Виктор Пронин - Божья кара Страница 19

– Кто тебя знает...

– Значит, тронулась.

– Не перебивай. Я хотел сказать, что не вижу в тебе никаких признаков помешательства... Ты вполне здоровый человек. Да, прошла через испытания, которые выдержит далеко не каждый. Выдержала. Ты уже можешь посмеиваться надо мной, над собой, над Славой... Может быть, тебя спас коньяк?

– Кстати, я бы не отказалась от глоточка.

– Подождешь? – Андрей поднялся. – За три минуты я управлюсь. Чекушки нам с тобой хватит?

– Мне хватит.

– Ну вот, а говоришь, тронулась... Не сбежишь?

– От себя? Скажи куда, и я сбегу.

– Ладно, проехали. – Андрей ввинтился в проплывающую мимо толпу и действительно через три-четыре минуты сидел на скамейке рядом со Светой. В руках у него была граненая бутылка и плитка шоколада с зернами ореха. – Годится? – спросил он.

– Лена снилась, – негромко произнесла Света. – Молча стоит и улыбается. Как поживаешь? – спрашиваю. Знаешь, что она ответила? Спасибо, хорошо. Потом помолчала и говорит... Пойду я... мне пора. Представляешь? Куда она торопилась?

– У них там свое... – ответил Андрей.

– Что ты несешь?! Где у них? Что свое? Кто из нас двоих тронулся?

– Я забыл про стаканчики... Из горлышка будешь?

– Ну и вопросы у тебя! – Сделав несколько глотков, Света протянула бутылку Андрею. Видно было, что тот собирается что-то сказать, но не решается. – Да говори уже! – не выдержала Света.

– С Леной хочешь поговорить?

– Не поняла? – Света резко повернулась к Андрею. – С какой Леной?

– Которая снится тебе иногда.

– Андрей... Тебе плохо?

– Равиль приедет. Когда ты была в Москве, я тебя с ним знакомил...

– А... Ясновидец?

– Вроде того.

– Андрей, зачем?! Лена сама ко мне во сне приходит!

– Но она же молчит... А когда Равиль вас сведет... Вы поговорите.

– О чем?! О чем мне с ней говорить?! – почти закричала Света. – Предложить ей поделиться впечатлениями о своих последних минутах?! Да?!

– Ты же сама сказала, что в чем-то не уверена... Вот она твои сомнения и развеет.

Света долго молчала, глядя в проплывающую мимо полуголую толпу отдыхающих. Кто-то поприветствовал ее взмахом руки, кто-то выкрикнул что-то радостное, но Света никого не видела.

– Знаешь, – наконец произнесла она, – боюсь. Что-то в этом есть сатанинское.

– Конечно... Богом подобное не предусмотрено. Но, надеюсь, он простит. Мы же затеваем это не из корысти, не по злому умыслу... Подумай. Время есть. Завтра утром я ему звоню.

– А чего тянуть? – Света передернула обнаженными плечами. – Звони сейчас. – Она протянула Андрею мобильник. – Разговор с Москвой в несколько раз дороже, чем с Бразилией, но нам ли сейчас думать о киевских кознях!

Запрокинув голову, Андрей некоторое время смотрел на сжавшуюся в зените белесую луну, на черный контур Карадага, потом, оттолкнувшись спиной от скамейки, взял Свету за плечи повернул к себе, заглянул в глаза. В них не было хмеля, в них не было ничего, кроме застывшего горя.

– Андрей... Если оказались бессильны силы тутошние, пусть помогают потусторонние.

– Ну, что ж... Пусть так...

Андрей повертел в руках мобильник, опять долго всматривался в морщинистую, круглую морду луны, словно пытаясь прочесть ее мнение. И опять Света как бы призвала к решительному шагу – положила руку на его колено.

– Хорошо... Уж от Равиля-то ему никуда не деться... Хоть с зубами, хоть без зубов. – И Андрей быстро набрал российский код, московский код и, наконец, номер телефона.

– Равиль? Тебе привет из солнечного Коктебеля!

– О! – радостно закричал Равиль. – Андрей! Рад слышать твой счастливый голос!

– Знаешь, я бы не сказал, что он такой уж счастливый...

– Тебе там плохо?

– Без тебя... Конечно.

– Проблемы?

– Да.

– Я могу вмешаться?

– Равиль... А тебе больше ничего не остается.

– Даже так... Когда?

Андрей помолчал, прикидывая удобные сроки.

– Понял. Если выеду завтра... Это удобно?

– Позвони, когда сядешь в поезд, я встречу.

– Мне подумать о ночлеге?

– Не надо тебе ни о чем думать... Собирайся со своими силами.

– Я правильно тебя понял?

– Да.

– До скорой встречи.

Андрей отключил мобильник, повертел его в руках, вернул Свете.

– Ну что, приедет?

– Он уже в дороге, – усмехнулся Андрей.

– Его ничто не остановит?

