Инна Бачинская - Две половинки райского яблока Страница 19

– Ужас! – высказалась Татьяна. – И, главное, туда же! Без вредных привычек! Не курящую, что ли?

– И не пьющую! – добавила я, и мы снова захохотали. – Нас он не захочет!

– Это не станет поводом для моего внезапного самоубийства, – отозвалась Татьяна, открывая новую бутылку пива. – Как говорил один юморист из Одессы…

Следующий был молод, крепкого сложения, без малейших признаков интеллекта. С очень густыми и толстыми бровями и широкой улыбкой. Спортсмен, любит подводную охоту и песни у костра. Ищет веселую, заводную, любящую песни под гитару. Двадцать девять. Работает в фирме по охране…

– Памятников! – фыркнула Татьяна. – Детский сад!

Потом мы увидели солидного мужчину довольно приятной наружности, который почему-то все время прядал головой, словно хотел оглянуться назад, но в последнюю минуту удерживался. Нервный тик? Финансовый советник. Сорок четыре. Никогда не был женат.

– Заливает баки, – прокомментировала Татьяна. – Неврастеник. Первая жена сбежала с другом! Вторая и третья… тоже!

– Ты думаешь, у него так много друзей? – Мне было удивительно весело.

Финансовый советник искал женщину нежную и тонкую, экономически независимую, способную создать уют и согреть сердце…

– Романтик, гад! – возмутилась Татьяна. – Нежную и экономически независимую! Вот потому они и сбегали с первым попавшимся другом. Он же кишки вымотает за лишнюю истраченную копейку, финансист!

Потом был тренер по стрельбе – лысый большеголовый крепыш с нахальным взглядом.

– Бабник! – сразу определила Татьяна. – Вечно на сборах и по гостиницам. Ой! – Она зажала рот рукой и виновато посмотрела на меня. – Но не в «Хилтоне» же!

– Дался тебе этот «Хилтон»! – обиделась я. – Вот возьму и не пойду!

– Боишься? – догадалась Татьяна.

– Не знаю… – Я задумалась. – Ну, допустим, боюсь. Вот возьму и вернусь завтра в Банковский союз… Противно, зато надежно. Моя синица… Ты же сама призывала не разбрасываться работами… Помнишь?

– Возвращайся, – легко согласилась Татьяна. – И к Жоре поближе. Вдруг еще раз позовет?! А еще можно выбрать кого-нибудь из этих козлоногих. Я бы взяла спортсмена с песнями у костра. Всю неделю в Банковском союзе экономистом, а по воскресеньям – у костра с песнями. Он и анекдотов знает немерено, обхохочешься!

Радостное настроение улетучивалось на глазах – как воздух из шарика, проткнутого иголкой. Мы не смотрели друг на друга. Татьяна демонстративно гладила Анчутку. Мне же хотелось плакать.

– Ты видела этих уродов? – вдруг спросила Татьяна. – На брачной кассете? Теперь вспомни свою начальницу и коллег. И разговоры про маринованные помидоры, секс, дачу и шмотки с распродажи. И Жору с блондинкой в «Ягуаре» вспомни. И представь себе, что это все, и ничего интересного в твоей жизни больше не будет. Все, понимаешь? – закричала она, и в ее голосе послышались близкие слезы. – Да если бы мне предложили… Да если бы мне твои данные! Я бы уцепилась когтями! Зубами! Чтобы изменить хоть что-то, вырваться из болота, заработать, наконец, да смотаться не в Турцию, а на… Багамы! Или к черту на рога, в Бермудский треугольник! И остаться там навсегда! И хрен с ним, с боссом, ну и переспала бы с ним, подумаешь! Главное, не брать в голову! – Она махнула рукой. – А костюм! Ты себя хорошо рассмотрела в этом костюме? Хочешь свой такой? Или всю жизнь будешь брать напрокат? А?

Кончилось тем, что мы обе разревелись над своей несчастной судьбой. Сидели, обнявшись, на диване. Всхлипывали под оглушительное мурлыканье Анчутки. Кажется, наклюкались. Ну почему нашему человеку, особенно женщине, нужно все довести до абсурда? Зачем нужно было пить это дурацкое пиво? Ведь так хорошо было…

Утром мы проспали. Вернее, проспала я. У Татьяны был выходной. Настроение после вчерашнего запоя было так себе, и голова тяжелая.

– Не пущу! – Татьяна всплеснула руками. – На Банковском союзе временно ставим крест. Дел непочатый край. Нужно определиться с прической. А также с походкой, манерами, мимикой, руками. Думаешь, это просто? Чулки подобрать… тоже. Улыбку… скромную и вместе с тем обаятельную… Держать паузу, смотреть в глаза, взмахивать ресницами… Сообразим, где расставить акценты и воткнуть изюминки.

– Я же не в театр собираюсь, – вяло огрызнулась я. – И не в бордель.

