Диана Кирсанова - Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы Страница 19

– Конечно! Восьмой час на дворе. Погуляли, и хватит…

Он еще пытался что-то сказать, но она поднялась на цыпочки и быстро чмокнула его куда-то в район уха.

– Пока-пока! – сказала она беспечно, отступая к восклицательным знакам фонарей, которые уже начали прорезать сгустившуюся темень. – Не провожай меня – тебе далеко добираться! Пока! Пока! До завтра!

И включила спринтерскую скорость, оставив Вальку с открытым ртом и вытаращенными глазами прямо посреди дороги.

«Сделать ничего нельзя, сделать ничего нельзя…» Быстро ты сдался! – думала Арина, выбирая закоулки потемнее. – Погоди-погоди, перестраховщик несчастный, я тебе докажу… И не тебе одному – всем докажу! Анна не виновата, не виновата, не виновата! Что хотите мне говорите – она не виновата…»

Убедившись, что Валька за ней не последовал, а если и последовал, то не догнал, она стала красться в сторону кишащего машинами Ленинградского шоссе. Надо было поймать попутку, такси или частника.

Конечно, дороги Москвы сейчас забиты, как засорившаяся канализация. Был огромный риск застрять в многочасовой пробке, но – подземку к Куркино еще не проложили, а Арьке хотелось во что бы то ни стало обогнать Вальку! Если он увидит ее возле своего дома – весь замысел может полететь к чертовой матери. Валька просто положит руки ей на плечи, заглянет в глаза и… и… и ничего у нее не получится!

А Арина во что бы то ни стало хотела прокрасться на место преступления. То есть в квартиру № 288 хорошо известного ей дома.

Во-первых, надо было осмотреться и наверняка найти что-нибудь из того, что пропустили эти тупоголовые следователи, во-вторых – изъять из почтового ящика приглашение на отцовскую выставку.

Уж что-что, а с выставкой придется немного повременить.

Частник попался пожилой и, к Арининой досаде, ужасно разговорчивый. Слова из-под его густых усов сыпались, как горох из драного мешка. Арька, конечно, думала о своем, но все равно не могла не слышать этого дробота:

– Профукали Россию, ротозеи! Растащили по углам! Я еще в девяностом говорил: взять всех этих павловых, гайдаров, черномырдиных, чубайсов, тулеевых, посадить в мешок из-под картошки, потрясти там, чтобы уплотнились как следует, потом веревкой пеньковой перевязать потуже, на пять-шесть оборотов – и в прорубь!!! Которая поглубже да подальше! Вот тогда зажили бы!

«Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами или парикмахерами», – подумалось Арине не без ехидства. Но вообще-то сейчас она находилась не в том состоянии, чтобы обсуждать целесообразность предлагаемых водителем политических реформ. За окнами машины было уже совсем темно, и от этого задуманное мероприятие приобретало рискованные очертания.

Минут через сорок они уже катили по ухабам Куркино, и Арька даже ногами сучила от нетерпения. И когда раздолбанный «жигуленок» остановился у нужного дома, высыпала водителю на колени все содержимое своего кошелька (месячная стипендия плюс еженедельная отцовская дотация) и от нетерпения так хлопнула тугой дверцей, что хозяин крякнул.

Быстрей! Вот сюда, в Аннин подъезд, пока ее не заметили и не опознали вездесущие соседки!

Впрочем, во дворе так темно, что они не опознают. Подъездная дверь вздрогнула Арине навстречу, едва не огрев мощной створкой по хрупкому лбу; кто-то неторопливо вышел из подъезда и, насвистывая, направился в сумрак двора, уверенно обходя впадины и рытвины новостройки – она слышала легкие шаги, звук которых вскоре растворился вслед за их обладателем. Все. Теперь пора и ей!

Пролет. Еще пролет. Ступени. Прежде чем ступить, их приходится нашаривать ногой. На площадке четвертого этажа тускло мерцает подвешенная к потолку лампочка, пятый этаж – тёмен, шестой тоже погружен во тьму… Все-таки Арька не рассчитала скорость – в боку закололо. Ничего, осталось немного, совсем чуть-чуть…

Восьмой этаж – площадка тоже освещена, жильцы не поскупились на киловатты… А вот на девятом, куда ей надо, по-прежнему мрак кромешный… Ах да, у них же перегорело электричество!

Черт!!! Арина все-таки оступилась и едва не сломала себе шею о каменные ступени. Проход к 288-й квартире был загроможден огромным мешком, который чья-то дурная голова бросила прямо посредине лестничной площадки. Из-под мешка вытекала какая-то жидкость, она образовала уже целую лужицу, и каменный пол был совсем скользкий. В последний момент уцепившись обеими руками за перила и тем самым удержав равновесие, Арька не выдержала и злобно ударила по тюку ногой.

…И чуть не потеряла сознание от испуга. Ответом ей был сдавленный мужской стон!

