Анна Данилова - Тринадцатая гостья Страница 18

– Но если никто не придет, мне надо будет заплатить за ложный вызов, понимаешь?

– Соня, с тобой так трудно… создается такое впечатление, что ты и сама не хочешь, чтобы этого твоего «кукольного вора», «кукольника» этого, поймали.

– Я хочу, но боюсь. И вообще, у меня какое-то нехорошее предчувствие…

– Ты была на чердаке? – спросила я, тем самым как бы намекая ей, что пора бы наведаться туда, посмотреть, может, и на этот раз этот «кукольник» приготовил очередной сюрприз.

– Нет, не была. А что, надо пойти?

– Думаю, да. Ведь если я все утро чувствую себя так, словно меня с вечера накачали снотворным, может, это не случайно и нам с тобою действительно кто-то что-то подсыпал.

– Наташа. Ты пугаешь меня! Ну ладно, я пойду. Вернее, мы с тобой пойдем.

– Иди, я поднимусь следом. Вот только таблетку от головной боли приму.

Я сделала вид, что ухожу в свою комнату, проследила за тем, чтобы Соня начала подниматься по лестнице, вернулась, взяла из буфета крохотную кофейную чашку, бумажные салфетки и положила все это в карман. Оказавшись у себя, я заперлась в ванной комнате, разбила чашку о край ванны, собрала осколки, завернула их в салфетку и снова положила в карман. Вышла из комнаты и поднялась на чердак. Открыла дверь, но Сони там не оказалось.

– Соня!

Нет, ее определенно не было на чердаке. Тогда я спустилась на несколько ступеней вниз и громко позвала ее:

– Соня!

В ответ – тишина. Вероятно, она побоялась заходить на чердак одна. Тогда я снова поднялась, вошла в чердачную комнату, подошла к макету и, бегло осмотрев его, вынула из кармана осколки чашки и рассыпала их в макетной кухне. Потом выбежала с чердака и спустилась в настоящую кухню. Соня сидела за столом и что-то пила. Вид у нее был виноватый.

– Я не смогла, – сказала она. – Я боюсь. Решила принять успокоительное. Ты выпила таблетку от головной боли?

– Выпила. А что?

– Пойдем туда вместе. Пожалуйста.

– Хорошо.

Мы поднялись на чердак, вошли и остановились возле «дома».

– Нет, как же все-таки хорошо, что нас теперь двое! Ну, ты что-нибудь видишь? – Соня обошла макет, приподняла крышу, осмотрела этажи, заглянула в комнатки с видом Гулливера, пытавшегося проникнуть в дом лилипутов.

– Как будто, ничего. Хотя. Подожди. Помоги мне приподнять крышу.

Мы сняли крышу и поставили ее на пол, потом вместе приподняли второй этаж, и тут Соня, подняв на меня округлившиеся от ужаса глаза, прошептала:

– Там, в кухне. Смотри!

– А что там? – Я заглянула и увидела рассыпанные мною осколки чайной чашки. – Битое стекло.

– Ну! Если мы ночью спали, то кто же мог положить туда эти осколки?!

– Не знаю. Да и что это может означать?

Я включилась в эту игру, чтобы понять, что же происходит на самом деле. Если бы Соня сама подкладывала туда этих кукол, то, увидев осколки, она повела бы себя несколько иначе. Думаю, она бы удивилась так, что это бросилось бы в глаза, ее удивление было бы в сто раз сильнее, поскольку в этом случае получалось бы: на чердаке действительно был кто-то посторонний, или же… или же она догадалась бы, что это моя шутка. Но она вела себя, как мне показалось, довольно естественно, так же, как прежде. Испуганная, встревоженная, но нешокированная – вот какая она была. Хотя, конечно, она могла просто держать себя в руках, чтобы не выдать волнения. Собственно говоря, что я знала тогда о Соне? Ни-че-го!

– Странно. Может, вскоре кто-то разобьет окно в кухне? – пробормотала она.

– Что будем делать, Соня? Надо же что-то предпринимать, время идет, ты нервничаешь.

Она на самом деле выглядела очень нервной, взволнованной. И ее волнение явно нарастало.

– Подумай сама: осколки. Да ерунда все это! Может, нам заняться чем-нибудь таким, что могло бы, к примеру, дать нам возможность немного развеяться, отвлечься?

Соня смотрела на меня какое-то время, словно никак не могла взять в толк, что я имею в виду, после чего кивнула и вздохнула:

– Господи, ну конечно! И как это я сразу не догадалась?! Ты же в первый раз в Германии?

– Конечно, в первый.

– Ты хочешь посмотреть Мюнхен! Я ужасная эгоистка, извини меня. Навалила на тебя свои проблемы. Думаю только о себе. Ты считаешь, что они выеденного яйца не стоят? Может, ты и права, да только уж позволь мне остаться при своем мнении: осколки в макете не могли появиться сами по себе. Но… ладно, оставим все это. Действительно, давай поедем куда-нибудь, развеемся. Я бы предложила тебе отправиться посмотреть дворец Нимфенбург, там очень красиво. Давай позавтракаем? Уверена, Роза все же сварила нам кофе и оставила его в термосе. Да и яйца тоже. Ты ешь куриные яйца на завтрак? Всмятку?

