Галина Романова - Миллион причин умереть Страница 19

Сергей Анатольевич ответил ей встречной улыбкой и минут пять трепался о суровых милицейских буднях, превративших его – нормального, нестарого еще мужика со здоровыми человеческими потребностями и желаниями, в цербера с табельным оружием и огромным количеством висяков, пылящихся на стеллажах их управления.

К концу его пламенной проникновенной речи Марьяша еле сдерживала слезу. Оставшись без отца в четыре с половиной года, по причине кончины последнего от запоя, она всячески потворствовала мужчинам, имеющим стабильный социальный статус и трезвые взгляды на жизнь. Сергей Анатольевич проходил по ее сравнительной десятибалльной шкале под фишкой семь с половиной. Посему и выразила она желание напоить его чаем, поскольку визит его начал носить характер полуофициальный.

– Что ты, Мариночка! – замахал он на нее руками. – Когда мне?! Сейчас отчет с места преступления надо кропать. Перед начальством прогнуться. Н-да... За сутки в городе второе убийство местных авторитетов, а у меня ни одного свидетеля. Ты вот тоже спала наверняка в так необходимый нам момент...

Если при этом и пролезло наружу ментовское нутро, то совсем чуть-чуть, ну самую малость. Марьяша даже и не почуяла подвоха, а лишь утвердительно кивнула:

– Конечно, спала. Вы же нас, вспомните, во сколько отпустили из школы... А что, разве никто больше ничего не видел и не слышал?

– Так в том-то и дело, что во всем вашем доме к тому часу находились только вы двое!

– Как это?! – опешила Марьяша.

– А так! Спасатели оцепили район через пятнадцать минут после того, как упал первый кирпич, и спешно принялись эвакуировать жителей этого и близлежащих домов. Обошли все квартиры. Все собрались и покинули свои хоромы. Все, кто к тому часу был дома. А вы двое... Н-да... Неужели не слышали, как в дверь звонили?

– Мертво!!! – трагическим шепотом выдала Марьяша. – Как в могиле! Открыла глаза ровно в семнадцать ноль-ноль...

– Вот так-то... – Сергей Анатольевич глазами побитой собаки воззрился на девушку. – Убийство-то произошло как раз в это самое время. Плюс-минус пятнадцать-двадцать минут. Ничего не слышали?

– Нет!

– Хотя о чем это я?! В таком грохоте что-либо услышать...

– Да, конечно. А если еще и пистолет с глушителем, то вообще... – задумчиво произнесла она, живо представив вынырнувшего из недр Лешкиной квартиры Артема.

– Тут и глушитель не понадобится, – криво ухмыльнулся Сергей Анатольевич, по-крабьи впиваясь в девушку взглядом. – Такой грохот стоял. Так не слышали, значит...

– Да нет...

Сомнения принялись терзать Марьяшу с новой силой. Гражданский долг, растопырив локти, лез впереди всех чувств, жестоко попирая женскую природу ее сомнений. Ведь чего греха таить – Артем понравился ей с первого взгляда. Это уже потом – со второго и третьего – начала открываться ей чудовищная правда о нем. Но первое впечатление, как известно, хоть и бывает обманчивым, зато очень сильным. И эти сомнения отразились сейчас на ее лице, которое буравило бдительное недремлющее око Сергея Анатольевича.

– Марина... – тихо окликнул он ее. – Не терзайте себя... Откройтесь...

– А?! – Марьяша встрепенулась и заметалась по комнате, где, устало привалившись к спинке дивана, восседал ее незваный гость.

«Сказать – не сказать! Сказать – не сказать! – Голова просто разламывалась. – О нем им ничего не известно. Нонна Андреевна запретила мне что-либо говорить о нем, из боязни быть втянутой в чудовищные разборки. Господи! Что же делать?! Нинка не звонит, сучка вероломная! Хоть бы она пролила какой-никакой свет на неожиданное появление этого прекрасного незнакомца! Ну почему он опять появляется в самом неподходящем месте в самое неподходящее время и с этим дурацким пистолетом!!!»

– Марина... – Мягкость из голоса мента исчезла, а появились в нем легкие нотки досады. – Два трупа... Вам этого мало?!

– А при чем тут я?! – истерично взвизгнула она. – Вы опять намекаете на мою причастность ко всем этим убийствам?!

– Нет, нет, совсем нет! – Мент быстренько убрал жесткость из глаз и, забыв о манерах, перешел на «ты». – Просто я вижу, что тебе что-то известно. Назови это интуицией, седьмым чувством или еще какой-нибудь ерундой, но я вижу это! Я буквально читаю тебя. – Сергей Анатольевич минуту молчал и вдруг обрушился на нее оглушительным рокотом: – Кого ты видела?! Отвечай немедленно!!! Ну, как это было?! Ты подошла к двери, чтобы пойти на улицу. Потом услышала стук соседней двери. Посмотрела в глазок и увидела его?! Так?! Ну! Кто это был?! Ты его знаешь?! Это его ты видела в школе?! Как он выглядел?! Отвечай!!!

