Виталий Гладкий - Последняя жертва "Магистра" Страница 18

Возле продовольственного магазина он сбавил ход, поставил сумку на землю, долго шарил по карманам полушубка, наконец, вытащил носовой платок, которым и воспользовался, при этом незаметным, но острым взглядом окинув улицу и тротуар позади.

В магазине Хробак повторил ту же операцию, что и в трех предыдущих: купил триста граммов колбасы, две пачки котлетного фарша, немного сливочного масла, пачку чаю и шоколадных конфет.

"Темнит дед… – удовлетворенно думал Белейко, который уже битый час плутал за ним по городу. – Закупает понемногу, чтобы не вызвать подозрений. Хитер, ничего не скажешь…".

Иона Хробак и впрямь оказался не настолько прост, каким был с виду, – эдакий безразличный ко всему, болезненный старичок, погруженный в свои мысли. Первый раз он едва не оставил старшего лейтенанта в дураках, когда неожиданно вскарабкался в отъезжающий трамвай. Второй раз – когда зашел в подъезд многоэтажного дома; и если бы Белейко вовремя не почувствовал подвох, наученный горьким опытом с трамваем, то на его наблюдениях в этот день можно было бы поставить крест: в доме был выход на обе стороны, и Бронислав едва успел вскочить в переполненный троллейбус, куда Хробак ввинтился, как штопор.

Теперь Иона Лукич шел домой. Последний продмаг располагался неподалеку от его квартиры, и здесь Хробака знали многие (он был на пенсии, но продолжал работать ночным сторожем в детском садике и по совместительству дворником). Иона Лукич то и дело раскланивался с прохожими, в основном с женщинами; при этом его плоское, грубо отесанное лицо расплывалось в сладчайшей улыбке.

Дом, в котором на первом этаже находилась квартира Хробака, стоял в тупике. С одной стороны высились стеной многоэтажки, с другой – сетчатый забор детского садика, в котором он работал. Позади дома бы разбит густой ухоженный сквер со скамейками и беседкой, который упирался в невысокую насыпь, поросшую кустарником. Под насыпью журчал грязный незамерзающий ручей, бывший когда-то речушкой, а теперь служивший сточной канавой расположенного на противоположном берегу сталелитейного цеха металлургического завода. Окна квартиры Хробака были зашторены даже днем, и Белейко только повздыхал с сожалением, когда вечерней порой убедился, насколько плотная ткань висит по другую сторону давно не мытых окон.

Вечером к Брониславу присоединился еще один сотрудник угрозыска, направленный ему в помощь Драчом. В начале девятого Хробак, потушив свет в комнатах, отправился на ночное дежурство в садик, сторожить.

Белейко, беззлобно поругивая усилившийся к ночи мороз, выплясывал в кустарнике чечетку, стараясь согреть ноги. И завидовал напарнику: тот устроился в теплом подъезде дома, где проживал Иона Лукич.

В начале двенадцатого ночи Белейко, продрогший так, что зуб на зуб не попадал, едва не закричал от радостного изумления: есть! – штора в квартире Хробака осветилась изнутри неяркой желтой вспышкой. Кто-то закурил! Значит, его догадки вовсе не плод фантазии… И Белейко, включив портативную рацию, вышел на связь с дежурным по управлению…

Хробак в это утро управился со своими дворницкими обязанностями быстро. Едва начало сереть, как он, шаркая растоптанными валенками, подбитыми войлоком и резиной, уже вышел из ворот садика и побрел по дорожке к подъезду. Возле двери своей квартиры он неторопливо стряхнул с валенок снег, сильно топая и кряхтя, затем выудил из кармана полушубка ключ и долго тыкал им в замочную скважину, никак не попадая, – на лестничной площадке было темно, перегорела лампочка.

Наконец дверь отворилась; Хробак еще раз притопнул ногой и хотел было войти внутрь, как чьи-то сильные руки бесцеремонно оттащили его от входа, и негромкий, но внушительный голос шепнул над ухом:

– Спокойно, Иона Лукич. И тихо…

Майор Дубравин вместе с оперативником быстро вскочили в прихожую, затем в комнату.

– Иона, ты? – спросил кто-то из глубины комнаты.

И вдруг чья-то тень мелькнула перед глазами Дубравина; щелкнул замок двери, которая вела в спальню. Таиться уже не было смысла, и майор, включив верхний свет, бросился к этой двери.

– Открывайте, милиция!

Из спальни никто не ответил: только громыхнул опрокинутый стул и что-то заскрипело.

Дубравин мигнул товарищу, и они с разгона ударили телами в дверь. Затрещали филенки, дверь распахнулась так стремительно, что напарник майора растянулся на полу. Дубравин удержался – быстро отскочив в сторону от дверного проема, он щелкнул выключателем и крикнул:

– Руки!..

