Борис Яроцкий - Прогнозист Страница 19

Шеф занялся своими повседневными делами, в данном случае инцидентом на торгах. Перво-наперво он позвонил брату. Януарий Денисович был у премьера. И как только тот вернулся в свой кабинет, секретарь поставил его в известность: брат настойчиво просит встречи. - Напомнил ему, что все личное - вечером? - Да. Но дело у него вроде не личное, - ответил секретарь, полный, цыганского вида коротыш с густой неопрятной прической. Обликом и манерой держаться он напоминал главу президентской администрации.

Секретарь обладал редким даром: он угадывал тайные мысли окружения Януария Денисовича, не говоря уже о самом олигархе. Он чувствовал, что олигарх вот уже который год охотится за креслом премьера. А станет премьером, следующий прыжок - в президенты. Камнем преткновения, конечно, будет его нерусская кровь. Но когда Россией по-настоящему правили русские? А тот, кто правил, умным и мудрым часто бывал с подсказки.

Януарию Денисовичу подсказывал секретарь. Он его слушался, как слушается гадалку засидевшаяся в невестах молодуха. И коль сказал секретарь: дело у брата вроде не личное, позвонил:

- Что там?

- Нашего задержали.

- Где?

- На торгах.

- Подъезжай.

В Белом доме, отреставрированном после расстрела танковыми пушками, уже кончался рабочий день. Но суеты не наблюдалось, чиновный люд ещё не покидал своих кабинетов. В просторных коридорах, где как стекло блестел паркет и ласкали глаз пестрые убегающие вдаль дорожки, ощущалась торжественная тишина. Как в соборе перед богослужением.

Служили, конечно, в кабинетах: там творилась государственная политика, согласованная с президентом.

Ананий Денисович шагал по коридору, как по мшистой солнечной поляне, он чувствовал приятную упругость ковровой дорожки. Он завидовал брату: за четыре года взлетел, считай, с ниоткуда к вершине власти и в полете обрастал миллионами и миллиардами сначала рублей, а затем и долларов. Спасибо ему: не чурается родственников. Хотя... прежде всего, спасибо родителю майору Пузыреву-Суркису, пропагандисту полка. Это его кровь сроднила их, связала в единый узел, в котором деньги делают власть, а власть - это деньги.

И сейчас Анания Денисовича вел к брату денежный интерес: упустить Поморский комбинат, значит, упустить миллионы долларов. Об этом он хотел напомнить брату, но брат об этом знал и без напоминаний. Он только уточнил, когда усадил брата на диван - подальше от "жучков":

- Этот русский, как его?

- Фидель Михайлович Рубан.

- Фидель, значит... Он не поступит с нами, как тот Фидель с Батистой?

- Он уже наш... Я за него ручаюсь.

- Твердо?

- Конечно. Ему выправляют мозги товарищ полковник и Антонина Леонидовна.

Услышав, кто "выправляет", Януарий Дениосвич заметил:

- Товарищ полковник служит за деньги. Тюлев больше заплатит переметнется к Тюлеву. А Тоня - это серьезно. Она работает за идею. Мечтает с нашей помощью ударить под дых Турцию, и пока турки очухаются, Курдистан добьется независимости. А помочь может только Россия. Разумеется, при нашем правлении. Но нам нужны русские, на которых мы можем положиться... Скажи прямо: на Рубана - можем? - Прежде всего, за него поручился профессор Герчик...

Януарий Денисович взглянул на брата, как иная мать смотрит на дочь, которая клянется, что она до свадьбы никому не отдастся. - Аркадий Семенович психиатр толковый , - сказал старший брат И я сожалею, что профессор отказался врачевать президента. Он ко мне напрашивался в личные лекари, но что-то меня удержало. Ведь мне пока ещё такой лекарь не нужен. Я его рекомендовал тебе. Чего греха таить, у тебя случаются заскоки... Излечит ли он тебя? - Я ему хорошо плачу.

Януарий Денисович тихо засмеялся, как умеет смеяться над простаками, до которых не сразу доходят очевидные истины. - Не ты платишь, а я - из президентского фонда. Ты только доплачиваешь. - Об этом он ни звука. Врачу не обязательно ставить пациента в известность, как о нем заботится родня. - Но пациент не такой уж бедный... - Ладно... Дело житейское. Прими это к сведению и не вздумай уточнять у психиатра, откуда у него жирные гонорары. - Я спрашивал. Говорит: за лекции. - Ах, Аня, Аня. Простота гарнизонная! Прислушайся к политикам.

У них любой навар - плата за лекции. А чернь уважает лекторов: говорят складно, значит, умные. Почему же умным не платить по-умному? Много ты платишь своему Фиделю? - Мало. - Смотри, осерчает. - Сначала узнай, куда его запрятали? - А чем мы с тобой занимаемся? - Болтаем. - Ничуть. Наша служба уже работает. Как только ты мне звоночек, я своих шерлоков холмсов сразу же по следу. - И что они? - Установили, что твоего Фиделя выкрали, но обставили так, будто это дело рук не архангельской, а московской милиции. Он жив? - Крадут не для того , чтоб убивать.

