По дороге в синий лес - Анна Васильевна Дубчак Страница 19

– Что случилось, то случилось, – сказала мама, выслушав ее. – Скажу, что ты была дома.

– Ма, там камера на доме. Наверняка я засветилась. Не получится. Что делать? Бежать?

– Если сбежишь, еще хуже будет. Скажешь, что просто зашла к ней, позвонила. Дверь никто не открыл, и ты ушла. Все!

– Но они же сопоставят время. Да и в квартире полно моих следов. И в прихожей на полу. Ма, меня посадят? Но я не хочу в тюрьму!

– Советую тебе продолжать жить так, как если бы ничего не случилось. Лучше всего вернуться на работу. Веди себя спокойно, как если бы ничего не произошло, что сделано, то сделано.

– Но там же она, Ольга! Думаешь, полицейские не расскажут ей, кто был в ее квартире? Как я ей в глаза-то посмотрю?

– Так и посмотришь. Или другой вариант – расскажи всю правду.

– Но кто мне поверит?

– А ты уверена, что там есть камеры? Ведь если не это видео, то тебя никто и не видел?

– Видели. Я бежала по лестнице, а на втором этаже была открыта дверь, там была роженица, за ней приехала бригада «Скорой помощи». Я бы пробежала мимо, но кто-то из этой компании окликнул меня, спросил, не родственница ли я этой женщины. Я еще удивилась, они попросили меня войти, сказали, что женщина теряет сознание… Короче, там была какая-то непонятная суматоха, вероятно, они ждали ее родственницу, которая должна была сопроводить ее в больницу. Потом ее положили на носилки, а я убежала. Эта история вообще какая-то фантастическая! Как будто бы нарочно кто-то меня окликнул, чтобы задержать. Не знаю, я была не в себе… Меня всю колотило.

– Послушай, даже если предположить, что тебя обвинят в убийстве этого человека, то где доказательства? На пистолете этом нет отпечатков твоих пальцев. Так?

– Так.

– Подумаешь, вышла из подъезда, где было совершено убийство. Это не преступление. Говорю тебе, живи так, как жила. Если заявятся сюда, я подтвержу твои слова о том, что с тобой произошло. Расскажу, как ты переживаешь, как хотела сама пойти и все рассказать, да я отговорила. Потому что мы боимся полиции. А если увидишь Ольгу, подтвердишь все то, о чем я тебе сейчас сказала.

– Но она же спросит, зачем я вообще туда пошла?

– Скажешь правду.

Она была невозмутима. Разговаривая, сидела с иголкой в руке, шила и давала советы, которые стопроцентно должны были привести ее на скамью подсудимых. А если мать давно уже сошла с ума? Разве так должна она была отреагировать, узнав, что ее дочь могут с минуты на минуту арестовать? Она должна была дать денег и сказать: беги, Стася! Так повела бы себя сама Стася, если бы ее дочь попала в такую ситуацию.

Что-то болезненное, и это только сейчас до нее стало доходить, было во всем облике матери. И ее каменное спокойствие, пожалуй, тоже было проявлением душевной болезни. И гладкая розовая кожа на лице, которая не старилась, а, казалось, становится все моложе, прозрачнее и нежнее, тоже от нездоровья. Словно жизнь остановилась в ней, замерла или вообще мозг подал сигнал обратного хода, и мать медленно возвращается в детство, в ту щенячью беззаботность, свойственную только детям.

Или же, наоборот, мать стала мудрее и точно знает, как ей себя вести. Инстинктивно. Или интуитивно. Так что же делать?

Кроссовки Стася выбросила в мусорный бак на какой-то стройке, куда специально для этого и заехала после того, как покинула дом, где оставила на полу мертвого Николая. Свитер и жилет, все яркое как у попугая, стянула с себя и выбросила в контейнер где-то в районе промзоны за Павелецким вокзалом.

– Может, чайку? Я булочки с маком купила, – вдруг сказала мать с каким-то просветленным лицом, как если бы она только что придумала гениальный выход из создавшегося положения.

– Мам, ты что, сбрендила? Или ты хочешь от меня избавиться? – Слезы уже душили Стасю. А в воздухе, как ей показалось, запахло серой, словно нечистая сила поселилась в той, что теперь сидела с иголкой в руке, тупо уставившись в стену.

Или все-таки она права, и нужно вести себя так, как если бы она на самом деле просто позвонила в дверь и, не получив ответа, ушла? Ведь если она сбежит, а ее точно поймают, то спросят, и чего это ты, Стася, рванула куда-то там, в тьмутаракань? И что она им ответит, этим казенным людям, привыкшим наблюдать за чужим горем и уже успевшим очерстветь душой? Что решила прогуляться как раз тогда, когда ее будут искать?

Некоторые девушки приносят домой в подоле ребенка, которого нагуляли, а она, выходит, принесла беду. Быть может, поэтому, чтобы не перечить матери, она, приведя себя в порядок после пережитого и дрожа всем телом в ожидании звонка в дверь, надела чистые джинсы, старый серый свитер и отправилась на работу, напрочь забыв, что у нее выходной. Созвонилась с управляющей компании, распределяющей уборщиц, узнала адрес и поехала в офис строительной компании, чтобы присоединиться к коллегам. Работала как во сне, плохо соображая и двигаясь как сомнамбула. С каким-то остервенением мыла стены в туалетных комнатах, драила унитазы, вдыхая в себя ядовитые запахи, и представляла, что же сейчас происходит в квартире Ольги Корнетовой. В той самой квартире, куда так нахально проникла Стася… Но получилось, что она нахально и дерзко проникла не только в ее квартиру, но и в ее жизнь! И теперь Николай мертв. Если бы она тогда… Эх, да что теперь говорить? Правильно говорит мама, что сделано, то сделано.

– Покурим? – позвали ее в специально отведенное для этой цели место. Это была прозрачная, заполненная дымом, прокуренная и вонючая комната, где сейчас, днем, можно было увидеть красивых и шикарно одетых мужиков и роскошных холеных девушек из офиса. Одна из них, блондинка в красном костюме, заметив их, двух девушек в форменной одежде клининговой компании, курящих в уголке, возмутилась и попросила их покинуть курительную комнату.

– Мы что… не люди? Дерьмо после вас чистим, а покурить здесь западло? – попыталась возмутиться девчонка, но Стася взяла ее за руку и вывела из комнаты. – Пойдем. Нам неприятности не нужны.

Ее телефон молчал. Он истерично взвизгнул после обеда. На экране высветился незнакомый номер. Ну вот и все. Если это не реклама банковских или юридических услуг, значит, полиция. Какой-нибудь