Екатерина Островская - Встреча, которой не было Страница 19

Глава 13

Трудно сказать, был ли Борис Ильич счастлив. Когда-то, несомненно, нечто подобное испытывал: перехватывало горло, и сердце начинало биться так быстро, словно хотело убежать далеко-далеко. Учась в седьмом классе, он однажды опоздал в школу, пришел к концу первого урока. Школьная раздевалка была открыта, он зашел внутрь, повесил на крючок свое пальтецо с воротником их искусственного мутона. Хотел переобуться, но вдруг увидел висящее на крючке мужское кожаное пальто. Подошел к нему и, оглянувшись на дверь, засунул руку в карман, пальцами почувствовал купюры и мелочь, выгреб всё: красная десятка, зеленая трешка. Не стал пересчитывать мелочь, проверил другой карман, но там оказалась лишь связка ключей. Тогда он просунул руку во внутренний карман, и пальцы уперлись во что-то твердое. Это был бумажник. Борька вытащил и его, раскрыл, заглянул внутрь и оторопел: в бумажнике лежало несколько пятидесятирублевых купюр. Застучало сердце: вдруг показалось, что за ним наблюдают. Обернулся – никого. Быстро вытащил деньги и сунул бумажник обратно. Подскочил к своему пальто, схватил его, попытался просунуть трясущиеся руки в рукава – сразу пролезла только одна, но он ухватил ею свой портфельчик и выскочил в пустой коридор. Осторожно прикрыл входную дверь, чтобы она не хлопнула. Не побежал через школьный двор, а двинулся вдоль стены, почти прижимаясь к ней, чтобы его не увидели из окон. Так он обогнул здание, прошмыгнул мимо спортивного зала, из которого неслись крики играющих в баскетбол старшеклассников. Потом был подъезд школьной столовой, возле которой стоял фургон. Борька прошел за машиной, потом нырнул за кусты, побежал, и лишь тогда в спину ему, словно оглушительный милицейский свисток, ударил пронзительный звук школьного звонка.

Он прибежал домой и начал пересчитывать деньги: две сотенные, шесть пятидесятирублевок, пять десяток, трешка и мелочью два восемьдесят семь – без тринадцати копеек почти пятьсот пятьдесят шесть рублей! Огромные по тем временам деньги. Борькин папа, работавший бухгалтером на заводе, и мама, дававшая частные уроки английского, должны были работать почти два месяца, чтобы получить столько… А он добыл за пять минут. И не надо каждый день куда-то ходить, а потом жаловаться на усталость и больную голову. Борькина голова не болела, только сердце стучало как бешеное – вероятно, это и было счастье. Он позвонил маме и сказал, что в школу не пойдет, потому что заболел и у него температура. Мама вызвала участкового врача, и перед самым его приходом Борька понюхал конторский клей и натер подмышки солью с перцем… Неделю после этого он просидел дома, деньги пересчитывал каждый час и постоянно перепрятывал. Боялся только одного: вдруг его кто-нибудь видел из окна школы.

Как выяснилось, деньги он вытащил из кармана папы Лени Локшина из параллельного класса, которого вызвали к директору, чтобы пожаловаться на сына. Локшин-старший был директором овощного магазина и хоть и устроил скандал, но согласился не обращаться в милицию с условием, что у его сына не будет проблем с учебой. До конца восьмого класса Ленька оставался почти отличником, несмотря на то что курил и матерился, но потом пошел по пути отца и поступил в торговый техникум. А у Борьки к тому времени уже был налаженный бизнес – он ссужал знакомым деньги в школе и во дворе. Давал обычно на неделю или на месяц. С одолженной трешки друзья возвращали четыре рубля, а с десятки – тринадцать. Возвращали все, но если тянули с отдачей – процент возрастал. Не вернуть не могли, потому что Борис умел дружить с местной шпаной, и должников, просрочивших выплаты, прессовали.

Того, кто украл чужие деньги, в школе не искали. Но очень скоро вор был выявлен – им оказался пацан из четвертого класса, которого застукали в тот момент, когда он обчищал чужие карманы. Мальчик рыдал, клялся, что он сделал это в первый раз, потому что бабушка дала ему деньги на лекарства, он оставил их в куртке, но кто-то эти деньги вытащил, а он не хотел расстраивать бабулю. Мальчика перевели в другую школу. На этом дело вроде бы и закончилось. Вроде бы, потому что деньги все равно иногда пропадали – Боря время от времени проверял карманы чужих пальто и курток. Большой добычи теперь не случалось, да и маленькой почти не бывало, потому что все, даже первоклашки, знали, что в гардеробе ничего ценного оставлять нельзя.