Марьяша даже не заметила, как очутилась на стуле и как Сергей Анатольевич, взвившись с дивана, навис над ней коршуном. Она была буквально деморализована.

Резкая смена настроений ее гостя, чудовищная его осведомленность, страх перед ответственностью за сокрытие улик – эти мысли молниями носились в ее голове, мешая собраться с силами и дать достойный отпор нахрапистому профессионалу. Она лишь тяжело дышала и, не в силах отвести взгляда от его перекошенного злобой рта, мелко-мелко трясла головой.

– Отвечай немедленно!!! – Сергей Анатольевич больно схватил ее за плечи и с силой тряхнул. – Ты видела его?!

– Д-да-а, – хрипло выкрикнула Марьяша и залилась слезами. – Да, я видела его...

Сергей Анатольевич мгновенно ослабил хватку. Почти нежно погладил ее по голове и устало пробормотал:

– Молодец, девочка... Молодец. Не нужно плакать. Все будет хорошо...

Хорошо ей, конечно же, не стало.

Мало того, что ее изнуряли допросами, протоколами и следственными экспериментами, так ей еще пришлось пережить отвратительную очную ставку с подозреваемым в двойном убийстве.

Вот придет ли кому в голову, отвечая на идиотский ментовский вопрос: «Кого из этих троих мужчин вы видели на вечере в школе?», указать на присутствующих грязных полупьяных бомжей, если рядом сидит вполне приличный молодой человек? Нет, конечно же! По той простой причине, что этим дурно пахнущим лицам без определенного места жительства не место на этом самом вечере. Их бы на порог школы никто не пустил...

А Артем...

Узнав его на снимке в одном из пухлых милицейских фотоальбомов, Марьяша совершенно искренне надеялась на то, что человек с подобной биографией никогда не попадется как кур в ощип. Обостренное чувство осторожности, развитое на уровне животных инстинктов, или что-то там еще, ну... какие-то там, может быть, конспиративные квартиры. Для нее это все было как загробный мир, как другое измерение, в общем, нечто непостижимое. Потому и ткнула смело пальчиком в фотографию красивого угрюмого парня с номерным знаком на груди, полагая, что Артем (имя, кстати, оказалось настоящим) не позволит милиции захватить его врасплох. Но она ошиблась. Его вычислили почти мгновенно. Из чего она сделала вывод: либо тот нагл без меры, либо совершеннейший дурак. Третьего она не допускала. Как, впрочем, и никто.

Сергей Анатольевич, в который раз представив ей на обозрение удивительнейшую способность трансформироваться из вежливого опера в нахрапистого мента и из усталого мужика в коварного безжалостного мерзавца, орал кому-то в телефонную трубку, брызжа слюной:

– А мне насрать, понял?! Я на него все спишу к едрене фене!!! Что?! Закон?! Это ты мне говоришь?! Скажешь еще раз что-нибудь подобное – получишь в рожу! Все!!!

После этого нелицеприятного диалога он несколько минут сидел к Марьяше спиной, а после того как повернулся, она едва не разрыдалась от умиления – таким на редкость правильным и утомленным он ей показался. Ну просто робот-трансформер.

– Завтра очная ставка, – произнес он тогда устало. – Будь умницей... И... ничего не бойся.

– А я и не боюсь, – дрожащим голосом ответила она, по простоте душевной надеясь на то, что ее милиция ее сбережет.

– Ну, этого тоже нельзя делать. Но мы что-нибудь придумаем.

И они придумали...

Когда они с мамой впервые услышали об этом, то все, на что Марьяша оказалась способной, это рассмеяться в лицо Сергею Анатольевичу.

– Да вы что?! В своем уме?! Мне уезжать?!

– Не пущу! – дрожащим голоском встряла мама.

– Как хотите, – опер равнодушно дернул плечом. – Только если однажды вашей дочери отпилят голову и подбросят вам под дверь, не прибегайте ко мне с воплями и криками. Этого вообще до меня никто и никогда не практиковал. Я уж сам, по доброте душевной, взялся ей помогать, раз уж она нам так помогла. А коли вы тут кочевряжиться будете, черт с вами!..

Что ей оставалось делать?! Сидеть и ждать звонка в дверь? Или слушать ежедневно и ежечасно чужое дыхание и чужие шаги за спиной? Нет уж, лучше жить в изгнании, чем не жить никак.

Они с мамой проплакали целую неделю, упрекая и утешая друг друга, как могли, и потихоньку складывая ее вещи. Потом был суд, состоявшийся непозволительно скоро с момента совершения преступлений и приговоривший Ленского Артема к пятнадцати годам лишения свободы, а ее к пожизненной ссылке в Крысиножопинск под чужими именем, фамилией и отчеством. Ее же настоящий имярек значился в записи актов гражданского состояния напротив короткого и всеобъемлющего слова – мертва. Марьяша была погребена заживо, обречена на страдания.