Анна Данилова - Бронзовое облако Страница 2

Герман подумал, что ведь где-то здесь, в этом мрачном доме, скрывается и убийца. Он почему-то был уверен, что убийца один и что это мужчина. Во всем темном. Он молчалив, уверен в себе и точно знает, что ему нужно: выстрелить и убедиться в том, что жертва мертва. Причину этих убийств знает только он. Возможно, его наняли, но, скорее всего, он все же не нанятый профессионал – он и есть тот, кто задумал это страшное действо…

Под лестницей он действительно увидел сложенные аккуратно дрова. Прямо на мраморных плитках. И корзина – тут же, рядом. Он наложил ее доверху и поднялся наверх, вошел в комнату, надеясь, что она изменилась, что исчезли хотя бы эти трупы: девушки и мужчины в смокинге. Но ничего подобного не произошло, бальная зала встретила его тем же изысканным шопеновским ноктюрном, запахами снеди и сладковатым ароматом тлевших поленьев. Пора было бы проснуться, но сон услужливо предлагал и дальше наслаждаться жутковатым ночным триллером, давая возможность своему главному герою подложить дров в камин и продолжить свое пребывание в этой странной усадьбе. Герман подбрасывал дрова, любуясь тем, как пламя не спеша охватывает их, обволакивает – розовато-оранжево, заставляет дерево уютно потрескивать, отдавая свой жар и наполняя пространство вокруг спасительным теплом. Он уже понял, что во сне зима, что за окнами свирепствует непогода, завывает метель, а потому не стал даже подходить к окну, чтобы убедиться в этом.

Когда огонь в камине заполыхал и блики его стали отражаться на гладком, навощенном паркете, Герман подумал о том, что трупы в такой жаре могут испортиться, начать разлагаться. Он думал об этом с такой убийственной простотой и спокойствием, что ему и самому становилось не по себе. Уже три трупа в одном сне, не многовато ли?

Он решил обойти стол с другой стороны, чтобы не видеть и не касаться ног мертвого парня в смокинге, налить себе еще чего-нибудь крепкого, чтобы уснуть во сне, а потом все же проснуться, как вдруг услышал где-то внизу звонок. Электрический звонок. Вот оно, спасение! Это звонят в дверь его квартиры, значит, сейчас последует пробуждение. Он замер, глубоко вдохнул в себя крепкий запах недавнего праздника (если только можно назвать праздником кровавую бойню на балу) и закрыл глаза, надеясь открыть их уже в нормальной квартире, в своей постели… Но внизу продолжали настойчиво звонить, а он не просыпался. Стало быть, этот звонок не имеет никакого отношения к реальности и кто-то хочет войти именно в усадьбу, в его сон, а не в жизнь… Что ж, пусть, посмотрим, что будет дальше.

Он сделал несколько движений руками, словно приводя в нормальное состояние затекшие мышцы, даже присел пару раз, после чего упругой легкой походкой направился к двери, легко, почти не касаясь ступеней, спустился вниз, стараясь не смотреть на разложенное на ступенях хрупкое женское застывшее тело, пересек просторный холл, чуть не поскользнувшись на гладких серо-розовых мраморных плитках, и остановился перед массивной деревянной дверью, за которой неистовствовал звонивший. Резкий звук терзал слух. Герман, хоть и знал, что это во сне, все равно по привычке, следуя инстинкту самосохранения, спросил глуповато:

– Кто там?

– Откройте! Пожалуйста!

– Кто это? Почему я должен вам открывать?

Герман понимал, что в настоящей жизни он мог быть и повежливее, но не сейчас, когда его стало нервировать теперешнее зависимое положение, когда ему уже надоела эта неопределенность и эти кровавые декорации, среди которых нет ничего из того, чем бы ему можно было бы насладиться, как в жизни: ни приличной, не отдающей кровью выпивки, ни закуски, ни хорошего общества… Даже женщины все мертвые и холодные. Этот сон подошел бы скорее для некрофила, чем для полного жизненных сил молодого мужчины.

– Я сбился с дороги, едва добрался до вашего дома, шел на свет и счастлив, что слышу вас, что в доме кто-то есть… Я замерз, если хотите… Не бойтесь, я не вор, не бандит, меня зовут Дмитрий, фамилия Адамов, я адвокат…

– Да мне плевать на то, что вы адвокат… Хочу, чтобы и вы исчезли, и все остальное… – проворчал Герман, отпирая мощный засов. Порывом ветра дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и из синего морозного снежного прямоугольника дверного проема родился белый человек. Он весь с головы до ног был словно вылеплен из снега, даже в огромную шапку-ушанку его набился снег, даже ресницы густо заросли непомерно крупными снежинками.

Человек ввалился, судорожными движениями прикрывая за собой дверь, словно боясь, что она не поддастся его силе, он спиной прижал ее, и Герман помог ему задвинуть на место массивный металлический засов.

– Вы видели, что там творится? – тоном заговорщика спросил он, кивнув в сторону рвущейся в дверь метели. – Я никогда еще не видел такого… Все дороги заметены, я едва дополз до вашего дома по сугробам, проваливаясь буквально по уши… Черт, я вас совсем не вижу…

– У вас, по всей видимости, очки залеплены снегом…

– Слышу, голос знакомый… – Гость сорвал с носа примерзшие к коже, заледеневшие очки и уставился на Германа. – Здоро€во, – как-то неуверенно проговорил он.

– Привет, – еще более неуверенно ответил ему Герман. – Так как вас, говорите, зовут?

