Елена Арсеньева - Повелитель разбитых сердец Страница 2

Чужая мучительная смерть приносит счастье? Чудовищное представление! Зрители его – чудовища! Мой брат уже давно стал таким же. Чего только стоят эти его безумные проекты национального воспитания детей: всех детей начиная с пяти лет отнимать у родителей и помещать в какие-то интернаты, созданные за счет налога на богатых и знатных! За отказ поместить ребенка в интернат родители лишались бы гражданских прав и подвергались штрафам. Дети должны были работать на полях и в ремесленных мастерских, обслуживать себя, ухаживать за стариками. Какая глупость! Зачем мучить несчастных детей и лишать их родительской ласки? Когда я осмелилась сказать брату, что сам-то он ни за что не отдал бы в такой интернат свою дочь, он страшно рассердился и увез свою семью из Сен-Фаржо. Боже мой, я так давно не видела ни милую Аделаиду, ни маленькую, очаровательную Луизу-Сюзанну! Я так соскучилась по ним…

Почему, ну почему я надеялась, что настанет время – и мой брат одумается, спохватится, устыдится себя и того, что он делает?

Теперь это время уже никогда не настанет.

Наш злосчастный король еще только выслушал смертный приговор. Но он жив еще, хотя и недалек тот день, когда он сложит свою невинную голову на гильотине. А приговор над моим братом уже приведен в исполнение!

Я почти не знаю подробностей. Надеюсь, что скоро мы получим более пространные вести о случившемся. Наверное, их привезут те, кто доставит из Парижа тело Луи-Мишеля. Курьер – он человек верный, но недалекий – мог только очень бегло рассказать о том, что творилось нынче в Париже: сначала в зале Манежа [8] на Вандомской площади, где проходил суд, а потом и в том ресторанчике Феврье в галерее Валуа в Пале-Рояле. Он говорил, что одиннадцатого декабря под проливным дождем из ворот Тампля [9] выехала карета мэра Шамбона, в которой сидел король, одетый, как буржуа, в орехового цвета сюртук и редингот. В карете с его величеством (эти низкие негодяи называли его «гражданин Луи Капет», но мне никто не запретит называть Людовика XVI по-прежнему его величеством!) были сам мэр и прокурор Шоммет. Их сопровождал комендант Сантер с пушками, кавалерией и двойным рядом пехоты. Все взводы с оружием были наготове, усиленные патрули рыскали по соседним улицам.

Сантер ввел Людовика в зал под руку. Из почтительности? Или он боялся, что король – король Франции! – вдруг кинется в бегство, словно какой-нибудь воришка-гамен? [10] Почтительность, граничащая с оскорблением!

Это был тот самый зал, где ровно год назад наш король принял Конституцию. Тогда все танцевали и рукоплескали. Теперь королю сухо говорят: «Людовик, вы можете сесть». И ему приходится уговаривать Конвент, чтобы королю Франции позволили взять адвоката, хотя это право закреплено в той самой Конституции, которую он принял под давлением этих негодяев, этих мерзавцев… к которым принадлежал и мой брат.

Умолкаю! De mortuis aut bene aut nihil [11]. Несчастный король! Несчастный Луи-Мишель!

Важный Тарже, стяжавший скандальную славу, защищая кардинала Рогана по знаменитому делу об ожерелье, отказался быть адвокатом короля: он-де старик, ему пятьдесят четыре года! А вот шестидесятичетырехлетний мэтр Троше не отказался. И семидесятилетний Мальзерб вызвался сам, сказав при этом: «Я дважды призывался в совет моего монарха, когда весь мир домогался этой чести, и я обязан ему этой услугой теперь, когда многие считают ее опасной». Для защитительной речи они выбрали более молодого адвоката де Сеза и принялись за изучение пятидесяти семи обвинительных пунктов и ста двух документов.

Настало 26 декабря, среда. Де Сез говорил почти три часа. Его речь, мужественная и обдуманная, могла бы произвести впечатление, когда бы не было все решено заранее. В кулуарах так и гудело: если англичане судили и казнили своего тирана, сделавшись первым из свободных народов – презираемые англичане! – то разве Франция, по милости судьбы, не может теперь соперничать с Англией в этом отношении? Может и должна!

Де Сез понимал, что обречены на поражение и он с его попытками защиты, и король. Единственное, о чем адвокат просил, это чтобы не сам Конвент выносил приговор, а чтобы спросили волю народа. Народа, именем которого революционеры учинили в стране кровавый дебош! Увы, в этом адвокату и его подзащитному было отказано. «Вот он, народ!» – прозвучало с высоких трибун обвинения, а затем последовал патетический жест в сторону переполненных рядов для публики.

