Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения Страница 19

– Но ведь еще никто не умер! – воскликнула в первый раз Настя, испуганно глядя на дверь, будто на самом деле ожидая появления страшной медсестры.

– А ты слушай внимательно! – зловещим шепотом ответила ей Ирина, у которой на любой каверзный вопрос находился ответ. – Я же сказала, что она выбирает жертву!

Все девочки дружно поежились, будто по комнате прошелся сквозняк.

– Но у нас никто не ходит в таких косынках и халатах, – возразила уже Маша.

– Так эта медсестра не из персонала! Что вы, думаете, ее взяли сюда на работу? – усмехнулась Ирина. – Не-ет. Она здесь живет! Еще с тех времен…

Девочка сделала эффектную паузу.

– Еще с тех времен, когда здесь был госпиталь для раненых на войне. Среди медсестер была одна, которую прозвали медсестрой смерти потому, что она вместо лекарства вкалывала тяжелораненым яд, чтобы те не мучились. Но кто из медсестер это делал, так и не узнали. Не успели. Главный врач догадывался и однажды чуть не поймал ее в тот момент, когда она шла с уколом в кармане к раненому. Но случилась бомбежка, и много людей погибло. Главврач тоже, и медсестра. Только она так и не поняла, что умерла. Так и ходит тут до сих пор: ищет новую жертву.

Любила Ирина рассказывать и о других призраках, якобы населяющих санаторий. Ее истории оказывались настолько живыми, что девочки и сами начинали подмечать детали, на которые раньше не обращали внимания. Вот дверь со скрипом приоткрылась, а за ней – никого. Или сквозняк прошел по комнате, а окно – закрыто. А там – тень мелькнула. Или вдруг появилось чувство, что кто-то стоит за спиной. Но оглянешься – никого. А еще возникало ощущение, будто за тобой наблюдают, но с какой стороны, откуда – так и оставалось неясным. Настя однажды расплакалась от страха при воспитательнице, напугавшись внезапного шума, и на вопрос, что случилось, ответила, что боится призраков. Ирина, наблюдавшая за этой сценой, напряглась: выдаст ли ее соседка? Настя промолчала, но воспитательница глянула на Ирину так строго, будто знала, кто во всем виноват. Тем вечером Ира отказалась от роли рассказчицы, хоть накануне и собиралась открыть главный секрет санатория.

– Ну как же… Ты же обещала! – воскликнула Света, едва не плача от разочарования. Ее поддержали другие девочки, все, кроме безучастно смотревшей в стену Вики и чувствовавшей за собой вину Насти. Ирина, как опытная рассказчица, успела закинуть «наживку»: история уходит корнями в далекое прошлое, в котором случилось нечто такое, что наложило печать проклятия на всю усадьбу и ее владельцев.

