Оса Ларссон - Кровавая жертва Молоху Страница 2

– Нет. Пойдем по следу, там видно будет. Если зверь двинется в ту сторону и выйдет на болота, будьте готовы зайти с другой стороны и устроить засаду. Посмотрим, куда его понесет.

– Его, должно быть, легко будет выследить, раз у него кровоточащая рана, – роняет один из мужчин.

Даже не удостоив его взглядом, Патрик Мякитало отвечает:

– Ну, через некоторое время кровотечение у них обычно прекращается. А затем они могут забраться в самую глушь, сделать крюк и напасть на своего преследователя. Так что, если мне не повезет, он сам на меня найдет.

– Тьфу, черт, – говорит председатель и бросает на того, кто отпустил комментарий, недовольный взгляд.

Патрик Мякитало спускает своих собак. Они мелькают, как два коричневых штриха, и тут же скрываются из глаз. Вслед за ними с навигатором в руках идет он сам.

Теперь остается одно – двигаться вперед. Патрик смотрит на небо в надежде, что не пойдет настоящий снег.

Пробираясь по лесу, он думает об охотниках, которых только что видел. Они из тех, кто сидит в засаде, греется водочкой и в конце концов засыпает. Им никогда не выдержать ходьбы по лесу в его темпе. А сама охота им тем более не по зубам.

Он переходит посыпанную гравием дорогу. На другой стороне виднеется песчаный склон. Медведь тяжелыми шагами взобрался по нему, широко расставляя ноги. Патрик кладет ладонь на отчетливый медвежий след.

Народ в Лайнио уже в панике. Они знают, что медведь иногда подходил к жилищу. Видели медвежьи экскременты у перевернутых мусорных баков – дымящиеся на утреннем морозце, красные, как каша с черничным и брусничным вареньем. Только и разговоров, что о медведе. Старожилы вспоминают былые истории.

Патрик разглядывает следы когтей на земле в том месте, где медведь упирался в нее, чтобы подняться по крутому склону. Похоже, у него на каждом пальце по острому ножу. В деревне измеряли его следы. Клали рядом спичечные коробки для масштаба и снимали мобильниками.

Женщинам и детям велено не выходить из дома. Никто не решается пойти в лес за ягодами. Родители встречают детей на машине у остановки школьного автобуса.

«Похоже, крупный экземпляр, – решил Патрик. – Старый мясоед. Поэтому он и слопал пса».

Теперь он входит в высокий сосновый бор. Здесь местность плоская, идти легко. Деревья стоят нечасто, словно колонны – прямые стволы, никаких веток, лишь кроны, шумящие в вышине. Мох, который летом обычно шуршит под ногами, сейчас мокрый и мягкий.

«Отлично, – думает он. – Шагов не слышно».

Он пересекает заброшенный сенокос. Посредине торчит развалившийся старый сарай. Вокруг него валяются сгнившие остатки крыши. Мороз ударил недавно, земля еще не успела промерзнуть. При каждом шаге Патрик глубоко проваливается в торф, спина вспотела, он начинает чувствовать, что устает. Воздух пахнет навозом и ржавой водой.

Вскоре следы сворачивают, направляясь в заросли в сторону Вайккойоки.

Несколько ворон где-то рядом каркают в сером утреннем воздухе. Лес становится все гуще, будто деревья устали бороться за жизненное пространство. Тонкие сосны, серые ветки елей. Чахлые молодые березки, с которых еще не облетела вся листва, – желтые пятна на фоне болотно-зеленого и серого. Видимость – не более пяти метров, а скорее и того меньше.

Теперь охотник движется вдоль ручья. Временами ему приходится раздвигать ветки руками. Он видит лишь на несколько метров впереди себя. Наконец он слышит лай своих собак – три звука, отрывистых и злых, а потом опять наступает тишина.

Патрик понимает, что это значит. Они подняли зверя. Выгнали его из-под коряги. Когда они ощущают острый запах медвежьего лежбища, то обычно начинают отрывисто лаять.

Через двадцать минут до него снова доносится лай собак. На этот раз в этих звуках остервенелость и радость скорой расправы – догнали зверя. Патрик бросает взгляд на навигатор. До них полтора километра. Гончий лай. Они начали преследование. Надо идти вперед. Пока спешить незачем. В душе он надеется, что молодая сучка не подойдет слишком близко. Она слишком импульсивна. Вторая работает спокойнее. Может лаять, стоя на безопасном расстоянии. Ближе чем на три метра она обычно не подходит. Сейчас они должны держаться от добычи в четырех-пяти метрах. Подстреленный медведь нетерпелив.

Через полчаса Патрик понимает, что собаки и преследуемый ими зверь остановились.

Конечно же, в самой чаще. Одни ветки, и никакой видимости. Он продолжает идти, до цели не больше двухсот метров.

Ветер сбоку. Это ничего. Медведь не должен его учуять. Охотник снимает ружье с предохранителя. Идет вперед. Сердце колотится.