В дальнем конце спальни стояла двуспальная кровать. На ней в одной комбинации, растрепанная со сна и испуганная до полуобморочного состояния, сидела молодая женщина с пышными формами и круглым помятым лицом, на котором выделялись большие, полные губы. Это была Алина Басалыго – ее майор узнал сразу. Но он глянул на нее только мельком. Внимание Дубравина привлекло распахнутое настежь окно, откуда дуло морозным воздухом. "Ушел!" – плеснуло в голову горячей волной, и майор, не раздумывая, прыгнул через подоконник. Под окнами ворочался, ругаясь, Белейко.

– Что с тобой?!

– Нормально… – Белейко держался рукой за скулу. – Получил. Я сейчас…

Дубравин только крякнул с досады и что было мочи припустил по следам, которые петляли между деревьев скверика. Так он добежал до ручья, возле которого след обрывался и выныривал из темноты маслянистой глади на противоположном берегу. Майор лишь горестно вздохнул, представив на миг, во что превратится его новая куртка на меховой подкладке, и с разбега ухнул в теплую, дышащую паром воду, от которой разило сероводородом. С трудом вытаскивая ноги из илистого дна, перебрел ручей и вновь побежал по следу, который теперь, по крайней мере, нельзя было спутать с каким-либо другим.

Преследуемый, в отличие от Дубравина, бегал неважно. Вскоре со скачков полутораметровой длины он перешел на бег трусцой, а затем, уже огибая забор из высоченных бетонных плит, окружающих территорию сталелитейного цеха, брел, спотыкаясь. У него даже не хватило сил перелезть через забор: в одном месте виднелись грязные мазки на светло-сером бетоне плит и вмятина от тела на взрыхленном снегу, куда преследуемый упал, сорвавшись с опорного столба.

Майор бежал размеренно, стараясь не сбить дыхание. Ему было легче, чем тому, кто впереди: Дубравин ступал по его следам, проложенным в глубоком снегу.

Дубравин заметил преследуемого в тот момент, когда тот подтаскивал к забору пустую бочку, чтобы с ее помощью перебраться на территорию цеха, где ничего не стоило затеряться среди построек.

– Сто-ой! – крикнул майор, прибавив ходу.

Вздрогнув, словно пришпоренный, тот вскочил на бочку, подпрыгнул, пытаясь достать торчащий из забора арматурный прут, но промахнулся и рухнул в снег. Дубравин тем временем подбежал и, наставив пистолет, скомандовал:

– Лежать!

Словно распрямившаяся пружина, рванулся преследуемый к нему и сбил с ног. Пистолет майор удержал в руках и даже, совершив кульбит, встал, но удара избежать не удалось. Что успел сделать Дубравин, так это погасить силу удара, подставив плечо. И все же опять упал: кулак у противника поистине был пудовый. Но тот тоже не удержался на ногах и, пролетев по инерции мимо барахтающегося в снегу майора, ткнулся физиономией в сугроб.

И здесь Дубравин оказался проворней: оседлав рыкающего от злости противника, он захватил его правую руку, из последних сил рванул ее в сторону и завел ему за спину.

– А! – крикнул тот и засучил ногами. – Сдаюсь… П-пусти…

– Потерпи, Семка, потерпи… – тяжело дышал ему в затылок Дубравин, довольно улыбаясь: краем глаза он увидел бегущего к нему Белейко.

13. НЕОЖИДАННОСТЬ

Во время обыска у Ионы Хробака были обнаружены почти все ценности, как ловко позаимствованные Чугуновым из трех квартир. Нашлись и вещи из ларца Ольховской, за исключением тех, которые Басалыго отнесла в скупку. Был здесь и завернутый в тряпицу великолепный перстень с "Магистром".

Мрачный и усталый Семка Заика, со смуглым и рябым от оспин лицом, сидел на стуле у стены, кидая злые взгляды на потерявшего дар речи Хробака. Тот как стал у входа в спальню, так и проторчал там до конца обыска, глядя прямо перед собой. Немного оживился он только тогда, когда сотрудники угрозыска сняли обшивку старого дивана – вытянув шею в их сторону, он дернулся, промычал что-то нечленораздельное и опять застыл в прежней позе.

Семка, посмотрев на диван, даже привстал от неожиданности: оперативники вытаскивали из пыльной утробы ширпотребовского чудища послевоенных пятилеток плотные перевязанные шпагатом пачки сотенных и полусотенных и выкладывали их на стол.

– Д-дела… – не удержался Заика. – Ну-у, ты и жох, Иона… Стоило мне копытить с-себе на н-новый срок, когда т-тут до пенсии хватило бы…