В институт Боря Капустин не рвался, но все же поступил на экономический. Не сказать, что учился хорошо, но «Капитал» Маркса изучил основательно и мог цитировать по любому поводу, за что был ценим преподавателями и привлекал некоторых девушек. В конце первого курса он начал встречаться с одной из них. Марина была тихой и мечтательной. Однажды он пригласил ее в бар, где почти насильно заставил выпить три коктейля с коньяком и вишневым соком. После чего привез к себе – в однушку, которую тогда снимал. Там все и случилось. Девушка почти не сопротивлялась, просто просила его не делать этого, плакала… Потом молча встала с кровати, быстро собралась и ушла. Капустин не удерживал ее, лежал и чувствовал, как колотится его сердце. И тогда он понял, что кроме денег есть и другое счастье – власть! Власть над человеком, которого можно раздавить, с которым можно сделать что угодно, радуясь его страху и слезам. Марина на следующий день подошла к нему в институтском коридоре и коснулась руки, ожидая от него каких-то слов. Борька отдернул свою ладонь и спросил; «Заедешь ко мне сегодня?» Она повернулась и ушла – маленькая и слабая. А ведь он был ей почти благодарен: Марина не просто оказалась первой в его жизни; она дала ему понять самое важное: все люди делятся на две части: одна часть – большинство, и это все те, кого давят, и вторая, немногочисленная часть – те, что давят остальных. Потом стало проще. Он ссужал деньгами знакомых, бравших на реализацию продукцию цеховиков: джинсы, платья-сафари, меховые шапки и полиэтиленовые мешки с надписью «Marlboro». Потом зарегистрировал свой первый торгово-закупочный кооператив. Но надо было постоянно крутиться. И прибыль его тоже не устраивала, к тому же легальный бизнес привлекает внимание людей, которые сами привыкли давить других. Для бандитов Капустин был овцой, а овцу надо стричь… Однако кое-какие связи Борис среди бандитов все-таки завел.

Он уже тогда знал, что самый выгодный товар – это деньги, а потому продал свой кооператив и пошел работать по специальности – в коммерческий отдел молодого банка, принадлежавшего людям, в банковском деле не понимающим ничего. Ему доверяли, а потому стали прислушиваться к его советам. Капустин же крутил вместе с банковскими и свои собственные накопления… Он был даже почти доволен и почти счастлив. Но потом узнал, что есть некий парнишка, фирма которого развивается такими темпами, что скоро он учредит свой собственный банк, и обороты у этого банка будут весьма приличными. Фамилия того парня была Селезнев, и было ему всего двадцать два или двадцать три года. Капустин вышел на него и предложил свои услуги, сообщив, что владеет небольшой финансовой компанией, которая имеет приличные связи в банковском секторе… Компания у него и в самом деле была, но занималась в основном тем, что подбирала крошки под столом банка, в котором Борис Ильич работал.

Не сразу, но Селезнев клюнул. Игорь вообще показался Капустину доверчивым парнем. Сказал, что время от времени у его предприятия зависают приличные суммы, которые нельзя вкладывать в долгосрочные проекты, но можно провернуть через короткие деньги на финансовых операциях. Когда же Капустин узнал, какие суммы имеются в виду, то понял: это удача, которая случается раз в жизни. Речь шла не об одном десятке миллионов долларов. Для Селезнева эти деньги – сверхприбыль, которую он не знает куда пристроить, а для Бориса Ильича они могли стать гарантией обеспеченной жизни до конца дней.

Но чтобы Игорь ничего не просек, надо было заинтересовать его ближайших партнеров – Стрижака и Воронина. Те, когда узнали, сколько могут получить наличными, спорить не стали, а бросились убеждать Селезнева. Однако заставить его работать с западными компаниями не смогли. Он клюнул только на государственные бумаги. А в том, что очень скоро они не стоили ни копейки, вины Капустина никакой. Тем более, он сразу предлагал не доверять российскому рынку ценных бумаг. Но, к удивлению Бориса Ильича, Селезнев не разорился: в последний момент он смог приобрести на государственные казначейские обязательства земли и акции некоторых достаточно успешных предприятий. А вот банк, в котором трудился Капустин, этого не сделал и сгорел. Часть своей будущей прибыли Борис Ильич заранее перевел в валюту и тоже особо не пострадал. Даже получил кое-какую прибыль, но это была лишь малая доля того, на что Капустин мог рассчитывать… И самое неприятное, что Селезнев отказался от дальнейшего сотрудничества. Пришлось вновь обхаживать его партнеров – двух наивных дурачков, которых он зачем-то привлек к своему бизнесу… За год Воронин и Стрижак потеряли все.