«Ничего, – думает Патрик. – Немного адреналина не помешает».

Осталось пятьдесят метров. Он щурится, вглядываясь в заросли, откуда доносится лай. На собаках жилеты, с одной стороны, неоново-зеленые, с другой – неоново-оранжевые: так их легко заметить в самой гуще леса, а когда дойдет до дела, он с легкостью поймет, куда смотрит собака.

В этот момент среди деревьев мелькает что-то оранжевое. Какая из его любимиц? Сейчас не разобрать. Обычно загнанный зверь должен находиться между собаками. Патрик вглядывается, щурится, как можно тише отходит в сторону, готовясь в любую минуту выстрелить, перезарядить, выстрелить снова.

Ветер меняет направление. Тут Патрик замечает вторую собаку. Они стоят метрах в десяти друг от друга. Где-то там, посредине, должен быть медведь, хотя охотник его пока не видит. Нужно подойти ближе. Однако теперь ветер дует ему в спину. Плоховато дело. Человек поднимает ружье.

С расстояния в десять метров он видит медведя. Стрелять невозможно. Между ними слишком много деревьев и зарослей. Внезапно зверь поднимается на лапы, учуяв запах человека, и кидается вперед. Все происходит мгновенно. Патрик не успевает и глазом моргнуть, как расстояние между ними сокращается наполовину. Только ветки трещат под лапами у разъяренного зверя.

Патрик стреляет. Первый выстрел заставляет медведя чуть отклониться в сторону. Но он продолжает бежать. Второй выстрел – прямо в цель. В трех метрах от охотника медведь падает замертво.

Собаки немедленно кидаются на зверя. Треплют его за уши. Кусают шкуру. Патрик не мешает им. Это их награда.

Сердце стучит, как открытая дверь в штормовую погоду. Патрик переводит дух, произнося слова одобрения собакам: «Отлично», «Ты моя девочка», «Моя дорогая помощница».

Он вынимает из кармана телефон. Звонит охотникам.

До беды было рукой подать. Он думает о сыне, о своей девушке, но тут же поспешно отгоняет эти мысли. Смотрит на медведя. Большой. Очень крупный. Почти совсем черный.

Охотники оказываются на месте достаточно быстро. На их лицах смешанное выражение уважения и признательности. Они связывают тушу медведя ремнями, кладут их себе на плечи, пропуская под мышками, чтобы протащить зверя через лес к поляне, куда может пробраться вездеход. Они тянут с напрягом, как волы. Большой и тяжелый зверь.

Приезжает инспектор Губернского совета. Он осматривает место, где был убит медведь, чтобы убедиться, что никто не нарушил запрет на охоту. Затем он берет все необходимые образцы на анализ, пока мужики тихонько переводят дух. Он отрезает пучок шерсти, кусок шкуры, яички, ножом выковыривает зуб для определения возраста.

Затем этим же ножом он разрезает медведю живот.

– Посмотрим, что наш мишка кушал?

Патрик Мякитало привязал своих собак к дереву. Они то и дело поскуливают и тянут веревки. Это их добыча.

От содержимого желудка поднимается пар. Запах невыносимый.

Некоторые из мужчин невольно делают шаг назад. Они знают, что там. Останки собаки Самуэля Юханссона. Об этом известно и инспектору.

– Так-так, – говорит он. – Ягоды и мясо. Шкура и кожа.

Он ковыряет в полупереваренной массе палочкой. Уголки его рта неожиданно опускаются в удивленной гримасе.

– Но ведь это, черт побери, не…

Он умолкает. Вынимает несколько кусков кости правой рукой, на которую надета силиконовая перчатка.

– Проклятье, что же он такое сожрал? – бормочет он, ковыряя палочкой.

Мужчины подходят ближе. Чешут затылки так, что кепки съезжают на лоб. Кто-то вынимает очки.

Инспектор рывком выпрямляется. Поспешно пятится. Двумя пальцами он держит кусок кости.

– Знаете, что это такое? – спрашивает он.

Лицо у него посерело. От его взгляда у остальных мурашки бегут по коже. Лес замер. Ни ветерка. Ни птичьего крика. Словно вся природа молчит, храня тайну.

– Бьюсь об заклад – это не собачьи кости.

23 октября, воскресенье

Осенняя река по-прежнему говорила с ней о смерти. Но уже по-другому. Раньше река была черной. Она говорила: «Ты можешь все прервать. Ты можешь выбежать на тонкий лед – так далеко, как успеешь, пока он не проломится под тобой». Теперь река говорила ей: «Ты, моя девочка, всего лишь краткий миг». Это звучало как утешение.

Районный прокурор Ребекка Мартинссон мирно спала в самые глухие часы ночи. Она больше не просыпалась от тоски, давившей и рвавшей ее изнутри. Никаких наплывов потливости, никакого учащенного сердцебиения.