Убийца

Аня, прости меня! Я не хотел этого! Я не хотел, не хотел, я даже подумать не мог, что тебя могут арестовать, Анюта!

Всю ночь я бродил по городу, не в силах отделаться от мысли, что я погубил – не себя, со мной все кончено уже давно, в тот самый день, когда ты отказалась от меня, – я погубил тебя!

Тебя!

Потому что, даже если я признаюсь, что это я убил того коротышку (Анюта, ты никогда не смогла бы его полюбить!), – мне не поверят! Мне не поверят, потому что против меня нет никаких улик! Ни одной!

Ни одной улики, которая бы указывала на меня! На меня или на кого другого!

На кого другого…

До утра я просидел на берегу Москвы-реки. Я сидел и грыз ногти. Я искусал себе пальцы в кровь… Мне надо было что-то придумать, обязательно что-нибудь придумать! Ты не должна быть в тюрьме, Анюта! Ты должна быть здесь, со мной!

Утром, когда с реки потянуло туманом и промозглой сыростью, я решил идти. Закоченев за ночь, я стал неловким – руки соскользнули с парапета, проехались по выпачканной в осенней грязи земле, я сам едва не угодил в раскисшую лужу… Полез во внутренний карман куртки – достать платок, вытереть руки.

Вместе с платком из кармана выпали и, подхваченные ветром, закружились по земле смятые конверты.

Замерев на месте, я смотрел на пляшущие в безумном танце прямоугольники с синими шлепками почтовых печатей – и чувствовал, как тело мое становится легким, таким легким, как воздушный шар, вот этот самый шар, который кто-то еще вчера привязал к ветке ясеня, которая протянулась через дорожку парка.

Три конверта. Три штуки.

Трое кандидатов в мертвецы.

Я закрыл лицо руками, засмеялся – и тут же оборвал себя. Меня могли увидеть, заметить, запомнить. Суматошно, неуклюже суетясь, я кинулся подбирать письма – одно из них успело забиться в расщелину уродливо разросшегося на самой обочине дерева, другое шлепнулось в лужу, и я долго дрожащей рукой вытирал бумажную поверхность, пока не убедился, что адрес вполне читаем…

Сложил. Перегнул тонкую стопку пополам. Сунул обратно в карман. И быстро, не оглядываясь, пошел прочь…

Анюта, я спасу тебя! Твое спасение будет стоить еще трех жизней – но что с того, если каждый из них все равно был мною приговорен?

Они все равно умрут – но теперь умрут еще и во имя твоего спасения. Потому что те, кто держит тебя там, в тюрьме, рано или поздно неизбежно придут к одной мысли: если эти продолжают умирать, значит, ты непричастна к их гибели.

Они все поймут и тебя отпустят. Тебя отпустят, и я все тебе расскажу.

Ты выслушаешь меня и, конечно, поймешь… Постараешься понять…

Прости меня, Анюта…

…Чувствуя, как слабеют ноги («подкашиваются» – так пишут об этом в романах), леденея от страха, медленно-медленно перебирая враз закостеневшими руками перила, Арина наклонилась над телом. ОН тяжело и хрипло дышал, хрип смешивался со стоном, который обрывался на высокой ноте и через секунду начинался снова. Арина заставила себя дотронуться до лежащего человека – не было никаких сомнений в том, что ему нужна помощь, – и почувствовала, как ладонь коснулась влажного, теплого и липкого.

Кровь!!!

Арька не боялась крови (по крайней мере, зажмурившись и тряхнув головой, она заставила себя в это поверить), но эта кромешная темнота и тишина, которую нарушали только хрип и стон раненого человека, лежащего на полу, у самых ее ног, погрузили ее в отчаянный, леденящий ужас. Изо всех сил стиснув зубы, чтобы они не стучали так громко, Арька попыталась оттащить человека – куда? «Ох черт, я же не знаю, куда его надо тащить! И, кажется, надо, наоборот, ничего не трогать, а вызвать врача…»

Тело на полу шевельнулось. Она не видела этого, но почувствовала движение у ног, наклонилась – Арьку обдало жаром чужого дыхания, послышался шепот…

– Послушайте, потерпите, – поспешно заговорила она, – подождите, вам нельзя разговаривать… Потерпите, я сейчас врача…

– Врача… Да, надо врача… Я должен… должен сказать…

– Помолчите, пожалуйста, вам нельзя…

– Анна, я должен сказать… Сейчас… Выходи… выхо…

– Тихо, тихо….

– Выходи за меня замуж… Анна…

Внизу, где-то очень далеко – на первом этаже, – хлопнула дверь, кто-то стал очень быстро подниматься по лестнице, выше, выше, еще выше, он перепрыгивал сразу через две-три ступеньки, он ничего не боялся и даже как будто что-то насвистывал… В памяти мгновенно пронеслось – тот, который вышел из подъезда за секунду до того, как Арина в него вошла, тоже шагал вот так легко и уверенно! И… и… и наверняка он был убийцей!