– Дмитрий… – не сразу ответил гость. – А вас?

– Герман. Какого рожна вы делаете в моем сне?

Белый человек какое-то время обдумывал его слова, после чего пожал плечами.

– Так мне можно пройти? – произнес он жалобным голосом.

– Валяй… Только ненадолго. Говоришь, замерз? Я не зверь какой, поднимайся наверх, там тепло… Когда увидишь трупы, не бойся, они же ненастоящие. Так, разложили их повсюду, чтобы людей пугать…

Гость, сначала внимательно слушавший Германа, вдруг словно очнулся, как бывает с человеком, до которого только что дошло, что его разыгрывают, он кивнул головой, как-то странно улыбнулся и принялся стряхивать с себя снег, потом быстро расстегнул пальто или шубу (Герман так и не понял, потому что все было в снегу) и еще раз стряхнул с плеча, с силой, так что во все стороны полетели комья снега и сосульки, с сухим стуком посыпавшиеся на плитки пола. Потом как-то по-свойски сунул тяжелую доху в руки недовольного всей этой сценой Германа и принялся развязывать под подбородком шапку-ушанку. Развязал, стянул, и Герман увидел перед собой разрумянившегося симпатичного мужчину. Круглое веселое лицо, густые каштановые волосы, карие блестящие глаза и полные розовые губы.

– А вы ничего… как вас там?

– Дмитрий. Думаю, обойдемся без официоза, без отчества… – Дмитрий вертел в руках непонятно каким образом оказавшиеся у него очки, после чего с виноватым видом принялся протирать стекла вязаным меланжевым джемпером. – Представляете, моя машина сломалась… Примерно в трех километрах отсюда. Это чудо, повторюсь, что я увидел освещенные окна… Кругом лес…

– Вы куда, собственно, ехали-то? – смягчившись, Герман снизошел до вопроса.

– Здесь где-то неподалеку есть дачный поселок, вот собирался там отметить Новый год с друзьями… Не доехал. Но, думаю, не один я попал в такое положение… Надо было заказать столик в ресторане, да и все… Знаете, сейчас никто не хочет связываться на Новый год с гостями, закусками, для женщин это мучительно, я их понимаю… А у вас тут… тоже гости? Я смотрю, дом огромный, прямо-таки усадьба, и в каком прекрасном состоянии… Правда, я вижу пока только холл и эту чудную лестницу… Поздравляю, у вас отличный вкус… Так отреставрировать, превратить прямо-таки в музей…

– Вы слишком много болтаете! – рявкнул Герман, с пренебрежительно-демократического «ты» неожиданно перешедший на «вы», но все равно становиться вежливым с этим заплутавшимся не собиравшийся.

– Зачем вы так… – обиделся гость. – Вы же понимаете, что теперь я полностью в вашей власти, что я завишу от вас, от вашего гостеприимства…

– Вы что, и сами не понимаете, что происходит? – раздраженно спросил его Герман, страстно желая проснуться. – Мне надоела и эта усадьба, и все эти странности… К черту!

И тут он услышал какой-то сдавленный вскрик.

– Ну, чего! Чего вы орете?

– Там… За вашей спиной… Я только сейчас разглядел под пальмой… женщина… на ступенях… в зеленом платье… Она что, выпила лишнего? Я вижу, и вы едва стоите на ногах…

– Она не пьяная, она мертвая, и уясните это себе, наконец. И наверху, в зале, еще два трупа, понятно?

– Да что здесь произошло?

– Какая вам разница?! Пойдемте наверх, там хотя бы тепло… И когда я вам что-то говорю, пожалуйста, не пропускайте это мимо ушей: говорил же вам, что в доме трупы. Но это же сон, а потому зачем так расстраиваться? Выпьем, и станет легче встречать рассвет…

– Вы сумасшедший?

– Нет. Просто я очень хочу проснуться…

2

Отрывок из книги О.З.

«Холодные цветы одиночества»

«Вот уже сто лет прошло, как тебя нет. Знаю, понимаю, что тебя не вернуть, но мне же никто не сможет запретить думать о тебе, разговаривать с тобой, рассказывать тебе обо всем, что со мной происходит. Да, все вокруг похоронили тебя, и как же иначе, если прошло так много времени. Но кто-то верит, что ты можешь найтись, что, предположим, с тобой случилось несчастье, тебя избили и ты потерял память, таких историй вокруг случается довольно часто, достаточно посмотреть передачу „Жди меня“. Я же не верю, что ты можешь потерять память, ты слишком умен, слишком везуч, чтобы вляпаться в какую-нибудь историю. Твое длительное отсутствие связано, скорее всего, с твоей смертью. Ты можешь спросить, как это я могу так спокойно произносить это слово? Но только смерть могла бы разлучить нас с тобой. Если бы только сердце твое билось, а мозг работал, ты непременно сообщил бы о себе, позвонил, отправил через медсестру или товарища записку для меня, твоей жены. Понимаю, ты не военный человек, ты не мог участвовать в военных действиях, а потому и сама не знаю, о какой медсестре говорю, но все же с тобой что-то случилось, раз ты пропал. Я много думала о том, могут ли у тебя быть враги и кому понадобилось бы убивать тебя, пока вдруг не поняла, что слишком мало знаю о тебе, о твоем прошлом. Быть может, прежде чем ты встал на ноги и построил себе дворец из слоновой кости, у тебя и были враги, завистники, как и у каждого состоявшегося человека. Но то зло, что они причинили тебе, все равно обернется против них, так уж все устроено в этой жизни.