Евгений Сартинов - Нумизмат Страница 18

— Вот видите, какое чудо, — Сычин все суетился, все говорил. — Я спрашиваю её, что, дескать, это такое, а она твердит своё: больших денег эта монета стоит. Я бы, говорит, сама её продала, да не знаю кому. А тут ещё занедужила, ноги болят, сил хватает только по канцеляриям ходить…

— Где она? — прервал старика Обухов.

— Кто? — не понял Сычин.

— Эта ваша дама.

— В двенадцатом номере.

— Веди, — коротко велел квартальный, продолжая при свете свечей разглядывать диковинный рубль. Фальшивок на своём веку Обухов видел предостаточно, руку и глаз набил хорошо. Но в том, что эта монета из чистого серебра, он не сомневался ни секунды. И вес, и цвет металла соответствовали российскому стандарту. Качество оттиска также внушало уважение. Любой другой из полицейских чинов на месте Обухова просто передал бы монету на расследование, но квартальный был немного знаком с нумизматикой. Месяц назад умер его старый знакомец, аптекарь Косинский, сосед по квартире. Тот имел кое-какие диковинные монеты, а кроме того, располагал и каталогом генерала Шуберта с описанием подобной монеты. Станислав Косинский как приобрёл этот каталог, так все уши прожужжал Обухову про загадочный константиновский рубль.

Они прошли длинным коридором и остановились у одной из дверей. Сычин постучал.

— Кто там? — спросил слабый женский голос.

— К вам пришли, по поводу монеты, — отозвался Сычин, косясь на квартального.

— Входите, там открыто.

Обухов знаком руки велел Сычину удалиться и толкнул дверь. Увидев его форменную шинель и фуражку, из-за стола медленно поднялась тучная, высокая женщина с отёкшим морщинистым лицом. Бледно-голубые глаза её с тревогой смотрели на полицейского.

— Сударыня, я являюсь квартальным надзирателем данного района. Фамилия моя Обухов, Михаил Львович. С кем имею честь?

— Соболевская, Елена Леонидовна, — женщина говорила все тем же слабым, болезненным голосом. Было видно, что она хотела добавить что-то ещё, но как-то смешалась и умолкла.

Обухов удивился, что дама не назвалась никаким чином. Обычно вдовы, а квартальный ни минуты не сомневался, что, несмотря на отсутствие на левой руке кольца, стоящая перед ним женщина вдова, называются чином, в коем служил её покойный муж. «Коллежская секретарша» или «майорша». Люди более скромного сословия именовались мещанками. Но в Соболевской чувствовалась дворянская стать, и это молчание его удивило.

— Присядьте, сударыня, я знаю, у вас больные ноги, — милостливо разрешил Михаил Львович. После этого он продолжил разговор более официальным тоном.

— По каким делам находитесь в столице?

— Я приехала из Тобольска с ходатайством о предоставлении мне пенсии по

поводу погибшего в Крымскую кампанию сына, — заученным тоном отозвалась женщина.

— Ваш сын находился в Севастополе? — слегка смягчив голос, спросил квартальный.

— Нет, он сражался в войсках светлейшего князя Меньшикова. Погиб в бою.

— В каком чине?

— Поручик от артиллерии.

— Выражаю вам своё соболезнование, — склонил голову Обухов, впрочем, не сняв при этом фуражки. Затем он машинально, по привычке, сделал два шага влево, затем прошёл назад и, только выдержав паузу, протянул Соболевской странную монету.

— Скажите, сударыня, откуда это у вас?

Лицо женщины дрогнуло, но ответила она так же твёрдо, хотя по-прежнему тихим голосом.

— Эту монету подарил мне муж мой, Соболевский Алексей Александрович, ещё будучи моим женихом.

— Подобные монеты не имели хождения в Российской империи. И императора Константина Первого, изволю вам напомнить, не было.

— Да, я знаю. Как мне объяснял покойный муж, подобных монет было отпечатано всего несколько экземпляров. Произошло это в период междуцарствия, после смерти Александра Благословенного и воцарения Николая Павловича. В это время Алёша служил в Министерстве финансов чиновником по особым поручениям, — Соболевская торопливо открыла небольшую дамскую сумочку, обшитую мелким вытертым бисером, и протянула квартальному сложенный вчетверо листок. — Это собственноручное объяснение Алексея Александровича о том, как к нему попала монета.

Обухов быстро прочитал листок, задержал взгляд на подписи Соболевского и положил бумагу на стол.

— Как же вы после этого очутились в Тобольске? — спросил он.

— Алёшу перевели сначала в Сызрань, ну а потом уже в Тобольск, управляющим государственного банка, — пояснила Соболевская.

Обухов удивился.

