Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение Страница 18

Неудивительно, что люди помоложе взбираются на горы или отправляются исследовать Гренландию.

Лет сто назад в Мореске имелось всего несколько домов, включая Тригг-Хаус, церквушку и поместье Трекара. Потом стал расти соседний город Труро, и у людей появилась тяга выбраться из города, завести особнячок на селе, и в результате маленькая деревенька разрослась и потеряла прежний нетронутый облик. Хотя и сейчас тут было довольно приятно.

Самые престижные виллы располагались вдоль Черч-Лейн, на другой стороне от церкви. Особняк Арнольда Пола стоял в этом ряду, за высоким каменным парапетом, по верхнему краю которого были тщательно высажены цветущие кусты. Уайклифф добрался туда около десяти утра; все еще моросил дождь, но светлый перламутровый оттенок неба обещал скорое прояснение.

Поднявшись на крыльцо, он услышал из дома музыку — один из вагнеровских громокипящих пассажей. Названия Уайклифф не помнил. Позвонив в дверь, он довольно долго прождал, пока ему открыла пожилая Мэйбл, сухопарая, угловатая, строгая. Она сумела понять, чего ему надобно, то ли потому что кричал, то ли она умела читать по губам.

— Ну что ж, войдите.

Она провела Уайклиффа в большущую комнату, где все его органы чувств подверглись массированному звуковому шторму…

— Вам придется подождать, мистер Пол еще в ванной. Можете присесть, но ничего не трогайте! Он этого не любит.

Уайклифф поискал источник звука и обнаружил элегантный музыкальный центр, в одной из секций которого работал проигрыватель компакт-дисков, невинно подмигивая лампочкой, словно это не он устроил здесь такой невыносимый грохот. Две стереоколонки, стратегически разнесенные по углам комнаты, могли запросто вышибить у человека барабанные перепонки… Уайклифф тщетно поискал на панели тумблер громкости звука.

Тогда, в церкви, впервые увидев аккуратного, холеного органиста, Уайклифф решил, что имеет дело с самодовольным педантом в стиле викторианской эпохи. И сейчас его поразила небрежность обстановки и незамысловатый уют этой комнаты. На книжных полках вдоль стен хранились большей частью музыкальные пластинки, небольшая библиотека также была представлена в основном музыкальной литературой. Книги были распиханы как попало, вперемешку с дисками. На тех немногих участках стены, не занятых полками, помещались портреты композиторов, а на всякой пригодной поверхности обязательно пылился бюстик какого-нибудь великого музыканта.

Было абсолютно ясно, что в душе у Арнольда Пола царит музыка.

Если не считать болезненно-громких звуков, Уайклифф еще не начал нервничать, когда в комнате наконец появился хозяин. Арнольд Пол сегодня еще более обычного выглядел священником в мирском платье.

— О, мистер Уайклифф! Боюсь, что музыка была слишком громко включена, но мне, знаете ли, нравится слушать ее из ванной.

Пол вытащил откуда-то дистанционный пульт, и наступившая вдруг тишина ударила по ушам еще сильнее шума, словно гром «со знаком минус»…

— Ну вот… Так чем я могу вам помочь? — Арнольд Пол уселся в кресле, скрестил коротенькие ножки и стал «весь внимание».

— Я надеялся встретить тут и вашего брата.

— Моего брата? — огромное удивление на лице. — Но… Это невозможно, он уехал сегодня рано утром.

— Уехал? И куда же он направился?

Пол явно чувствовал досаду и раздражение от такого лобового вопроса, но постарался не показать этого.

— Он сел на поезд в семь двадцать до Лондона. Я отвез его в Труро рано утром, еще проснуться не успел толком…

— Он решил ехать внезапно?

— Ну, не совсем… — Пол расставил ноги и заговорил с нарочитым спокойствием: — Видите ли, мы с братом не очень-то хорошо уживаемся, и в последнее время у нас были всякие трения… На прошлой неделе наши отношения подошли к известной точке, и мы решили, что лучше нам вернуться к старому порядку вещей, когда мы с ним жили раздельно.

— Итак, куда же именно он отправился?

Пол был уже откровенно недоволен:

— Если вы спрашиваете у меня его адрес, я его не знаю. Вероятно, он поживет где-нибудь в отеле до тех пор, как подыщет себе подходящее жилье.

— Вероятно, он занят каким-то бизнесом?

Маленький органист беспокойно заерзал в кресле.

— Я не знаю ничего о делах брата, мистер Уайклифф! Ничего! И, честно говоря, не понимаю причин вашего интереса!

— Может быть, вы можете сообщить его прежний адрес?