– Там, где я недавно жила, у меня были свои куры. Вернее, они есть и сейчас.

– Скажи еще, что ты по ним скучаешь, – усмехнулась Соня, и, пожалуй, впервые за много часов, проведенных рядом с ней, я испытала к ней чувство неприязни. Мне было неприятно, что она ставит себя выше меня только лишь потому, что ей посчастливилось выйти замуж за своего Эрвина и получить этот дом в наследство.

– Скучаю, – сказала я твердым голосом и вдруг почувствовала, что готова заплакать. И волна какого-то странного сожаления захлестнула меня: я вспомнила Нуртен, Нежмие.

– Разве можно скучать по курам? – искренне удивилась Соня.

– Послушай, мне необходимо позвонить…

– Куда?

И это мне тоже не понравилось. Конечно, я находилась на ее территории, была ее гостьей, тогда тем более: она должна была вести себя уважительно.

– Нуртен, своей знакомой, в Страхилицу. Я обещала, что позвоню ей и расскажу, как у меня дела.

– А что, ты обязана кому-то докладывать о том, где ты и что с тобой? – Соня посмотрела на меня с недоверием. – Или, может, ты решила вернуться? Ты тоже думаешь, что у меня не все в порядке с головой? Ты боишься оставаться в этом доме?

– Нет, я ничего не боюсь. Просто Нуртен ждет моего звонка. Она много сделала для меня, она беспокоится, понимаешь? Это – нормальные человеческие отношения.

– Хорошо, извини. Вот тебе мой телефон. Какой номер?

Я продиктовала на память. И, услышав в трубке «Efendim?», почувствовала, что на глаза мои навернулись слезы.

– Нуртен, это я, Наташа!

– Как ти? – тихо спросила она. – Ти в Германия?

– Да.

– Твои майка и баштата тука, в Страхилица.

– Что? Что вы сказали?!

Она повторила. Но я не могла в это поверить.

– Мои родители в Страхилице?! Но что они там делают?

– Смотрят твоих кокошек, майка твоя доит козу и плачет, много плачет. Она много обичат теб. (Она сильно любит тебя.)

– Вы не шутите, Нуртен? Как они меня нашли?

– Консульство в Варна помогли, сигурно. Не знам. Не знам, Наташа. Они чакат теб. (Они ждут тебя.)

– Пусть не ждут! Не хочу их видеть, Нуртен. Понимаете? Я же рассказывала вам.

– Не знам, Наташа, не знам. Где ти? Какой град?

– Мюнхен.

Зачем я это сказала? Хотя не помчатся же они искать меня в Мюнхене?! Сказала и сказала. Ладно!

– Все нормально, Нуртен?

– Нормально, Наташа, не волнувайся. Звони.

– Хорошо, я позвоню.

Я вернула телефон Соне, которая во время этого разговора не спускала с меня глаз.

– Представляешь, мои родители ищут меня. Сейчас они в Страхилице. Нуртен, моя соседка, говорит, что мама кормит моих кур и доит коз. И чего только не бывает на свете!

– Ну, все? Успокоилась? Поностальгировала?

Я спросила себя: что я делаю здесь, и ответа не нашла.

– Ладно, не обижайся, просто я не люблю эти сахарно-сиропные дела. Мамочка и папочка приехали в Болгарию, чтобы разыскать свою сбежавшую дочку! А где они раньше-то были, когда могли удержать тебя? Зачем было тебя упрекать, напоминать о деньгах, которые они потеряли из-за тебя? Ты же не виновата! На твоем месте могла бы оказаться любая другая русская девчонка. Они должны были понимать, что ты пережила сильнейший стресс и нуждаешься в их заботе и любви.

– Не сыпь мне соль на раны. – Я посмотрела на нее, и мне показалось, что она все поняла.

– Хорошо. Давай позавтракаем и поедем в городе.

Когда Соня выводила новенький «Рено» из гаража, расположенного внизу левого крыла дома, появилась Роза. Она перебросилась парой слов с Соней, после чего вошла в дом. Садясь в машину, я задала себе вопрос: правильно ли я поступила, не отказавшись от предложенной мне экскурсии по дворцу? Ведь я отлично знала, что Сонина голова занята совершенно другим, что она ждет от меня конкретной помощи. Но, с другой стороны, что я могла сделать для нее? Может, поговорить с ней начистоту, сказать, что я не помню ее, у меня никогда не было подруги по имени Соня, та, кого она ждет, – совершенно другой человек? Ведь могла случиться такая ситуация, что Соня попросту не знала в лицо родителей своей настоящей Наташи Вьюгиной и явилась по моему московскому адресу по ошибке? Спросила обо мне – о Наташе, а моих родителей хлебом не корми – дай поговорить о пропавшей дочери.

И как тогда будут развиваться дальнейшие события? Как поведет себя Соня? Извинится, что побеспокоила меня, или наоборот, станет возмущаться той ситуацией, в которую я загнала нас обеих?