«В такие места обычно отправляют за провинность. Карьера явно шла вниз. И зачем она хлопочет о пенсии за сына, ведь банкир даже в Тобольске как минимум на два чина выше в табели о рангах, чем поручик артиллерии? У его семьи и пенсия должна быть выше.»

— Мой муж умер в пятидесятом году, — как-то поспешно добавила женщина, и это отнюдь не развеяло недоумения Обухова.

— Меня заинтересовала эта вещичка, — квартальный надзиратель покрутил в пальцах монету. — Ваше счастье, что она попала именно ко мне. Любой другой полицейский чин просто бы завёл дознание по столь необычному случаю. А оно могло кончиться плохо, вплоть до заведения дела о распространении фальшивых государственных знаков.

Обухов значительно посмотрел на вдову. Соболевская явно растерялась, лицо её побледнело. Она никак не думала, что дело может повернуться подобным образом. Как раз на такую реакцию и рассчитывал чрезвычайно опытный в психологии квартальный. Сделав традиционных два шага влево и вернувшись на место, он нанёс свой главный удар:

— Я могу предложить вам за эту монету тридцать рублей ассигнациями.

— Всего лишь?! — вырвалось из уст вдовы. — Но Алёша говорил, что она стоит гораздо больше. Я рассчитывала её продать хотя бы рублей за… триста.

Обухов засмеялся. Делал он это тяжело, равномерно. У квартального даже лицо побагровело, перед глазами поплыли яркие извивающиеся светлячки, в голову ударил прилив крови, что с ним частенько случалось в последнее время. Отсмеявшись, он вытащил из внутреннего кармана шинели портмоне и положил на стол перед Соболевской три десятирублевых банковских билета.

— Берите, это все, что могу вам предложить.

— Но хотя бы ещё сто рублей! — умоляющим тоном попросила вдова. — У меня не осталось в столице ни друзей, ни родных. А мне жить в Санкт-Петербурге ещё как минимум два месяца, я уже и кольцо обручальное заложила в ломбард, последнюю память о муже.

Обухов отрицательно покачал головой:

— Увы, ничем не могу помочь. Желаю удачи в делах, мадам!

Квартальный сделал под козырёк, отвернулся и вышел из комнаты, скользнув цепким взглядом по фигуре Сычина, еле успевшего отскочить от замочной скважины. Полицейский сделал два шага вперёд, но затем обернулся к старику.

— А ты, милейший, запомни: три покойника за неделю — это слишком много! У тебя меблированные комнаты, а не лазарет. Смотри мне!

Произведя это внушение, Обухов покинул столь нелюбимое им заведение, пробормотав на ходу:

— И все-таки здесь воняет лошадьми.

А Сычин, проводив квартального взглядом, разогнулся, стёр с лица угодливую улыбку и без стука вошёл в двенадцатый номер.

В тот же вечер Обухов, облачённый в домашний халат, при свете шести свечей разглядывал в большую лупу своё приобретение. Позаимствовав у вдовы аптекаря медицинские весы, он уже убедился, что вес монеты соответствует выбитому номиналу. Удивило квартального, что на гурте монеты также присутствовала соответствующая надпись. В купленном у той же вдовы Косинского каталоге Шуберта про это ничего не было сказано. Но вглядываясь в чётко прорисованный профиль Константина, изображение орла, расположение цифр и букв, Обухов снова и снова убеждался, что это подлинник, а не кустарная подделка. За этим рублевиком явно просматривался Санкт-Петербургский монетный двор.

Отложив, наконец, монету в сторону, Михаил Львович откинулся на спинку стула и довольно улыбнулся. Приятное ощущение редкой удачи переполнило его душу благостной расслабленностью.

«Жалко, что поляк не дожил до этого дня, — подумал полицейский о

Косинском. — Вот бы я утёр ему нос. Впрочем, я и так перекупил его коллекцию. Тридцать старинных монет за пятьдесят рублей, весьма по-божески.

Надо бы ещё навести справки про этих Соболевских — нет ли тут какого подвоха».

В архив он сумел выбраться лишь через три дня. Подвернулась необходимость навести справки об одном попе-расстриге из Тобольска, задержанном в трактире за редкостное буйство с членовредительством. В этот же запрос Обухов вписал и Соболевского, а зная о сроках прохождения подобных бумаг в канцеляриях, квартальный в архив отправился сам. Имел он там кое-каких старых знакомых, так что тем же вечером опять у себя на квартире Обухов перечитывал полученную справку: «Коллежский асессор Соболевский А.А. за растрату государственных средств отдан под суд и лишён всех званий и чинов. Умер в тюрьме во время дознания по причине слабого здоровья, подорванного постоянным пьянством. Сын означенного Соболевского обучался в кадетском корпусе за казённый кошт. Выпущен из училища в 1854 году в чине подпоручика.»