Уильям Айриш - Женщина-призрак Страница 2

В фойе они разделись.

— Надеюсь, вы простите меня, если я покину вас, чтобы привести себя в порядок? Вы садитесь на место, я вас найду.

Когда дверь открылась, чтобы пропустить ее в туалетную комнату, он увидел, как ее руки взметнулись к шляпке. Дверь закрылась раньше, чем он успел увидеть дальнейшее. Он подумал, что здесь мужество покинуло ее, и она не хочет ничем выделяться среди других женщин.

У входа в зал его остановил метрдотель.

— Вы один, сэр?

— Нет, у меня два места, — ответил он и назвал свое имя: — Скотт Гендерсон.

Тот нашел его имя в списке и кивнул!

— Проходите, мистер Гендерсон.

Здесь был лишь один незанятый столик. Он стоял у стены и был скрыт от других перегородкой, так что посетители не были видны друг другу.

Когда она, наконец, появилась, шляпки на ней не было, и он удивился, увидев, как много Значила для ее облика эта шляпка. В ней появилось что-то плоское. Легкость исчезла, и она казалась жалкой, она стала настоящей «женщиной в черном» — черная одежда, черные Волосы, очевидно, и прошлое ее было черным. Ни некрасивая, ни хорошенькая, ни высокая, ни маленькая, ни шикарная, ни безвкусно одетая, вообще ничего, просто бесцветная женщина. Так сказать, средняя статистическая женщина. Просто женщина, и все.

Ни одна голова, повернувшаяся в ее сторону, не повернулась во второй раз. Никто даже не запомнил, что смотрел на нее.

Официант помог ей найти место. Шляпку она держала в левой руке за спиной. Она села и положила шляпку на третье кресло.

— Вы часто приходите сюда? — спросила она. Он сделал вид, что не расслышал вопроса.

— Простите, если затронула ваше прошлое, — извинилась она.

Официант уже стоял у стола. Гендерсон сделал заказ, не советуясь с Ней. Она внимательно слушала и одобрительно кивнула, когда он закончил.

Начало разговора было трудным. У них не было ничего общего, и к тому же она зависела от его плохого настроения. Он с трудом вел беседу, чувствовалось, что мысли его витают где-то в другом месте, и он едва улавливал смысл ее слов.

— Вы не хотите снять перчатки? — спросил он. Перчатки, как и остальные детали ее туалета, за исключением шляпки, были черными, и ее руки выглядели неуклюжими, когда она пила коктейль или тыкала вилкой в пюре. Это предложение вырвалось у него в тот момент, когда она пыталась выдавить лимон.

Она немедленно стянула перчатку с правой руки, но, увидев его злой взгляд, сняла перчатку и с левой. Сам он успел предварительно снять обручальное кольцо, но по ее взгляду понял, что она знает о его существовании.

Она ловко поддерживала навязанный ей разговор и умело избегала всего, что могло бы говорить в ее пользу. Разговор был банальным: о погоде, о газетных новостях, о пище, которую они ели.

— Эта Мендоза, видимо, окончательно сошла с ума. Я видела ее год назад, и у нее не было никакого акцента. Теперь она стала называть себя южноамериканкой, и я не удивлюсь, если в следующем сезоне она заговорит по-испански.

Он сдержанно улыбнулся. Она была довольно образованна. Только образованный человек мог сделать ряд точных замечаний по ходу представления. Он по-прежнему витал где-то в облаках, изредка откликаясь на ее замечания, комментарии. Будь она посерьезнее, это пошло бы ей на пользу. Иногда она высказывала довольно умные мысли. Если бы не внешняя вульгарность, некоторая скованность в манерах и одежде, если бы не бросалось в глаза то, что она парвеню, она производила бы неплохое впечатление.

Ближе к концу он заметил, что она внимательно разглядывает его галстук.

— Что, не тот цвет? — он вопросительно посмотрел на нее.

— Нет, нет, все в порядке, — торопливо сказала она. — Только он не совсем гармонирует… Извините, я не хотела критиковать вас.

Он опустил голову, стараясь понять, в чем дело, и удивился, увидев, что из-за виднеющегося из кармана платка галстук дисгармонирует с рубашкой и костюмом. Будь платок чуть потемнее, все было бы в порядке. Заметить это мог лишь человек с тонким вкусом.

Он во второй раз с любопытством оглядел ее, а затем спрятал платок.

Они еще немного покурили, выпили коньяка перед тем, как уйти. В фойе— это был огромный стеклянный зал — ей снова пришлось надеть шляпку, и она стала прежней. Они поехали в театр. Огромный швейцар открыл им дверцу такси, с иронией посмотрел на ее шляпку и захлопнул дверцу. Гендерсон заметил его ироническую улыбку, хотел отругать его, но тут же забыл об этом. В вестибюле театра никого не было, очевидно, они немного опоздали, и они заторопились в зал.

