Пархомов - Без названия Страница 19

Поняв то, он забросил в чулан комплекты Всемирного следопыта" и журнала "Вокруг света", которыми раньше так дорожил. Стыдно мечтать о подвигах на мягкой тахте. Подвиги совершались там, где вьюги, шквалистые ветры и свинцовые ливни, а не в тихой комнате.

Уже в первый день пребывания на подводной лодке Нечаев успел вдоль и поперек исколесить свое прошлое и решил к енму больше не возвращаться. К чему? Сейчас реальностью был только душный отсек, часы над головой, которые видны отовсюду, койки, Гришка Троян... Теперь они были его жизнью.

Но Гасовского и Кости Арабаджи ему, говоря по правде, не хватало. Не потому ли, что все самое главное в его жизни было связано с ними? Говорят же, что надо съесть пуд соли, чтобы узнать человека. А они достаточно нахлебались вместе соленой водицы. И в море, и в одесских лиманах. Как же можно об этом забыть?..

Лампочки горели не в полную силу, а как бы вполнакала, но их свет равномерно распределялся по всему отсеку и поэтому казался ярким и белым. Он словно бы давил на веки, заливал глаза, как это бывает, когда лежишь под солнцем на берегу моря. В таком ярком свете не было надобности, но в соседних отсеках, где люди несли боевую вахту, он был необходим. Нечаев не знал, что происходит в других отсеках, не имел понятия, где находится лодка, но это его не тревожило. Было ясно, что лодка идет по заданному курсу, туда, где лежит чужой берег, на котором, если обстоятельства вынудят к этому, они должны будут отыскать какогото старика и спросить у него: "Де твоето момиче?", словно он и не старик вовсе, а юноша, у которого непременно должна быть девушка. "Момиче" - по-болгарски "девушка". Это объяснил Нечаеву Гришка Троян.

Но оттого, что весь экипаж лодки был занят своим делом, а он, Нечаев, мог спокойно дрыхнуть на койке, ему было не по себе. Он не привык чувствовать себя лишним, быть пассажиром. Он всегда принимал близко к сердцу то, что происходило вокруг, и был в гуще событий. По крайней мере, до сих пор.

Между тем уже шли третьи сутки похода.

Обо всем было уже передумано и переговорено. Нечаев был рад, что Сеня-Сенечка оказался его напарником. С ним Нечаеву было просто и покойно. Сеня-Сенечка все делал основательно, добротно. В этом Нечаев убедился еще на даче Ковалевского. Стоило Шкляру взять в руки "шведа" (так любовно он называл гаечный ключ), как он словно бы становился другим человеком. Сам Николай Сергеевич величал его тогда по имени-отчеству.

- Слушай, а кем ты будешь после войны? - неожиданно спросил Гришка Троян.

- Не знаю, я об этом как-то еще не думал, - признался Нечаев.

После войны!.. Ему пришло в голову, что война огромна, как море, которое мощно дышало за бортом. Нет ей ни конца, ни края...

Лодка шла без перископа на большой глубине, и с непривычки было трудно дышать. Но эти часы глубокого погружения были одновременно и часами отдыха. На лодке царила тишина. Люди старались меньше говорить и не двигаться - надо было беречь кислород.

...Когда раздается сигнал погружения, все вахтенные, которые были наверху, мгновенно, скользнув на руках, скатываются вниз. Последним сходит с мостика командир. Он задраивает у себя над головой тяжелый люк, лодка погружается - вода доходит до мостика, потом заливает его - и над водой остается только черный внимательный глаз перископа. Но бывает, что стрелка глубинометра стремительно прыгает с цифры на цифру. 5-10-15-20 метров... Как сейчас. А иногда случается, что лодка ложится на грунт...

Тишина давила на уши. Нечаев почувствовал, как на верхней губе проступили капельки пота. Он мог смахнуть их, но его руки были тяжелыми, и он продолжал сидеть неподвижно, глядя перед собой. Не отдавая себе отчета в этом, он берег силы.

Так прошло еще много времени, быть может, несколько часов.

И вдруг Нечаев увидел вахтенного. Неужели принес еду?

Но на сей раз вахтенный явился без подноса.

- Командир вызывает, - сказал вахтенный, и его голос показался Нечаеву строгим, торжественным.

- Есть явиться к командиру, - ответил за всех Троян и поднялся. Пошли...

8

Командир лодки не отходил от перископа. Справа поднимался скалистый силуэт мыса Калиакра, того самого, у которого полтора века тому назад адмирал Ушаков разгромил турецкий флот, левее белел крутой берег города Балчик, а спустя некоторое время к югу от него открылся вид на древний Одесс - нынешнюю Варну.

- В шести кабельтовых скала, - сказал командир. - Запомните это место.

Черная скала была похожа на скошенный парус рыбачьей лодки. Она одиноко и гордо стояла в море. За ней, в некотором отдалении, круто поднимаясь вверх, совсем по-весеннему молодо зеленел незнакомый берег.

