Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон Страница 19

Когда они возвращались в свой вагон, их догнал Карпунин:

- Вы не сердитесь на нее. У Александры Яковлевны погиб сын, ваш ровесник, Сережа.

Белов молча кивнул, так ничего и не ответив. Тогда он не смог найти нужных слов. Только в купе, оставшись один - Лепилов ушел на дежурство, Сергей вспомнил, нашел те слова, которые просто обязан был сказать подполковнику. Да, погибло много его ровесников, и наверняка и сейчас они падают, сраженные свинцом на дорогах Чехословакии, Польши, Восточной Пруссии. Но придет время, и люди воздадут каждому. Потому что война - это общее горе, которое вынес на плечах каждый живущий сегодня, независимо от того, что он делал в этой войне. Главное заключается в другом. Через много лет на вопрос: "А что ты сделал для Победы?" - он будет иметь право ответить: "Я сделал все, что в моих силах, я чист перед Родиной".

И вдруг ему захотелось спать. Молодость брала свое. Он снял сапоги, сунул под подушку кобуру и уснул. Проснулся Сергей от напряженной тишины. Поезд стоял. Он выглянул в окно и увидел засыпанный снегом маленький домик, поленницу дров, прижавшуюся к стене, крышу, занесенную снегом, нависшую над ним тяжелой шапкой. Сразу за полустанком начинался лес. Он уходил далеко к горизонту, и высокие ели макушками упирались в садящееся там солнце. Ощутимая на ощупь тишина висела над миром. Она была плотной и бесконечной, как лес, снег и красноватый диск солнца. Она была как сама жизнь.

И ему смертельно захотелось вдруг выскочить из вагона и постоять среди этого покоя. Сергей натянул сапоги и, на ходу застегивая портупею, побежал к дверям вагона. На тормозной площадке стоял пожилой усатый солдат в измазанном углем когда-то зеленом ватнике.

- Вы куда, товарищ старший лейтенант милицейской службы?

Так к нему еще никто и никогда не обращался.

- Подышу немного.

- Это вы правильно придумали. Воздух здесь лучше любого лекарства на ноги ставит. Целебный. Расея, одним словом.

Сергей спрыгнул с площадки. В морозном воздухе плыл запах дыма и хвои. Он вдохнул его полной грудью, и вдруг ему мучительно захотелось жить в этом домике, гулять в этом лесу и забыть обо всем - о войне и службе.

- Товарищ старший лейтенант! - окликнул его звонкий девичий голос.

На площадке стояла темноволосая девушка, затянутая в белый халат.

- Вы меня? - весело спросил Сергей.

- Именно вас. Немедленно возвращайтесь в вагон. Вам нельзя.

- Почему? - удивился Белов.

- Мне доктор, Татьяна Всеволодовна, сказала, что у вас слабые легкие. Поэтому немедленно в вагон!

- Есть! - Сергей шутливо приложил руку к голове.

Он легко, подтянувшись за поручни, прыгнул на площадку. Словно ожидая этого, поезд сразу тронулся.

- Вам нужно выпить горячего чая, - строго сказала девушка, - причем немедленно. Пойдемте со мной.

Она повела Белова в соседний вагон.

- Сюда, - девушка открыла дверь. - У нас есть термос, в нем всегда горячий чай.

Она сняла белый халат. И только сейчас Сергей рассмотрел ее как следует. Спроси его, какая она, он бы не ответил. Просто красивая, и все. Во всяком случае, он лучше ее никого в жизни не встречал.

- Как вас зовут?

- Марина.

- А меня Сергей.

- Я знаю.

- Откуда? - удивился он.

- Вам же наша начальница объяснила, что этот поезд - женский монастырь на колесах. Мы, как всякие женщины, любопытны. Поэтому атаковали замполита и все у него узнали. Вот так.

- Вы врач? - Сергей покосился на ее погоны с одной звездочкой.

- Нет, я военфельдшер.

- Вы москвичка?

- Почему вы так решили?

- Понимаете, за последнее время мне приходилось сталкиваться с самыми разными людьми. Мой начальник, когда я пришел работать в розыск, прочитал мне целую лекцию о специфических особенностях, говоре и акцентах самых разных людей.

- И вы можете отличить по выговору любого человека? - с недоверием спросила Марина.

- Конечно, нет. Но вот ленинградцев и москвичей...

- Ну, на этот раз вы не угадали, я ленинградка. Что же вы чай не пьете?..

Сергей взял стакан, отхлебнул, искоса глядя на Марину. Чуть вздернутый нос, большие светлые глаза, вот какие только, он так и не разобрал, коротко стриженные каштановые волосы. Гимнастерка плотно облегала ее высокую грудь. Военная форма не портила, а, наоборот, подчеркивала стройность ее фигуры.

- Как чай?

- Прекрасный.

