Алексей Макеев - Чисто сибирское убийство Страница 18

Трудное детство, пьяная родня, поездка в большой, красивый город из занюханного рабочего поселка. Работать неохота, а красиво жить не запретишь, да и жизнь уходит. Яркий ресторан, «лянча» на парковке… После первого акта с хамоватым коммерсантом чувствовала себя говяжьей отбивной, но тысяча рублей в лифчике хрустела вполне реально. Дальше по наклонной. Грызущийся «рабочий коллектив» с «мамкой» Ариной, «мобильная бригада» по вызову – четыре девки в салоне и шофер Жорик – компанейский и незлой парень. Первые синяки, порезы. Ментовские облавы. Гэбэшникам барабанила, кирзовую кашу в «обезьяннике» глотала. Оскотинилась максимально. В долг влетела на четырнадцать «штук» – пришлось квартиру заложить и напрячься без выходных. Невнимательной сделалась – просто жуть. Натурального маньяка проворонила! Ах какая небрежность.

Подходила к ночному ресторану, а там парковка в полутьме и машины длинными рядами. Заманил мужской ласковый голос, бархатный такой, глубокий: присядьте, девушка, на заднее сиденье, полюбезничаем. Сотня долларов не повредит? Очень даже не повредит, молодой человек! Села, а как только угнездилась, нож блеснул! И рожа страшная, оскаленная! Патлы длинные, очки на носу… Увернулась, ручку давай искать, а нет на дверце изнутри ручки! Лезвие блузочку рассекло, ключицу задело – махал, ублюдок, пером, а опыта, видать, маловато. Снова перекатилась, а на левой дверце тоже ручки нет! Отличная ловушка! Тут как гаркнет ему прямо в рожу: «Ура-а-а!!!» Тот и растерялся, выпал в осадок. А Лизавета девушка резкая, вонзила пальцы маньяку в глаза да оттолкнула что есть мочи – тот и грохнулся виском о приборную панель. Нож выронил. Рыбкой нырнула через спинку, давай в переднюю дверь выползать. Руками по земле, а тот за ноги держит, не пускает. Молчит, зараза. Ножик, видать, оброненный ищет. Молотила пятками – выпала. Подпрыгнула – давай ближайшие машины пинать как следует: такой концерт поднялся!

Чесанула в ресторан, охранника сбила и какому-то пузану прямо в брюхо впилилась – он как раз в туалет направлялся. А у испуганной девушки видок, надо признать, весьма непосредственный. Ну и выпалила ему всю правду, проплакалась в объемистую жилетку. А мужчина серьезным показался, положительным. Смотрел на нее с такой неподдельной отцовской заботой…

Маньяка, вестимо, не нашли, но жизнь у Лизы с той поры как-то вдруг начала налаживаться. Съемная хата в центре, все удовольствия, одна лишь издержка – строгий наказ: на стороне не блудить, сидеть дома и пару раз в неделю ублажать потного толстяка, занимающего видное место в городской иерархии…

– Да пошел он в баню, этот окорок! – в сердцах воскликнула Лизавета, опустошая емкость: – Лучше бы меня маньяк тогда зарезал! Надоел хуже горчичника… Костя… – она вцепилась ему в плечо, – этот фраер уже спит. Он выселил меня в пустой номер – ну там, в восточном крыле… Вы, ей-богу, мне очень нравитесь, Костя. Пойдемте чего-нибудь придумаем…

В заводных постельных сценах он давно не участвовал. С Машей выходило скромно – по-семейному. Положение спас Коржак, весьма своевременно объявившийся на крыльце. Осмотрел подотчетные владения, заприметил парочку на скамейке и насмешливо присвистнул.

Елизавета виртуозно выругалась.

– Простите, – облегченно вздохнул Максимов, – мне еще кое с кем предстоит пообщаться. Не сидите здесь, Елизавета, замерзнете, идите спать. Я, возможно, загляну.

– С-смотри не обмани, с-сыщик… – сказала в дупель пьяная Лизавета.

– Неплохо проводите время, уважаемый, – констатировал начбез, внимательно наблюдая за приближающимся сыщиком. – Выслушиваете душещипательные истории?

– Могу и вашу выслушать, Коржак. Ничего не накопилось?

– Абсолютно. Не имею за душой душещипательных историй. И вам не советую относиться к ним серьезно. Половина этих повествований – бесстыжее вранье.

– Но на высокие думы настраивает, согласитесь. А вы довольно равнодушны, Коржак. Вам не интересно, кто безобразничает в доме?

– Очень интересно, – удивился начбез, – но боюсь, уважаемый, вы действительно суете нос не в свои дела. И потом, не приходит ли вам в голову, что распоряжение Ухватова убрать из дома охрану несколько вредит делу?

– Да что вы говорите? – изумился сыщик. – Он действительно распорядился убрать охрану? А признайтесь, Коржак, вам ровно до лампочки, что ночью дом останется без присмотра? Приказали – вы и рады выполнять. Не дорожите своим местом?

