была загадка, а Паула любила разгадывать загадки. Ей хотелось побольше узнать о человеке, о котором никто не знал ничего. Инстинкт подсказывал ей, что ответ на вопрос, кто засадил ему пулю в затылок, кроется в прошлом Матса — прошлом, о котором он никому не рассказывал.

— Доброе утро, — поприветствовала Паулу Рита.

Лео уже сидел в стульчике. Он радостно протянул руки навстречу Пауле, она подняла сына на руки и прижала к себе.

— Доброе утро!

С Лео на коленях она присела за стол.

— Завтрак?

— С удовольствием. Я чертовски голодна.

— Сейчас мы это исправим.

Рита поставила перед Паулой тарелку с яичницей.

— Мама, ты нас балуешь. — Паула импульсивно обняла Риту за талию и ткнулась носом в ее мягкий живот.

— Это доставляет мне радость, милая, ты же знаешь! — Рита обняла Паулу, а Лео поцеловала в макушку.