Он говорил это вполне искренне. Никогда в жизни он не пил такого вкусного чая. Никогда еще ему не было так хорошо, как сейчас. Только вот начать разговор он никак не мог. Хотел, а не мог.

- Я слышала, вы до войны учились в университете? - Марина взяла стакан с чаем, села напротив.

Сергей поднял глаза и вдруг увидел, что она пристально рассматривает его. От смущения он сделал слишком большой глоток и закашлялся, обжигаясь.

- На юрфаке, - сказал он каким-то хриплым, чужим голосом.

- Я тоже училась.

- В медицинском?

- Нет, в Ленинградском университете, на филологическом.

- Правда? - Сергей поставил стакан с чаем, он почему-то очень обрадовался тому, что Марина студентка-филолог. Она как-то сразу стала для него понятнее. Точно такой же, как девочки с его курса и других факультетов МГУ.

- Это же очень здорово.

Марина засмеялась и опять внимательно поглядела на Белова.

- Я хотела изучать русскую литературу двадцатого века, даже автореферат писала о "Хождении по мукам" Алексея Толстого. В Ленинграде жили почти все писатели, именами которых мы гордимся. Моя мама работала в литературном архиве, а папа на радио...

- Они живы?

- Нет. Отец погиб в сорок первом под Лугой. Мама умерла за три дня до прорыва блокады. У нее было много друзей... Почти все ленинградские писатели. Они очень любили маму. Она дружила с Анной Андреевной Ахматовой. Вы любите ее стихи?

Сергей задумался на минуту.

Годовщину последнюю празднуй

Ты пойми, что сегодня точь-в-точь

Нашей первой зимы той алмазной

Повторяется снежная ночь

Пар валит из-под царских конюшен,

Погружается Мойка во тьму.

Свет луны, как нарочно, притушен.

И куда мы идем - не пойму...

Он читал стихи вполголоса. И вдруг сам увидел заснеженный Ленинград, и Мойку, и конюшни эти царские...

- Как здорово, Сережа! Вы любите поэзию?

- Очень.

- Странно. Война, санитарный поезд, старший лейтенант милиции и стихи Анны Андреевны... Странно... Сон какой-то. Помните, у Алексея Толстого? Москва. Осень. Желтые листья. Катя и Даша сидят на бульваре...

- Идет Бессонов, - перебил ее Сережа, - он в форме санитара, и Даша вспоминает его стихи.

О моя любовь незавершенная,

В сердце холодеющая нежность...

Эти?

- Да, вы и их знаете?

- Я вообще люблю Ахматову.

- Вот и ошиблись. Это не Ахматова, - печально улыбнулась Марина. Давным-давно, еще в той жизни, я писала свой реферат и об этих стихах сказала, что поэт неизвестен. У нас спецкурс по Пушкину читал профессор Шамбинаго. Он-то и принес мне это стихотворение полностью. Его написала Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая, жена Алексея Николаевича. Она вообще все стихи писала для его вещей. Помните, в "Декабристах" цыганка Стеша поет "Дороги все разъезжены, все выпито вино..." или "Когда поток с вершины гор, шумя, свергается в долины..."?

- Это все она? - удивился Сергей.

- Да, все она. Наталья Васильевна очень ранимый, талантливый человек, всю свою жизнь посвятившая мужу. О своем же творчестве она забыла. А жаль. Вот послушайте:

Сыплет звезды август холодеющий,

Небеса студены, ночи сини,

Лунный пламень тлеющий, негреющий

Проплывает облаком в пустыне.

О моя любовь незавершенная,

В сердце холодеющая нежность!

Для кого душа моя зажженная

Падает звездою в безнадежность?

Марина читала стихи, а он сидел, весь во власти сказочной силы поэзии. И ему было грустно, и грусть эта с каждой строфой становилась все острее и нестерпимее. Она поднималась в нем горячей волной, и Сергею казалось, что Марина не читает стихи, а поет их.

- Вот такие стихи. - Марина замолчала.

Они долго сидели молча, глядя в окно, за которым темнота постепенно стирала со снега дневной свет. Поезд мчался сквозь нее, и мимо окна пролетали, как звезды, алые искры.

- Нагнала я на вас тоску. - Марина попробовала улыбнуться, но улыбка, так и не родившись, пропала. - Я свет зажгу.

Они опять пили чай. Опять читали стихи. Рассказывали друг другу о себе. Теперь Сергей видел другой Ленинград: промерзшие дома, улицы, засыпанные снегом, ломтики хлеба пополам с отрубями. И большую квартиру на Невском он увидел, и человека со странной фамилией Егулин, выменивающего ценности на продукты. Что он мог рассказать? Почти ничего. Потому что о том, чем занимался Сергей, могут знать только люди, посвященные в их дела. Хвастаться той единственной в жизни неделей войны, за которую получил медаль "За отвагу", глупо. Марина человек военный, сама увидит. Но ему очень хотелось, чтобы она узнала обо всем этом сама. Узнала и увидела его совсем другими глазами.