– Ну и что. Вы тоже обещали не ныть и не жаловаться, – буркнула Ирина и отвернулась к стене. И как ее ни уговаривали соседки по палате, своего решения так и не изменила. Более того, отказалась от роли рассказчицы и в последующие вечера. И с тех пор в их маленьком коллективе будто нарушилась некая атмосфера, сблизившая девочек, как общий секрет. Роли рассказчиц попеременно брали на себя то Маша, то Олеся, но слушали их уже не с тем интересом, что раньше. А Ирина в своем странном упрямстве отказывалась рассказывать «страшилки» о санатории. Олесе ужасно хотелось узнать ту так и не услышанную историю о проклятой усадьбе, но попросить Иру рассказать хотя бы только ей одной Олеся так и не решилась. Впрочем, вскоре она нашла выход: библиотека! Папа нередко говорил, что книга – лучший друг, который никогда не предаст, развлечет, научит, подскажет, в трудной ситуации даст совет. И действительно, в библиотеке Олеся нашла, что хотела – две книги по истории усадьбы. Навынос их не давали, но можно было приходить в читальный зал. Одна из книг оказалась не столько книгой, сколько тонким, журнального формата, фотоальбомом со снимками усадьбы в разные периоды ее существования с краткими пояснениями. Из этого альбома Олеся узнала, кто, когда и по чьему желанию воздвиг главный корпус и постройки, в каком архитектурном стиле было построено здание и кто занимался отделкой. Альбом давал краткую историческую справку и о том, до какого года в нем жила первая владелица, что находилось в усадьбе при второй, в каком году национализировали усадьбу и что из ценностей удалось сохранить. Фотографии после бомбежки поместья во время Второй мировой войны Олеся пролистывала с болью в сердце и радовалась, видя результаты послевоенной реставрации. Вторая книга была чуть толще, но тоже напоминала журнал. Из этого источника девочка почерпнула сведения уже о владельцах усадьбы. К примеру, Олеся узнала, что первой владелицей поместья была Ольга Владимировна Пустовецкая, первая жена генерала Седова. В книге был напечатан и портрет Ольги, который Олесе совсем не понравился: глядевшая с него молодая женщина была, на ее взгляд, хоть и недурна собой, но что-то в ее внешности казалось отталкивающим – то ли тяжелый взгляд темных глаз, то ли сурово сжатые тонкие губы. Сам генерал Седов Олесе показался куда приятней, несмотря на его строгий вид. А вот фотографий Дарьи Седовой, в девичестве Соловьевой, в книге, к огорчению Олеси, не было ни одной, но зато приводилось ее описание со слов современника. Дарью описывали как женщину милую, хоть и не красавицу, с чуть рыжеватыми волнистыми волосами и мягким взглядом карих глаз. Олеся, как обладательница похожей внешности, прониклась к Дарье Седовой симпатией. Но был у второй генеральской жены один дефект, который вызвал у Олеси горячее сочувствие и усилил симпатию к этой женщине, жившей в прошлом столетии: в детстве Дарья упала с лошади и повредила спину, отчего мучилась болями, усиливающимися в непогоду, и слегка прихрамывала. В книге много места уделялось рассказам о благотворительной деятельности Дарьи Седовой, но о том, что стало с молодой женщиной после революции, не было ни слова. Возможно, она успела уехать за границу, эмигрировать… Олеся в первый же вечер прочитала обе истории и потом долго не могла уснуть, фантазируя, как могла сложиться жизнь последней владелицы усадьбы. А следующим вечером вновь пришла в библиотеку, но уже с толстой тетрадью под мышкой, служившей ей две недели дневником, и попросила опять те две книги по истории усадьбы. В странном порыве она в течение нескольких вечеров конспектировала в тетрадь обе книги. И именно эти записи сейчас и служили для нее основным источником, из которого Олеся черпала сведения в попытке воссоздать историю, случившуюся сто лет назад.

И все же тех двух книг оказалось мало… Хотя бы потому, что на главный вопрос – что же за ужасная история случилась в прошлом? – ответа они не давали. И, может быть, потому, что любопытство так и не оказалось полностью удовлетворенным, Олеся с тех пор стала видеть сон, в котором оказывалась перед закрытой дверью. Какое-то время это повторяющееся сновидение ассоциировалось у девочки именно с тем неразгаданным секретом, пока с нею не случилось событие, предсказавшее, что эта дверь имеет отношение не столько к прошлому, сколько к будущему. Ее кошмарному будущему.

VI

Дорога раскатывалась под колесами гладким сукном. Недавно на этом участке провели ремонтные работы, и шоссе приятно чернело свежим покрытием, на котором ранее проехавшие машины оставили пыльные следы. До этого путь представлял собой опасную полосу препятствий с ямами, трещинами, провалами и неаккуратно наляпанными «заплатками». «Пятьдесят оттенков серого», – метко высказался Пашка об асфальте, заплатки которого и правда представляли собой всю гамму оттенков этого цвета – от самого светлого до почти черного. На неотремонтированном шоссе то и дело попадались венки и запыленные букетики искусственных цветов, прикрученные то к погнутым ограждениям, то прямо к стволам деревьев. «А кто-то считает такие участки дорог аномальными зонами и списывает все беды на призраков. Да причина всей «аномальности» вот в этих «пятидесяти оттенках серого», – невесело усмехнулся Олег Бойцов, когда внедорожник в очередной раз ухнул колесом в выбоину. Он уже решил, что такая «полоса препятствий» будет тянуться до места назначения, но после деревеньки Остахово, прямо за указателем, его ожидало свежее покрытие. «А ну-ка посмотрим, насколько у вас хватило энтузиазма и бюджета», – подумал Олег и достал из бардачка пачку сигарет.

– Третья! – ехидно откомментировала Лика. – В час по сигарете. Ну что ж, Ягуар, для бросающего курить уже неплохой результат. Сколько там в пачке? Двадцать? Значит, четыре часа в сутки проведешь без курева.

– Помолчи уж, – буркнул он, но пачку, чуть помедлив, сунул обратно в бардачок. Вот ведь язва! Всю дорогу молчала в отличие от шебуршившихся сзади пацанов, то хихикающих, то вяло переругивающихся, а сейчас «прорезалась». Будто мало ему отвлекающего шума с заднего сиденья!

– Я молчу, молчу, Ягуар, – ухмыльнулась Лика, чрезвычайно довольная тем, что смутила его.