– Первое впечатление – это как… кирпич в окно. – Татьяна проигнорировала замечание насчет борделя. – Все вскакивают и бегут смотреть. Понятно?

– Угу. – Мне не хотелось пререкаться.

– Кстати, – вспомнила Татьяна. – А где твоя кукла?

– Под торшером. Ты же видела! В прошлый раз…

– Не помню, – пробормотала Татьяна, подходя к торшеру и принимаясь рассматривать Шебу. – Ничего особенного. Ширпотреб, – вынесла приговор. – Китай, скорее всего. Правда, улучшенного качества. А я уж думала…

Она грузно плюхнулась на диван и тут же стукнулась локтем о деревянную боковинку. Зашипела от боли:

– Черт!

Глава 10

Форс-мажорный квартет

В шикарной гостиной номера четыреста шестнадцать отеля «Хилтон-Ист» находились четверо. Трое мужчин и одна женщина. Женщина, жгучая брюнетка неопределенного возраста, сидела в кресле. В ее гладко причесанной голове чудилось что-то змеиное, что подчеркивалось зеленым цветом дорогого костюма и зелеными же туфлями змеиной кожи. Довольно ощутимый аромат «Опиума» витал в воздухе.

В соседнем кресле справа помещался мужчина – очень тонкий, изящный, с нервным бледным лицом и белесыми глазами. Длинные жидкие волосы его были собраны в конский хвост, плешь, как тонзура, сияла на макушке. Мужчина был в белой одежде – шароварах и длинной, за колено, тунике с разрезами по бокам. На груди его на кожаном шнурке висел некий бесформенный предмет серого цвета размером с небольшую картофелину – не то камень, не то оплавившийся кусок стекла. Туалет завершали расшитые синим бисером восточные туфли с загнутыми кверху носами. Кисти рук с длинными пальцами и ногтями, покрытыми бесцветным лаком, беспокойно лежали на коленях, сжимались и разжимались, разглаживали ткань и пощипывали ее, словно пытались выдернуть нитку.

За бюро красного дерева сидел мужчина лет тридцати с небольшим, с приятным незапоминающимся лицом, одетый в темный костюм и белую рубашку. По таким лицам взгляд скользит, не задерживаясь. Его звали Грэдди Флеминг.

А вот мимо четвертого присутствующего – высокого широкоплечего молодого человека, подпиравшего плечом дверной проем, пройти было трудно, даже невозможно. Был он очень смугл, коротко стрижен, смотрел исподлобья мрачными черными глазами, а длине его ресниц позавидовала бы записная красавица. Лицо его было на редкость выразительным – видимо, в силу немногословности. Свое отношение к происходящему он выражал взглядом, ухмылками, плечами, руками, забрасывая одну ногу за другую, а также различными углами наклона тела по отношению к стене. В языке жестов и взглядов он достиг такого совершенства, что обычным языком почти не пользовался. Он был красив той сочной южной красотой, которой славятся балканские мужчины. Прекрасной формы крупный рот, хищный нос с горбинкой и подбородок, чуть длиннее, чем нужно, что, впрочем, его нисколько не портило. О глазах мы уже упоминали. Это был Гайко.

Все молчали. Похоже, тут совсем недавно произошла размолвка.

Человек, сидящий за бюро, – Грэдди Флеминг – кашлянул и произнес:

– Господа, я бы хотел высказать пару замечаний. Мы уже прослушали двух кандидаток. Обе, по-моему, довольно сильные претендентки, особенно первая. – Он взглянул на женщину, губы которой искривились в подобии улыбки. – Я бы хотел просить… вас, Аррьета, как женщину мягкую и деликатную (при этих словах стоявший у двери молодой человек ухмыльнулся и переменил позу – убрал руки с груди за спину), проявить… от имени нас всех такт и понимание. Я бы сказал, материнские такт и понимание (Аррьета возмущенно раздула ноздри). Это относится и к вам, Клермон, – продолжал молодой человек, сделав вид, что не заметил реакции дамы, – потому что ваши вопросы носили… я бы сказал, несколько враждебный характер. Зачем было спрашивать девушку о родословной? Не всякий может похвастаться такими корнями, как вы, Клермон. Достаточно взглянуть на вас, как сразу же понимаешь, с кем имеешь дело (молодой человек у двери закашлялся). Я имею в виду, аристократизм написан у вас на… лице.

Человек с конским хвостом – Клермон, покачивая расшитой туфлей, смотрел на говорящего с высокомерием патриция, смотрящего на слугу. Щеки его порозовели. Он чувствовал острые подводные камни в словах Флеминга, но ответить не умел, равно как и поставить того на место. Адвокат дьявола, как называл Флеминга Клермон, был безупречен, и придраться было не к чему.

«Пустослов, – думал Клермон раздраженно. – Плебс. Со своим чертовым Гайко!» – Он взглянул на молодого человека у двери, который в свою очередь, ухмыляясь, посмотрел на него.