Ирина Глебова - Таинственное исчезновение Страница 2

Женщина уже поборола свое волнение. Петрусенко видел, что ей и самой хочется говорить — о муже, о себе, обо всем, что их связывает.

История оказалась незамысловатой, но трогательной тем чувством, которое испытывала девушка, а после — юная жена.

Детское восхищение и привязанность к взрослому соседскому мальчику незаметно превратились в девичью нежность и влюбленность. В пансионе, пропитанном атмосферой девчоночьих сердечных тайн, подружки писали письма своим юным кузенам, бросали в окна записочки гимназистам, а самые смелые тайком бегали на свидания к таинственным незнакомцам. Ксения держалась в стороне от той веселой и захватывающей возни, но это не вызывало у девочек неприязни. Они знали: Сташевская обручена, ее суженый — офицер уланов. Она и сама в это верила: ведь недаром отцы ее и Василия, полушутя-полусерьезно, собирались поженить детей.

Василий вышел в отставку рано, о причинах она не знала да и не допытывалась. Наоборот, была рада, что он вновь постоянно рядом. А он и вправду вел себя так, словно век собирался жить в имении, никуда не уезжая. Встречались они просто, как давние друзья. Но Ксения не могла не увидеть, что Василий приятно удивлен: восемнадцатилетняя девушка мало походила на того неловкого подростка, каким он видал ее последний раз — четыре года тому назад.

Они вновь стали видеться, правда не слишком часто. Девушка по своему желанию поступила учиться на курсы сестер милосердия в губернском городе, а Захарьев-младший с головой ушел в хозяйственные заботы. Отец его, Артемий Петрович, часто болел, и сын все больше забирал дела в свои руки. Приходилось и уезжать надолго.

Встречи молодых людей были приятны им обоим. Ксения видела это, сердце ее томилось радостным предчувствием, но время шло, все оставалось по-прежнему. А случалось, Василий становился неприветливым и даже резковатым с нею. Да, это было.

Прошло три года. За это время один славный человек, молодой учитель, брат ее городской подруги, просил ее руки. Он был ей очень приятен, но Ксения отказала. Она любила и ждала. Однажды утром от Захарьевых прискакал слуга: ночью старый хозяин скончался. На похоронах Василий стал рядом с Ксенией и взял ее за руку. А вскоре сделал предложение.

Через полгода Ксения оказалась полной хозяйкой 3ахарьевки: матери Василий лишился уже лет десять назад. Стояла поздняя осень, урожай и подати были собраны, и Василий сказал: «Что делать в деревне зимой?» Они уехали. В губернском городе у Захарьевых имелся прекрасный дом, подготовленный слугами к их приезду. Но там они пробыли всего два дня, Василий торопился дальше — в Киев, Москву, потом, весною — в Крым, а после в Варшаву, Берлин… И лишь второю весною, совсем недавно, они вернулись в родовое имение, по которому Василий скучал, она это чувствовала.

— Так что же удерживало его в дальних краях? — спросил Петрусенко. — Ваше желание?

— Нет, наоборот, видя его настроение, я звала вернуться. Но он сразу принимал веселый вид, шутил, что стать уездными домоседами мы еще успеем, и вез меня дальше.

И недели не прошло после возвращения Захарьевых в имение, как Ксения ощутила перемену в муже. Энергичный, остроумный, душа компании, нежный и внимательный к ней — таким она знала его больше года. В Захарьевке Василий сделался меланхоличным, а иногда просто угрюмым. И впервые довел ее до слез пренебрежительным, раздраженным тоном. Правда, это было один раз, и раскаяние его казалось таким искренним, что она, конечно же, простила. И следователю не стала бы говорить — да только просил он не упускать подробностей. Он, заинтересовавшись этим моментом, спросил;

— Как вы думаете, что вызвало в Василии Артемьевиче такие перемены? Может, у вас был на эту тему разговор? Вы спрашивали его?

Да, Ксения пыталась помочь мужу, пыталась понять, что с ним происходит. Но он мрачновато отшучивался, а, замечая испуг в ее глазах, брал себя в руки, становясь ненадолго прежним — веселым и ласковым. Он сразу по возвращении рьяно занялся хозяйством. И молодая жена поняла, что таким образом он пытается лишить себя свободного времени — лихорадочно ищет себе занятие.

— Боже мой! — Ксения обхватила руками свои худенькие плечи, словно мерзла, — Я нынче почти уверена, что его настроение связано с его исчезновением!..