Кто же занимал те ряды? Разношерстная толпа! По словам нашего информатора, в основном это были простолюдины, отбросы общества, обитатели рынков, мясники в фартуках и с ножами за поясом, черные от копоти угольщики, пьяные санкюлоты в красных колпаках. В первом ряду были оставлены места для герцога Орлеанского и его любовниц. Они приехали в фиакрах, разукрашенные трехцветными лентами и синими и красными перьями. Кузен короля приехал полюбоваться тем, как его родственнику будут выносить смертный приговор.

Но большую часть мест в зале занимали подруги этой ужасной женщины, Теруань де Мерикур, потому что она опасалась, что мужчины побоятся голосовать за смерть Людовика. Как я слышала, эта особа вообще невысокого мнения о мужчинах и признает их годными только для своих развратных занятий, но отнюдь не для серьезных, тем паче государственных дел. Ну что ж, жизнь показала, что эта девка хорошо знает людей…

Писать больше не могу – меня зовут к отцу.

Ночь с 5 на 6 июля 200… года, Нижний Новгород.

Валентина Макарова

Ворона возникла в моей жизни в полтретьего некой стылой и сырой июньской ночи. Впрочем, в том июне почти все ночи, как по заказу, были стылыми и сырыми. Разнились они только тем, что я либо просыпалась от крепкого сна у себя дома, либо от сна чисто символического на дежурстве, либо от зыбкой дремы в чужой квартире и в чужой постели. Обычно в случае номер три я осторожненько, стараясь не разбудить спящего рядом мужчину, с этой постели сползала и поспешно, чтобы он, не дай бог, не успел открыть глаза и увидеть мою помятую физиономию, всклокоченные волосы и прижатое к груди скомканное бельишко, выкатывалась из спальни. Для бегства имелся весьма уважительный предлог: в восемь начинается пятиминутка в роддоме, где я работаю, но, поскольку находится роддом в Дзержинске, а постель, с которой я сползаю украдкой, – в Нижнем Новгороде, то на дорогу мне нужно минимум два часа, а лучше – два с половиной. И я старалась проснуться не позднее пяти, чтобы еще успеть и кофе выпить, и под душем постоять. Однако тем утром мне пришлось обойтись без душа. И именно в то утро я вляпалась в жуткую историю.

Началось все с того, что едва мы с моим другом сердца отдышались после очень неплохого секса, послышался какой-то странный звук, словно кто-то поскребся в дверь. Я вздрогнула от неожиданности, но мой любезный уложил мою вздернувшуюся – всклокоченную, как уже было сказано, – голову снова на свое плечо.

– Спи, умоляю, – пробормотал он расслабленно. – Я уже больше ни на что органически не способен! Хватит на сегодня! Может, утром продолжим?

– Мне что-то почуди… – начала оправдываться я, но осеклась, потому что сердешный друг и сам вздрогнул и приподнялся. Ага, я снова слышу скрежет, и это мне, значит, не чудится. Кажется, кто-то вставляет ключ в замочную скважину.

– Ё-ка-лэ-мэ-нэ… – выдохнул он, мой дорогой. – Господи! Моя жена! Но почему среди ночи?! Она же говорила, что утренним поездом приедет!

– Как – жена? – спрашиваю глупо. – Ты ж разведен!

– Ну да… я сам так считаю и так всем говорю, – бормочет любимый. – На самом деле она уехала к родителям, в Москву. Нет, конечно, мы все время говорили о разводе, но сам процесс… Мы просто не успели, понимаешь? Это такая тягомотина! Я ненавижу выяснять отношения, ты же знаешь.

«Не успели, понимаешь?»! Мы с ним вместе уже три месяца. За такой срок многое можно успеть. Как минимум, сказать женщине, с которой спишь, что не разведен.

Тем временем скрежет ключа в замочной скважине становится все громче. Но дверь не открывается, эта самая невесть откуда взявшаяся жена не врывается в дом, и я знаю, почему: дверь заперта изнутри, ключ остался в замке. Ей не открыть дверь и не ворваться в квартиру.

Спасибо и на том. Иначе что было бы делать мне? В шкаф прятаться? Но шкафа здесь нет. Вернее, он есть, но находится в прихожей. Как раз и столкнешься с мадам нос к носу. Значит – или под кровать лезть, или на балконе спасаться. Очень весело!

Но тут ужас ситуации начинает до меня доходить. Ничего веселого нет! Что ляпнул мой перепуганный друг? А ляпнул он следующее: «Почему среди ночи?! Она же говорила, что утренним поездом приедет!» И получается – что? Получается, мой любовник знал, что наутро должна вернуться его жена? Но что в таком случае делаю здесь я?

– Ты почему мне не сказал, что она должна приехать?! – задаю естественный вопрос, и мой милый отводит в сторону свои блудливые глазки.