Пол развел руками:

— Не могу! До его приезда сюда мы очень долгое время общались исключительно по телефону, и он сам всегда звонил мне. Если говорить начистоту, он звонил, если ему что-нибудь было нужно от меня…

— Его зовут Филип?

Маленькие глазки Пола сверкнули настороженно.

— Да, но на самом деле…

— Но на самом деле вы часто звали его Тимми?

Снова удивление.

— Да, вы хорошо проинформированы, мистер Уайклифф… Тимми — это у него было вроде такой детской клички, я даже не помню, с каких времен…

Арнольда Пола не так-то просто было застать врасплох, но все-таки он несколько секунд размышлял, прежде чем дать объяснение. Хотя говорил он вполне правдоподобные вещи.

— Ваш брат младше вас?

— Да, на два года.

— Как-то раз вы говорили ему во время одной из ваших размолвок: «Все, чего ты добьешься, это то, что нас обоих посадят», — или что-то подобное.

Слабая, неуверенная улыбка.

— Неужели я такое говорил?… Может быть, это по поводу его предложения вести дела вместе — с моей стороны это была, скорей всего, просто злая шутка, не более того…

— А деятельность вашего брата выходила за рамки законности?

Пол снова улыбнулся, более нервно.

— Ну, иногда на грани… Во всяком случае, это было вовсе не то, чем я мог себе позволить заняться.

— А чем вы, мистер Пол, занимаетесь — или занимались раньше?

— Я работал финансовым директором Лондонского кредитно-инвестиционного банка. — В голосе его сквозило отчуждение.

— Вы давно вышли в отставку?

— Мне тогда только-только исполнилось пятьдесят. Музыка всегда была моим самым любимым делом, и после тридцати лет напряженного труда я решил посвятить себя ей целиком. Конечно, я мог бы заняться музыкой и профессионально, но… Я понимал, что недостаточно талантлив для того, чтобы заработать на ней хорошие деньги… Ведь, как вы понимаете, я на бобах не сидел… — Снова улыбка, на сей раз более самодовольная.

— Когда вы в последний раз видели Джессику Добелл?

Этот внезапный вопрос заставил его чуть не подпрыгнуть в кресле.

— О Господи! Как я боялся этого вопроса! Конечно, мне следовало рассказать вам об этом раньше… Я виделся с ней в церкви, вечером в субботу… У меня там, в шкафу за органом, оставалось несколько пластинок, и я хотел…

— У вас имелись ключи от церковной двери?

— Ну конечно! Я частенько захаживал в храм поиграть на органе, и потом, дела нашего Музыкального Общества…

— У кого еще могли быть ключи, кроме вас и викария?

— Был ключ у Джессики и у Гарри Клеменса, нашего церковного старосты. Он, знаете, держит почтовый киоск и универмаг, там, на площади. Ну, и еще тот, кому поручено было отвечать на этой неделе за доставку цветов…

— В какое именно время вы виделись с Джессикой?

— Около восьми часов, наверное. Что-то между половиной восьмого и восемью.

— Кто-то звонил Джессике домой от восьми до половины девятого. Это вы звонили?

— Да зачем мне было ей звонить? Я же вам говорю, у меня свой ключ от церкви.

— Чем она занималась, когда вы вошли?

Пол мучился над ответом так, словцо тут скрывалась страшная тайна.

— Знаете, из алтаря есть дверь в ризницу, которая запирается на пружинный замок, и деревянный клинышек предохраняет ее от защелкивания, если нужно. Так вот, кто-то выдвинул этот клин слишком крепко, перестраховался, и клинышек никак не убирался. А Джессика пыталась освободить его — молотком стучала…

— Ага, значит, молотком, — бесцветным голосом повторил Уайклифф.

— Ну да…

— А кому могло понадобиться стопорить дверь?

— Ну, наверно, женщинам, которые расставляли цветы в субботу днем. Они набирали воду в вазочки из уборной в ризнице, ходили туда-обратно. Наверняка одна из них и заклинила дверь так неудачно… — Пол становился все более и более неуверенным. — Я понимаю, что мне следовало сразу вам обо всем рассказать, но вы же видите, это все не имеет особого значения…

— Это уж мне судить, не вам. Вы не заметили никого — в церкви или во дворе викария, когда заходили в церковь и выходили оттуда?

— Нет, никого я не видел… Я чувствую себя страшно виноватым, но вы понимаете, я никогда в жизни не оказывался в подобной ситуации и растерялся… Меня потрясло, когда наутро я узнал о смерти Джессики, ну и, сами понимаете, мне не хотелось впутываться в это дело.