– Не зарывайтесь, Максимов, – прищурился начбез.

– Простите, я не прав, – спохватился сыщик, – вам очень интересно, чем окончится закрытая вечеринка. Но интерес ваш глубоко академичен. Могу вам предсказать – она закончится весьма занятно.

Он не верил, что убийца этой ночью решится на очередную акцию. Во-первых, не многие знали, что Ухватов удалил охрану. Во-вторых, какого рода акцию может совершить убийца, если постояльцы заперты в номерах, замки со степенями защиты, а любая попытка открыть дверь снаружи повлечет сигнал тревоги и сбегутся все охранники, бродящие по периметру? Как видно, Максимов так и не усвоил, что имеет дело с изворотливым и изобретательным убийцей.

– Ты предлагаешь бродить по дому до рассвета? – уныло вопросил Вернер, внимая жутковатой ночной тишине. – Прости, Константин Андреевич, но ночной ампир как-то не располагает к покою и гармонии. Может быть, продумаем варианты?

– Ночной ампир располагает к работе извилинами, – отозвался Максимов, – давай не ныть, Шура. Работа есть работа. Разрешаю изредка спускаться в гостиную и прикладываться к бутылке виски, стоящей на карточном столике. Надеюсь, ее никто не умыкнул. Но пить в разумных пределах – исключительно снятия страха для.

– Вот так-то лучше, – приободрился Вернер. – Схожу-ка я в гостиную, посмотрю, как там…

– Сходи-ка ты наверх, в западное крыло, – перебил Максимов, – твой пост – апартаменты Ухватова. На привидения не реагировать, всех прочих останавливать, вязать и доставлять в будку на воротах. Сдается мне, вменяемые люди этой ночью бродить по дому не будут…

Условившись пересечься в гостиной через полчаса, сыщики разделились. Вернер поволокся в западное крыло, бормоча под нос заговоры против злых духов, Максимов же покурил напротив лестницы, поднялся до середины пролета и застыл.

Половина второго ночи. Вязкая тишина окутывала здание как саван – покойника, казалась нерушимой, постоянной. Если долго стоять с широко открытыми глазами, таращась в полумрак, то можно разглядеть кривые тени, пляшущие на галерее, услышать голоса ангелочков, тихое шуршание парящих в воздухе астральных тел, писк мышей в подвале… Интересно, сколько лет этому зданию?

Подавив желание немедленно спуститься в гостиную и приложиться к спиртному, Максимов продолжил восхождение. Гладкий мрамор глушил звук шагов. Казалось, за спиной кто-то есть. И волосы шевелились на макушке – от предчувствия горячего дыхания в затылок… Какое, право, невежество – любое здание, где днями многолюдно, аккумулирует психическую энергию – это знает даже двоечник! Он прошел поворот, одолел еще несколько ступеней и, когда голова почти поравнялась с уровнем второго этажа, чуткое ухо уловило шорох…

Он машинально затаил дыхание, пригнул голову. Горло предательски перехватило. Липкий страх пополз по позвоночнику – от копчика к загривку – заставляя кровь холодеть, а ноги делаться чугунными. Прав дружище Вернер – этот чертов ампир доведет до белого каления… Он заставил себя сосредоточиться. Шорох мог почудиться, однако ушам своим он доверять привык. Шорох был. Издавал его не Вернер. Шифроваться не в привычках последнего, да и нечего тому делать в северо-восточном коридоре, в глубинах которого проживают Надежда Борисовна с горничной Юлей! А чутье подсказывало – шуршали там.

Убийцы-одиночки Максимов не боялся – если в честном поединке, один на один. А вдруг вооружен и опасен? Он стряхнул наваждение – чушь с рогами. Естественно, Надежда Борисовна способна оказаться злодейкой, да и Юля тоже. Но… Он поспешил напомнить себе – не выйдет злоумышленник этой ночью на охоту – незачем! Максимов приободрился – приготовил на всякий случай кулак и одолел еще несколько ступеней. Наваждение какое-то! Снова звук! Уже не шорох – очень явственно провернулся ключ в замке! Причем не где-то в кулуарах, а в непосредственной близости. Он присел. И очень своевременно! В центральной части галереи, где двое апартаментов – мертвого Кравца и живого Косаренко – открылась дверь. Левая! Образовался серый прямоугольный проем. В проеме что-то колыхнулось. Выросло, сделалось неповоротливой фигурой полковника Косаренко!..

Такого нахальства от высокого милицейского начальства Максимов не ожидал. Но времени на размышления – куда собрался этот обремененный массой трус – уже не было. Толстяк на цыпочках вышел из номера, померцал в проеме, затем осторожно прикрыл дверь и запер на один оборот. Постоял, навострив уши, спрятал ключ в карман, вынул что-то из другого кармана, еще немного постоял, как бы собираясь с духом перед долгим странствием, и крадучись отправился в северо-западный коридор!