Керен Певзнер - Исповедь убийцы Страница 18

— Вы думаете, Игаль, что я психопатка? А вот эта записка вам ни о чем не говорит? — я протянула ему обрывок бумаги с выставки.

Он пробежал глазами строчки и серьезно сказал:

— Не думаю. То, что у вас родинка на бедре, кроме вашего интимного друга может знать любой, кто видел вас на пляже или в короткой юбке. Может быть — это всего лишь шутка надоедливого поклонника. Вы ведь очень привлекательная женщина. И не относитесь к печальной категории психоаналитиков или священников

Я улыбнулась и снова вернулась к интересующей меня теме:

— Когда маньяки совершают свои преступления, ночью?

— Не всегда. Но на них обычно сильно действует луна. В полнолуние они чувствуют себя неспокойно. Недаром в народных сказаниях все вурдалаки и оборотни появляются при полной луне. В старину умели наблюдать.

— Тогда запирать их надо раз в месяц, — решительно заключила я.

— Нет, так не получиться. Мы же не знаем, кто он, маньяк. И потом: не всегда он действует в полнолуние, если ему в голову взбредет, то и при молодом месяце сотворит чего-нибудь. Так, что цикличность — это не самый яркий показатель. В психологии существует такое понятие, как раздвоение личности. В обычное время это вполне самостоятельный, разумный индивид, а когда в мозгу звенит какой-то особый сигнал, нормальная личность исчезает и появляется другая — дефектная.

— А что это за сигнал?

— Кто его знает? — пожал плечами доктор. — Красная тряпка, или какоенибудь слово. Или вот — полнолуние. Да мало ли чего. Был себе человек, а потом раз — как будто сработал переключатель, и он уже другой. И заметьте, совершенно не помнит, о том, что он делал, будучи в другой ипостаси.

В моей сумке неожиданно зазвонил телефон.

— Мамочка, где ты? — спросила Дашка.

— Я в Тель-Авиве. Скоро приеду. Не волнуйся.

— Привези мне что-нибудь, — попросила она.

— Постараюсь. Пока. Целую.

Я отключилась.

— Мне пора, — сказала я Игалю, — дочка беспокоится.

Глава 8

Ловушка для одинокого маньяка

Я не люблю слушать музыку, когда еду в машине. Она меня отвлекает. Машина — это единственное место, где я одна. Правда, с появлением у меня сотового телефона, с таким определением можно тоже поспорить, но его, если уже совсем приспичит, можно выключить. Поэтому в машине я думаю. Именно, когда я спокойно еду, никто меня не дергает, к обгонам я равнодушна, мне приходят решения проблем, мучающих меня на работе или дома. Вот и сейчас я вспоминала все, что говорил мне доктор Рабинович, врач с тонкими пальцами пианиста и печальным взглядом Джона Леннона.

Наверное, доктор и не подозревал, что когда он описывал маньяка, каждое его слово било меня со всего размаха. Хотя он заметил, что я примеряю к себе его объяснения и предложил не быть мнительной. Мнительной… Все, что он говорил о маньяках, идеально подходило к одному человеку, которого я хорошо знала.

Слишком хорошо.

Доктор рассказывал, а я сидела и видела перед собой Дениса. Все было в точности. И деспотичная мать — седовласая вдова (я просто не смогла бы себе представить, что она могла бы развестись!), и поиски женщины, старше его…

Я оборвала себя. Попробуем рассуждать логично. Где был Денис во время совершения этих трех убийств? Например, когда убили Когана? Вечером того дня он, по-моему, разговаривал по Интернету. А где был Денис, когда убили священника? В Иерусалиме. А когда убили Зискина? В тот вечер он пришел ко мне веселый, мы прекрасно провели время, он что-то болтал, какие-то милые глупости. Почему я это помню? Светила яркая луна, я стояла возле открытого окна и он мне еще сказал, что я напоминаю ему Маргариту, только метлы не хватает. А Рабинович говорил, что после совершения убийства маньяк обычно бывает в прекрасном, расслабленном настроении.

Да что же это я, в самом деле! Ко мне подбирается маньяк. Близко близко. Очень хитрый. Зная, что я сообщу в полицию о его звонке, говорит со мной на иврите, имитируя аргентинский акцент. А записку на лобовом стекле машины оставляет уже на русском. Он хочет сотворить со мной что-то, а мне в голову лезет совершенно невообразимое! Что делать? Пойти в полицию и сказать: я подозреваю своего любовника, потому что он классно трахается в полнолуние и мамочка у него тиранка? И что они мне на это скажут? Я примерно представляю. А Борнштейн вообще недоволен тем, что я влезаю в расследование, хотя без меня он бы ни за что не поймал Яира Бен Ами.