Их места находились в первом ряду, и их проводили, посвечивая карманным фонариком. И почти тут же поднялся занавес. Сцена была залита оранжевым светом. Представление началось.

Она вела себя очень непосредственно, и по ее реакции было видно, что у нее прекрасно развито чувство юмора.

Кончилось первое действие. В зале зажгли свет. — Хотите покурить? — спросил он.

— Давайте посидим здесь. Мы опоздали и сидели меньше остальных. — Она поправила воротник. В зале шумно переговаривались и двигались зрители. — Выступили все, кто был объявлен?

Он достал из кармана программку и стал сверяться с ней.

— Да, все объявленные выступили в первом действии.

Прозвенел звонок. Оркестр занял свои места. Начиналась вторая половина представления. Ударник сидел близко к ним, и Гендерсон подумал, что этот человек выглядит так, будто лет десять не был на свежем воздухе. Играл он с отсутствующим видом, как будто его ничто здесь не интересовало, и Гендерсон с любопытством ожидал, когда тот собьется, но ударник не сбился ни разу.

— Обратите внимание на ударника, — шепнул он. — Уже обратила, — усмехнулась она.

Потом под экзотическую музыку появилась Эстелла Мендоза, звезда южноамериканской эстрады.

Резкий толчок чуть не сбросил его на пол. Он непонимающе оглянулся. Зал бушевал. Не понимая причину такого ажиотажа, он снова устремил взгляд на сцену.

— Теперь я понимаю, что это значит, — пробормотала девушка.

— Но почему такие страсти? — удивленно осведомился он.

— Считается, что мужчинам этого не понять. А у женщин в такой момент можно забрать драгоценности, сумку и даже вставные зубы. Во многом здесь шумят подставные лица. Они создают ей марку.

— Забавно, — пробормотал он и потерял интерес к происходящему.

Искусство Мендозы было крайне простым, каким всегда бывает настоящее искусство. Голос у нее был отличный. Она пела по-испански, но для того, чтобы почувствовать лиричность ее пения, не обязательно было понимать слова. Правда, они звучали примерно так;

Чича, чича, бум, бум, Чича, чича, бум, бум.

Но люди от ее голоса теряли голову.

Потом ей подпевали две статистки, позже на сцене появился кордебалет, затем она пела в сопровождении хора. Она закатывала глаза, крутила бедрами, а женщины вокруг нее повторяли все ее движения.

Компаньонка Гендерсона тоже подпала под ее влияние. Она вскрикивала, вскакивала с места, пыталась куда-то бежать, смеялась, хлопала, приходила в себя и извинялась перед ним, но потом возбуждение вновь охватывало ее.

Наконец занавес опустился.

— Я не думал, что вы столь сентиментальны, — улыбнулся он.

— Сентиментальность — не то слово, — поправила она. — Это что-то импульсивное, и я ничего не могу с собой поделать.

Импульсивное? Поэтому-то она и присоединилась к нему сегодня вечером, хотя ни разу в жизни не видела его. Он пожал плечами.

Когда они пробирались сквозь толпу к стоянке такси, случилось небольшое происшествие. Они были уже возле самого такси, но сесть не успели, так как в этот момент появился слепой нищий с кружкой и толкнул ее. Горящая сигарета выпала у нее изо рта и упала в кружку нищего, Гендерсон это увидел, она — нет. Прежде, чем он успел вмешаться, нищий сунул пальцы в кружку и с криком боли выдернул их обратно.

Гендерсон быстро вытащил тлеющую сигарету и сунул в руку нищего долларовую бумажку.

— Прости, старина, это вышло нечаянно, — пробормотал он. Нищий испуганно отпрянул, но толпа не дала ему далеко отойти. Гендерсон сунул ему еще одну долларовую бумажку и, решив, что дело улажено, поспешил вслед за ней сесть в такси.

— Который час? — спросила она,

— Без четверти двенадцать.

— Давайте поедем к «Ансельмо», где мы встретились, — предложила она. — Посидим немного и разойдёмся. Вы пойдете своей дорогой, а я— своей. Я люблю очертить круг.

Ему не очень этого хотелось, но, как галантный кавалер, он принял предложение.

Теперь в баре было больше народу. Однако он нашел место для нее и пристроился рядом.

— Ну, вот и все, — сказала она, поднимая бокал. — Встретились и прощаемся. Очень хорошо, что мне встретились именно вы.

— Я рад, что вы так говорите.

Они выпили. Он — залпом, она — мелкими глотками.