Троян, Сеня-Сенечка, Игорек и Нечаев по очереди прильнули к окулярам перископа. Скала была отличным ориентиром, который не спутаешь с другими. Даже ночью.

- Смотрите внимательнее.

За скалой в море выдавался песчаный мысок. Берег над ним был крут. По склонам почти к самой воде сползали виноградники. Пустынные места, безлюдье... Лишь левее, ближе к городу, под деревьями тут и там виднелись словно бы игрушечные домики. В их окнах плавилось солнце.

- Запомнили? - снова спросил командир лодки и, плечом отодвинув Нечаева, плавно, обеими руками повернул перископ. Его интересовала бухта.

Над нею висело низкое небо. Дымили танкеры, сторожевики, эсминцы. На варненском рейде было тесно - казалось, будто суда стоят борт к борту. Но между ними сновали быстрые катера.

- Копошатся, - сказал Троян, до которого снова дошла очередь глянуть в перископ. - Веселая там у них житуха.

Командир кивнул. Немцев до сих пор здесь никто не беспокоил. Приказав переключить двигатели на самый малый ход, командир уступил свое место помощнику. Лицо у него было усталое, серое, его запавшие глаза потемнели.

- Пошли в кают-компанию. Есть разговор.

Он пошел вперед, а они - за ним. Когда вошли в кают-компанию, командир обернулся к вахтенному и приказал:

- Никого не впускать!..

Потом, тяжело опустившись на стул, он снял пилотку и совсем по-детски потер кулаками глаза. Он молчал, прислушиваясь к неясным звукам, царапавшим обшивку. Но вот все стихло. Лодка мягко легла на грунт.

- Присаживайтесь, - сказал командир. - Разговор у нас длинный... Будем ждать вас до полуночи до двух. Надеюсь, успеете?

Вопрос был адресован всем, но ответил Троян. Ответил пожатием плеч. Дескать, там видно будет.

- А не успеете... Тогда придется торпеды затопить. Обязательно. До берега доберетесь вплавь. Пароль... - он замолчал, подняв усталые глаза на Трояна.

- Ясно, - кивнул Троян.

- Вторая лодка придет через четверо суток. В это же время. Думаю, что шлюпку вы раздобудете. Старик поможет. А теперь - отдыхать. Да, чуть было не забыл... Вот деньги. По десять левов на брата. Больше, к сожалению, раздобыть в Одесском банке не удалось. Возьмите, могут пригодиться.

Он говорил отрывисто. Видимо, каждое слово причиняло ему боль. Что он еще мог им сказать? В ободрении они не нуждались. А в советах - и подавно. Нет рецептов на все случаи жизни. Эти ребята знали, на что они идут.

- Лучше бы они не пригодились, - сказал Троян, пряча деньги. Придется их зашить в трусы.

- Конечно, - командир кивнул.

- Знаем, валюту надо беречь, - сказал Игорек, который раньше плавал на теплоходе "Норильск" и не раз ходил в загранку. И всем почему-то стало весело. Валюту надо беречь. А жизнь?..

Было уже темно, когда лодка осторожно всплыла, и разведчики один за другим выбрались из рубки на ее мокрую скользкую палубу. Их лица плотно облегали резиновые маски. Кислорода в баллонах должно было хватить примерно на пять часов.

Первым делом они извлекли из металлических цилиндров обе торпеды и тщательно, даже придирчиво осмотрели их. Торпеды были в порядке.

Оседлав своего "дельфина", Нечаев сунул ноги в стремена и откинулся к спинке, ожидая, чтобы уселся Сеня-Сенечка. Подумал, что со стороны они похожи на мотоциклистов-циркачей, готовящихся к гонке по вертикальной стене. На афишах такой номер обязательно называют "смертельным". А теперь не было ни зрителей, ни шпрехшталмейстера в безукоризненно сшитом фраке, который выходит на арену и объявляет зычным голосом: "Мир-ро-вой ат-трак-цион!.. Пер-рвые в мир-ре..." Но тут Сеня-Сенечка слегка похлопал Нечаева по плечу, и тот положил руку на рычаг. Сигнал означал: "Давай!.."

Море было почти спокойно, только ветер сдувал с него легкую пену. Но небо обложили низкие тучи.

Обе торпеды отошли от лодки почти одновременно и легли на курс. Их словно бы притягивали к себе далекие огни Варненского порта.

Шли параллельно берегу.

Уже давно Нечаев не видел столько огней. Они сверкали, переливались. Даже небо над городом и бухтой было вызолочено жаром. Живущие под ним люди, казалось, не имели понятия о войне. Но тогда почему у входа в порт снуют катера? И зачем они то и дело сбрасывают глубинные бомбы?

Война была и здесь, под этим золотистым небом. Она напоминала о себе снова и снова. Нечаев вел торпеду на малой скорости, почти до самой поверхности моря. Вода достигала ему только до пояса.