Я должна сама выяснить, в чем дело. Я должна потихоньку расспросить Дениса. Но как я это сделаю, ведь маньяки не помнят, что они творят?!

Я подъехала к дому. Дашка уже ждала меня. Все было как обычно. Я поцеловала ее и спросила:

— Ты ела, доча?

— Нет, я тебя ждала. Мамуля, я нашла глаз весталки.

Я подошла к пазлу, разложенному на столе. Действительно, лицо девушки было собрано и она смотрела на меня прямо и даже несколько укоризненно. Я увидела в этом добрый знак: значит я на правильном пути и то, что задумала, обязательно выполню.

Мы сели за стол. Кусок не шел мне в горло. Дарья даже заметила мое состояние.

— Мам, что с тобой? Ты заболела?

— Нет, все в порядке, Денис звонил?

— Да, он сказал, что придет сегодня и что не мог до тебя дозвониться.

Это действительно было так. Я выключила свой телефон, когда поговорила с Дашкой у доктора Рабиновича.

— Дарья, — обратилась я к ней, — я хочу попросить тебя кое-что.

— Что?

— Ты можешь сегодня пойти переночевать к Инге?

— Да, конечно, — в голосе дочери послышалась радость, — я сейчас ей позвоню, — Дашка бросилась с телефону.

Вообще-то я не сторонник таких ночевок, но на этот раз делать было нечего. Я же не знаю, чем все обернется. Даша уже не раз приводила к нам своих подружек, сама, правда, ночевала у них реже. Но так принято у израильских школьников.

Моя дочь уже собиралась.

— Не забудь зубную щетку, — напомнила я ей.

Оставшись одна, я вытащила сотовый телефон и запрограммировала его так, чтобы можно было вызвать номер следователя Борнштейна нажатием одной кнопки. Удостоверившись, что батарея полная, я успокоилась и положила его на столик у входной двери. Потом искупалась, высушила волосы феном и слегка подкрасилась. Меня не отпускала мысль, что все это я делаю в последний раз. Я приказала себе не быть дурой и начала одеваться.

Денис пришел около десяти. Он был одет в строгий костюм и галстук, видимо, приехал сразу с выставки. В руках он держал кожаный чемоданчик дипломат, которые смешно называются в Израиле «Джеймс Бонд». Чмокнул меня в щечку:

— Прекрасно выглядишь, дорогая.

— Вашими молитвами. Проходи.

— Чем кормить будете, хозяюшка? Я зверски голоден!

— Сейчас посмотрим, — сказала я.

Он был совершенно обычным на вид. «А что ты хотела, Валерия, одернула я сама себя, — чтобы он оскалил зубы и набросился на тебя? Игаль говорил же, что маньяка невозможно определить, пока не произойдет смещение личностей.»

Денис открыл дипломат и достал из него бутылку хорошего шампанского и несколько разноцветных коробок. На них были надписи: салями, балык, шоколад. Я таких коробок еще не видела. Видимо он купил их на выставке.

— О! — воскликнула я. — По какому поводу пируем?

— Сегодня особенный день, — сказал Денис, — проект закончен, на выставке удалось заключить выгодный контракт с японцами и мы не едем на Кипр.

— Почему?

— Потому, что мы с тобой поедем в другое место, далеко-далеко, мечтательно протянул он.

— Куда это?

— Это пока секрет, я скоро расскажу тебе.

Меня эта новость встревожила. Денис что-то замышляет, неужели двойное убийство? Сначала меня, а потом себя? Ой, нет, что-то я не слышала о маньяках-самоубийцах.

Мы просидели за ужином полтора часа. Мне было не по себе. Денис заметил мое состояние и спросил:

— Что с тобой, Лерочка, случилось что?

— Нет, все в порядке, не обращай внимание.

Он притянул меня к себе:

— Давай закругляйся с ужином, — прошептал он мне, — я уже не в силах ждать. Я хочу тебя.

«Прирезать», — мысленно закончила я его фразу. Вслух сказала:

— Иди в спальню, раздевайся, а я уберу со стола и скоро буду.

Денис вышел из комнаты, на ходу развязывая галстук, а я стала складывать посуду в раковину. Вдруг моя нога за что-то зацепилась, чемоданчик-дипломат опрокинулся, крышка раскрылась и я машинально нагнулась, чтобы закрыть его.

То, что я увидела, заставило меня оцепенеть.

В дипломате лежал нож.

Я не верила своим глазам. Новенький сверкающий нож, кажется итальянского производства, в прозрачной упаковке. Обычный кухонный для резки хлеба или мяса, достаточно большой и массивный. Ближе к кончику на нем были насечки вроде пилки, для остроты. Я тут же вспомнила, что говорил эксперт во время осмотра тела покойного Когана. Что того зарезали обыкновенным кухонным ножом.