– Только Всемирный потоп.

– Тогда ладно, – вздохнула Света. – И вот еще что... Когда ты недавно заходил вон в тот магазинчик... Там еще что-то оставалось?

– Ну, ты даешь! – рассмеялся Андрей, обняв Свету за плечи. – А домой доберешься?

– Ты же поможешь?

– Наконец-то!

– Но с одном условием... Мы будем вести себя целомудренно.

– Годится.

И Андрей снова направился к магазинчику со странным названием «Бубны». Хорош он был тем, что продавщицы там были молоды, хороши собой, постоянно улыбались и работали до рассвета. И еще... Им было не лень сбегать в соседний магазинчик и принести вино, которое закончилось у них, – чего не бывает лунной июльской ночью на коктебельской набережной.

Вам знакомо слово «лучезарность»? Вы часто употребляете его в своей жизни, суетной и безнадежной? Или обходитесь, заменяя чем-то более непритязательным? Непритязательность – вот слово, которое лучше всего характеризует наше бытие. А в магазинчике «Бубны» работала девушка Женя, которая от всех прочих девушек отличалась тем, что встречала меня, стоя за прилавком, с неизменно лучезарной улыбкой. И в ее холодильнике всегда находились две-три бутылки холодного алиготе. А жаркой южной ночью на коктебельской набережной это не так уж мало. Проем в стене со скругленными углами, у которого она стояла, был похож на вагонное окно. И вот скажите, пожалуйста, как мне не сравнить Женю с девушкой, проносящейся в вагоне поезда, и как мне этот поезд не сравнить с проносящейся мимо моей же безалаберной жизнью...

Сравнивал...

И что, и чем это заканчивалось? А заканчивалось это двумя бутылками холодного алиготе, с которыми я уныло брел к голубой скамейке, оставляя за спиной лучезарную улыбку Жени. Такое ощущение, что она до сих пор и поныне смотрит мне вслед, но теперь в ее взгляде я вижу сожаление, а то и откровенное разочарование.

Да, а что касается целомудрия, о котором говорила Света, посылая Андрея в «Бубны», то она больше не вспоминала об этом глупом своем и опрометчивом условии.

Вы прикинули, сколько они выпили за этот вечер?

Какое там целомудрие!

Кстати, вам никогда не приходило в голову, что в самом слове «целомудрие» затаилось понятие похоти? У человека, который произносит это слово, на физиономии обязательно появляется почти неуловимая блудливость. Во всяком случае, я эту тонкую, как бы все понимающую ухмылочку улавливаю частенько и без труда.

Кличку свою Амок получил от Наташи – уж больно безрассудным, а проще говоря, безумным было его поведение или, скажем иначе, ухаживание. Настоящее его имя было куда проще, даже называть его не буду, клички для него вполне достаточно.

Амок не понимал, что с ним происходит. Такого с ним не было никогда, да он и не представлял себе даже, что подобное может случиться с ним или вообще с кем бы то ни было. Если бы кто-нибудь спросил у него, жалея и сочувствуя, – не влюбился ли он, Амок досадливо отверг бы само предположение. Он влюблялся не один раз, почти всегда успешно, и прекрасно себе представлял, что это такое, чем грозит, что обещает и как протекает. Чем заканчивается влюбленность, он тоже знал в неполные свои тридцать лет. И был, в общем-то, готов к любым неожиданностям, которыми грозило ему это нечастое состояние его организма.

Человек простой, весь, как говорится, из земли, воды, воздуха, он шел по жизни спокойно, уверенно, как бы снисходительно и даже чуть скучая. Во всяком случае, глядя на него, возникали у людей именно такие мысли, такое о нем представление. Может быть, где-то в потаенных уголках своей души он был другим, но подобные подозрения не приходили в голову ни людям, его окружавшим, ни ему самому. Амоку нравилось быть таким, каким он себя чувствовал, и отношение к себе его вполне устраивало.

Амок мог хорошо положить плитку и на стенах, и на полу, у него получался паркет, он разбирался в сантехнике, мог повесить люстру, починить стиральную машину, холодильник... И этих знаний, этого умения вполне хватало на жизнь вполне достойную и даже, по местным понятиям, обеспеченную. У него была неплохая репутация, он охотно раздавал визитки с номером своего телефона, а застройщики, которых в последнее время на коктебельском побережье развелось достаточно, передавали Амока из рук в руки с заверениями в его надежности и безотказности. И это была правда – Амок никого не огорчал, не обманывал.

Амок приезжал в Коктебель откуда-то из средней полосы России, не то из Тамбова, не то из Воронежа. В мае приезжал, а уезжал где-то в октябре, а то и в ноябре, проводя здесь весь сезон – плескался в море, загорал под южным солнцем, любовался Карадагом и лунными ночами, был улыбчив и хорош собой. Полноват, правда, немного, но это его только красило, выдавая натуру незлобивую и обязательную.