Януарий Денисович был, конечно, прав. От Фиделя Михайловича потребуют показать купюры: те или не те? Если те, из поезда "Северная Двина", то, значит, Тюлева обокрал господин Лозинский. А Тюлев уж найдет умельцев - они достанут брата известного олигарха. На могиле брата сам олигарх произнесет речь, как произносил в Питере над убитым другом, пообещав найти киллеров и их заказчиков. Киллеров, конечно, нашли, но уже мертвых, а мертвые своих заказчиков не называют. Тут срабатывает простое правило: возможность получить хорошие бабки делает киллера глухим к опасности. Даже если убийство не состоится - все равно киллеру не жить.

Но Тюлев это Тюлев: у него целое подразделение своих снайперов. Почти все они внедрены в силовые структуры, там проходят практику, будь то МВД или ФСБ, некоторые уже капитаны и майоры: эти, при надобности, посылают своих подчиненных, и те, обычно идя на смерть, даже не догадываются, что выполняют волю не государства, а вора в законе, предпринимателя и держателя многомиллионного общака. - Антонина получила мою наличку? - спрашивал Януарий Денисович. - Да, - отвечал брат, - Перед открытием банка. - Пусть выходит на Тюлева. Предъявляет ему мои купюры. - Рискованно, - предостерег Ананий Денисович. - Ты рискуешь своими деньгами, я - Антониной.

Януарий Денисович ответил не сразу. Объяснил, почему стоит рисковать: - Тогда убьют русского. О происхождении денег он ничего не знает. Его, естественно, будут пытать. А преданного русского, к тому же наделенного талантом аналитика, терять нельзя. В России наш русский стоит десяти иностранцев, пусть даже все они будут Соросами.

Брат был прав. Но нельзя было терять и Антонину Леонидовну, эту по-своему талантливую иностранку... Обнадеживало: её змеиный ум и звериная выдержка и в этот раз сослужат ей добрую службу.

В её руках была судьба Фиделя Михайловича.

Из кабинета брата Ананий Денисович передал товарищу полковнику, что в далеком Архангельске должна сделать Антонина Леонидовна.

17

Последнее, что увидел Фидель Михайлович, будучи в здании, где проходил аукцион, как разоружали его телохранителей.

"Не дал ребятам проявить себя...", - подумал и тут же кто-то ему набросил на голову мешок.

Плотно прижимая слева и справа, его вели по узкому коридору, видимо, не запасный выход. Вывели в двор-колодец и сразу же втолкнули в холодный фургон.

По работающему двигателю определил: ЗИЛ-150. Фургон приспособлен для перевозки продуктов: здесь пахло прихваченным морозом капустным листом и мерзлым оттаявшим луком. Усадили на зыбкий деревянный ящик - по всей вероятности, на тару для перевозки лука. Рядом на такие же ящики - слева и справа - сели похитители.

Машина медленно вырулила со двора. Сквозь стенки фургона послышался гул городского транспорта: выехали на улицу с двухсторонним движением. ЗИЛ набрал скорость. По звукам было слышно - рядом высокие каменные дома. Потом въехали в улочку с одноэтажными домиками. Стало тряско - грузовик шел по обледенелым ухабам. Не скоро, примерно через полчаса, в кузов ворвались новые звуки: выехали за город, на лесную дорогу.

"Никак в Исакогорку?" Там, на левом берегу Северной Двины, ближайший к областному центру лесной массив.

Фидель Михайлович весь превратился в слух. То, что его схватила не милиция и не ФСБ, он понял уже в зале, когда не него надевали наручники и когда заталкивали в этот старый ЗИЛ, не приспособленный для перевозки людей. И конечно же, заставил понять запах от охранника слева: от него несло поганой водкой, прозванной в этих краях "архангельским сучком".

Охранники хранили гробовое молчание. Молчал и Фидель Михайлович. Его уже холод пробирал до костей: на плечах только пиджак, да под пиджаком шерстяная безрукавка. Не потрудились мерзавцы из раздевалки взять его куртку и шапку.

Фидель Михайлович не выдержал молчания, заговорил первым: - Ребята, я совсем окоченел. Снимите наручники. Не убегу. - Потерпи, борода. Скоро будет жарко, - хрипло отозвался нахлебавшийся "архангельского сучка".

От наручников не освободили, но с головы сняли мешок. В сумраке фургона Фидель Михайлович увидел: его сопровождали трое да, видимо, двое или трое в кабине. Эти, в кузове, рослые, на лицах черные шерстяные маски, глаза пьяненько блестят.