Карло Шефер - Жертвенный агнец Страница 18

Официант потянул Тойера за пальто. Последовала немедленная реакция — гаупткомиссар ловко отбросил его прочь.

— Сотрудника из Мангейма, снявшего признательные показания с Адмира, зовут Петер Плац. Повторяю — Петер Плац! Ну, звучит, господа? Если для вас это звучит, звенит, тилиликает — крибле крабле бумc, — то это отнюдь не означает, что к вам пришла в гости родная бабушка, ведь бедная старушка не в силах одолеть подъем на высокую лестницу, да и вообще внуки навещают бабушек, а не наоборот. Смею напомнить про договор между поколениями — уважение к зрелому возрасту… Так этот сигнальный звоночек — знак прозрения, хоть и запоздалого, вот это что, мои любезные и замечательные парни, какими я вас всегда считал и считаю до сих пор. Итак, я повторяю: Петер Плац. Звучит?

Никто, кроме самого Тойера, не знал полицейского с таким именем.

— Тогда вы в самом деле еще слишком молоды. Такие молодые и уже такие тупые. Ай-ай-ай!

Тут нарисовался второй официант и стал заламывать назад руку гаупткомиссара. Хафнер важно кивнул — он принял решение. Потом встал и швырнул ретивого кельнера в бассейн с золотыми рыбками, голубевший слева от столика.

— Я мог бы сообщить вам массу фактов, объяснить все, чего вы пока не понимаете, и не в последнюю очередь просветить вас насчет Петера Плаца, которого мы… — тут все шестеро сотрудников спорткомплекса сомкнули осадное кольцо вокруг группы Тойера, — в былые времена называли не иначе как Петер Бац. Однако, — могучий сыщик снова затрубил во всю свою мощную глотку, — для этого требуется доверие. Короче говоря: кто не со мной, тот против меня!

— Отлично, — заявил здоровяк из команды хозяев, — я против вас.

И вот они снова были вместе, несмотря на ощутимые остатки льда. После множества обоюдных проклятий, тумаков и рывков — ведь надо же было вызволить временно утраченное пальто Тойера — они расстались с хозяевами заведения. А когда с трудом втиснулись в авто Лейдига, то сошлись на том, что это была никакая не драка. В салоне стало тесно из-за пухлых спортивных сумок, убрать которые в багажник не позволила крайняя спешка.

В общем, получилась не драка, но все-таки нечто близкое к ней.

— В конце концов, нас ведь только четверо, — не без гордости напомнил Лейдиг.

— С каких это пор вы стали носить пальто? — с интересом спросил Штерн. — Ведь прежде вы никогда не расставались с вашей кожаной курткой.

Тойер пробурчал что-то глупое и тут же забыл что.

Во время поездки велись возбужденные дебаты о том, грозит ли городу гололед. Хафнер многократно вызывался сесть за руль, аргументируя это тем, что он «регулярно проходит специальный тренинг» в автомобильном клубе АДАК, а напоминание о трех пинтах пива пропускал мимо ушей.

Потом возникла тема хоккея на льду, далее просто хоккея, чья родина Индия, ведь факиры творят там такие штуки…

Так они болтали, не помирившиеся окончательно, но и не разбежавшиеся в разные стороны. Ночь была — черней не бывает, колючие звезды строго взирали с высоты, но полицейские их просто не замечали.

Ближе к полуночи они впервые оказались в квартире Хафнера. Тот, впав после потасовки в эйфорическое состояние, настоял на том, чтобы наконец-то показать всем свою «конурку».

Он обитал на нижнем этаже старого доходного дома в гейдельбергском рабочем квартале. По его словам, они никому не помешают, так как дом был населен «глухими как пни» пенсионерами.

Тойеру пришлось приложить лед к небольшой шишке на лбу. Во время этой процедуры его чрезвычайно впечатлил хозяйский санузел. Явно потратив немало сил, их коллега ухитрился покрасить все в черный цвет. Все — кафель на стенах, пол, раковина, подводка к ней, даже ванна — было покрыто каким-то жидким пластиком. Хафнер не без гордости объяснил, что так и только так «ни один человек не заметит пятен и брызг». Другие помещения тоже поражали своим необычным видом. Спальня вмещала замечательно пышную двуспальную кровать, которую пьющий хозяин декорировал розовым покрывалом, а также россыпью мягких игрушек, в том числе и довольно новых на вид. Кроме ложа, там стоял узкий одностворчатый шкаф, способный вместить довольно скромный ассортимент одежды. Возле кровати примостился старый торшер, на табурете валялся журнальчик с комиксами. Грязное белье — груда набралась приличная — Хафнер копил прямо на полу. Для этого он начертил мелом круг на темно-синем линолеуме. В коридоре, под надзором лихого, вероятно антикварного, из пятидесятых годов, жестяного человечка — рекламы сигарет «НВ» (где-то Хафнер его спер?) с потолка свисал крюк для мясных туш — вешалка.