До конца дня Викентий Павлович ходил по имению. Барский дом был красив и ухожен. Еще утром, подъезжая по широкой, уложенной желтой плиткой дорожке к высокому крыльцу с колоннами и дубовой резной дверью, Петрусенко подумал, что тут живут люди если не богатые, то очень обеспеченные. Широкие гостиные с удобными креслами и маленькими столиками, каминами и картинами на стенах говорили о том же. Мебель кабинетов — Захарьева-младшего и покойного Артемия Петровича, была отменной, в шкафах книги на родном, а также на немецком и французском языках. Следователь посидел в кабинете нынешнего хозяина, просмотрел стопку деловых бумаг, полистал подшивку газет. Он еще не знал, что хочет найти, да и не искал — осматривался. Говорил с людьми. Три разговора показались ему интересными.

Дворецкий, давний слуга Артемия Петровича, находился неотлучно при старом хозяине в последние дни его жизни. Захарьев-старший уже не вставал, знал, что часы его сочтены, и позвал сына. Это случилось вечером, а, прожив еще ночь, под утро он умер. Но тогда, в темной комнате, при тусклых свечах он долго говорил с сыном. Дворецкий несколько раз за время этой беседы тихо заходил в комнату: приносил отвар из трав, давал хозяину выпить лекарство, подбрасывал дров в камин. Он слышал, что разговор шел о хозяйственных делах, о наследстве. Но последний раз, ненадолго войдя в комнату с питьем, он уловил надрывный полушепот больного: «Вася, я молю тебя, не повтори моей ошибки! Я виноват перед тобой — прости, но не повтори! Женись на Ксении, живи семьей… Обещай же мне…» Василий сидел на постели, прижимал руку отца к груди. Коротко оглянувшись, сказал хрипло: «Поставь, Макарыч…» Голос его дрожал…

Старая нянька Василия жила в аккуратном зимнем флигельке в глубине большого сада. Сени пряно пахли травами, которые пучками свисали вдоль стен. Уютная комната, перегороженная широкой печкою словно на две — столовую и спаленку. Кружевные вышивки, горшочки с цветами, коврики на полу… От старушки, живущей здесь в покое и довольствии благодеяниями своих хозяев, следователь услышал все больше о том, какие славные и добрые люди ее баре, да о детстве Васеньки. Казалось бы, ничего полезного нет в этих воспоминаниях. Но у Петрусенко уже появилось предчувствие, что — ох, не простое дело досталось ему, и корни, возможно, уходят далеко в прошлое. Он мог, конечно, ошибаться, но все же внимательно слушал рассказ о том, как поженились Артемий Петрович и Мария Степановна, как долго жили, не имея детей, как уезжал барин надолго по разным делам — богатство-то трудами дается, — а барыня тосковала, крестьянских ребятишек собирала, учила их грамоте, даже музыке. А потом родился сынок долгожданный. Он родился не здесь в Захарьевке, а в Вологодской губернии, откуда родом была барыня, и где жила ее мать. Вернулась, когда Васеньке исполнилось полгодика, нашли ему кормилицу, а ее, Степаниду, взяли в няньки. Она была из семьи дворовых людей 3ахарьевых, и хотя уже лет десять как крестьян отпустили на волю, продолжала служить при барском доме. Но когда сделалась нянькой барчука, жизнь ее изменилась — стала Степанида словно бы членом семьи. В своем мальчике души не чаяла, и Вася был к ней добрый, ласковый, как и его родители. Шалун, конечно, но так на то и дите! Вот только беда — разлучали их часто. Пока маленький — все больше на глазах, а как подрос — то учится в городе, то к бабушке в Вологду поедет. Степаниду с ним туда не отправляли, не нужна, видать, там была. Вестимо, родная бабушка за ним небось лучше няньки ходила. Судя по всему, очень любила внучка. И то: ведь родился у неё на руках.

Долго ещё рассказывала старушка, угощая Викентия молоком с мёдом, про маленького барина, ласковую хозяйку-покойницу, строгого, но доброго барина. Петрусенко терпеливо слушал всё, надеясь, что что-то из сказанного пригодится в нужный момент.

Навестил он также и конюшню. Могучего вида молодой ещё мужик с кудлатой бородой вывел к нему жеребца, на котором в тот роковой день уехал из дому хозяин. Воронок — чёрный, с белой полосой на морде и белыми «носочками» на передних ногах, был хорош. Похлопав коня по крупу, Петрусенко спросил, не был ли Воронок запотевшим, усталым, когда вернулся один домой.

— Не, барин, — блеснул зубами конюх, оглаживая коня, — спокойно пришёл, тихо. Думаю, недолго шёл, есть ещё не хотел, пожевал немного, без охоты.

Глава 3

Утром следующего дня, после легкого завтрака, Викентий Павлович выехал верхом по той дороге, по которой ровно неделю назад уехал в неизвестность Василий Захарьев и по которой два часа спустя вернулся его конь. Конюх, предупрежденный Петрусенко накануне, подготовил ему Воронка, поддержал стремя и подсказал, что жеребец резвый, но узды слушается мгновенно, а вот шпор не переносит.