Кухня была убогая и запущенная, с липкими поверхностями. Гостиная, где они сейчас обосновались («бабушкина» комната с тяжеловесным послевоенным декором), точно в таком виде досталась Хафнеру от предыдущей жилицы — с вышитой картиной на стене, даже с книгами за желтоватыми стеклами обшарпанной мебельной стенки. Только телевизор был новейший, от лучшей фирмы-производителя. Ах да, явно не принадлежала к изначальному интерьеру еще и керамическая пепельница с парой натуралистических женских грудей.

У гостей было время, чтобы осмотреться, пока трогательно радостный хозяин возился на кухне с угощением — на поднос он выложил маленькие булочки-брецели и поместил стаканчики с прозрачным шнапсом, куда он бросил оливки, свою «изюминку». Но прежде всего он любовно выставил четыре разноцветные пивные кружки. Англосаксонские кружки, гордо протрубил он из кухни, стырил все за один вечер в одном и том же пабе на Шотландском нагорье, «и это при том, что кроме меня там сидели только три бухих индуса, больше никого». Подвиг был совершен еще в 1988 году, но ощущение триумфа не утратило своей свежести до сих пор.

— Я всегда считал, что Томас все-таки хороший парень, — проговорил Штерн, устремив удивленный взгляд на заляпанную гравюру Дюрера, висящую до нелепого низко, — но когда я увидел его ванную…

Явился хозяин:

— Та-а-ак, теперь только бы ничего не расплескать… и у меня много всего, только вот оливки могут закончиться, но если пить просто так, нормально, то тоже супер. Мне приятель один подкидывает, а сам он получает все из Польши через шурина, тот водит грузовик и иногда привозит мне «Ревал» по евро за пачку…

— До того как мы окунемся с головой в нашу следственную работу, — прервал его Лейдиг, явно чем-то озабоченный, — я хочу спросить, на чье имя ты заказывал корт. Ведь мало того, что нам всем запретили появляться в этом спорткомплексе, но ведь могут на нас еще и нажаловаться, особенно тот, которому ты подпалил галстук…

— «Корт»… недоделанный язык этот английский… на имя Шмитта, — засмеялся Хафнер, гордый своей находчивостью и по сему случаю смирившийся с крахом на спортивном поприще. — Я всегда так поступаю, ведь у меня часто возникают проблемы с персоналом.

— Ну, тогда все в порядке. — Штерн потряс головой. — Давайте, шеф, выкладывайте, что там у вас.

Тойер смерил его строгим взглядом:

— Спасибо за позволение.

С чего же, собственно, он начнет?

— В общем… Я ужасно сожалею, что говорил с вами таким тоном. У меня нет слов, как я сожалею. Господин Лейдиг, вы не маменькин сыночек и уже доказали это всем, и не единожды. А вы, господин Штерн… как мог я, дурак старый, сказать такую гадость про вашу семейную жизнь… Ведь это ваша супруга сообщила мне, где вас искать. Если бы не она, я никогда бы вас не нашел. Я уж думал, что потерял вас всех… Она была со мной очень любезна, больше, чем я того заслуживаю… Передайте ей мой искренний привет… — Штерн кивнул. — А ты, Хафнер… — Что ему сказать?

— Я не пьяница, — подсказал необузданный коллега. — Со мной все в порядке. Насрать мне на часы работы, все равно я и впредь буду приходить на службу когда хочу.

— Нет, нет. — Тойер замахал рукой как горе-пчеловод, отгоняющий от себя пчел. Мед, медведи… — Я вообразил, что доплыву с вами до своей пенсии, а для развлечения буду время от времени злить начальство. Ошибался. А ведь пора бы уже соображать, не мальчик. Единственное, что можно смело планировать, так это свои похороны, а потом радоваться тому, что планы осуществились… Просто все дело в том, что сейчас где-то рядом ходит тот, кто сбросил со стены замка девушку. Вероятно, лишь слегка оглушенную. А виноват я, ведь мог же провести по свежим следам нормальное расследование, но не сделал этого, прохлопал — и теперь уже не догонишь. Но все же попытаюсь исправить ситуацию. Если же мне кто-либо и в состоянии помочь, то только вы. Я прошу вас, вы хорошие ребята. Вероятно, в последний раз прошу.

В странной гостиной Томаса Хафнера стало совсем тихо.

Наконец хозяин вскочил и бросился на шею смущенному шефу.

— Я с вами, — сквозь слезы прохрипел молодой комиссар. — Вы мой шеф, навсегда. — Тут он, опустив голову, снова сел на софу из коричневого плюша.